Георгий Лезгинцев - Рудознатцы

— В старину на приисках негодных людей в шахту бросали. А теперь времена культурней и наказание полегче. Прощай, друг Варфоломей, не поминай лихом! Не хотел шить золотом, так бей молотом. — И махнул рукой.

— Валяй, Алексеич, изгаляйся: ты начальник — я дурак, я начальник — ты дурак, — угрожающе предупредил Варфоломей.

Старики подкатили тачку к самому борту и вместе с Варфоломеем бросили ее в затопленный разрез. Послышался всплеск воды, Виктор увидел, как мокрый Варфоломей, стоя по пояс в мутной воде, стряхивал с куртки грязь. Он отчаянно матерился.

— Подчепурись, варнак, но не ругайся: некультурно это! — крикнул Пихтачев.

Варфоломей, погрозив ему огромным кулаком, побрел к противоположному берегу, на четвереньках вскарабкался на борт разреза и, присев на мокрую, сыпучую гальку, продолжал яростно ругаться.

— Артист, право слово, артист: как ладно кроет матом! Густо, в три слоя… — покачивая головой, с завистью проговорил рыжий.

Исчерпав, казалось, неиссякаемый запас отборных бранных слов, Варфоломей еще раз погрозил кулаком-кувалдой и, прихрамывая, скрылся в кустарнике.

— Вот так будет теперь с каждым, кто станет нам новую систему портить. Понятно? — грозно спросил Пихтачев.

Ответом ему было молчание.

— А теперь, братцы, за кого начальство просить будем заместо Варфоломея-захребетника? — обратился к сходке Пихтачев.

— Может, за Миколку? Мужик подходящий, непьющий, — поспешно предложил рыжий.

— Ково? Миколку? Ему в обед сто лет, а в ужин сто дюжин. Потому и непьющий. Сродственник он тебе, и вся в том его заслуга, — отрезал седой бородач.

— Может, Степку-мастерового? Парень на все руки! — выкрикнул кто-то позади Пихтачева.

— Пустобрех он, поллитры только сшибает. Штепсель мне исправил — погнал в казенку за пузырьком… — возражал теперь рыжий.

— А может, обойдемся сами? Окореняли теперь, бригада у нас добрая, поплотней работнем, — глядишь, и привару на каждый нос добавится. Так я говорю, мужики? — предложил седой бородач.

Все одобрительно загалдели, и Пихтачев поднял руку:

— Значит, на нашей сходке решаем: лишний рот не кормить!.. А теперь, други мои, вкалывать без оглядки!

Пихтачев и Виктор пошли вдоль разреза к плавучей золотой фабрике-драге. Она мерно покачивалась на поверхности запруды. Виктор осмотрелся: пирамидальные отвалы камней вдоль таежной реки указывали путь, уже пройденный драгой.

На лодке они подъехали к ней, и Пихтачев повел Виктора по драге.

Они посмотрели, как черпаковая цепь забирала в забое золотоносный песок, с грохотом загружала его в большую вертящуюся дырчатую бочку, откуда песок поступал на золотоулавливающие шлюзы, а пустая порода — галька по наклонному транспортеру — стакеру, прыгая, со стуком скатывалась в отвалы, которые Виктор видел в долине реки.

На ближайшем к драге пирамидальном отвале две девушки ковыряли лопатами гальку и складывали ее в деревянный ящик. В одной из них Виктор сразу узнал Светлану.

— Что там ковыряются девушки? — спросил Виктор, стараясь придумать повод, чтобы перетащить Светлану на драгу.

— Это практикантки. Одна из них дочка Степанова. Хорошая деваха. Да ты ее тоже знаешь! А я ее знал еще вот такой, — Пихтачев нагнулся и показал рукой. — Проверяют извлечение золота на нашей драге, не спускаем ли мы, часом, его в отвал! Теперь за повышение намыва золота боремся, рабочим платят за золото, а не за смытый кубаж, — объяснил Пихтачев.

— Небось девчонки вымокли на дожде, — предположил Виктор.

Пихтачев понял его и закричал вахтенному матросу:

— Возьми лодку и дуй за практикантками! Скажи — начальник кличет их на драгу, пусть шабашут!

Прислонившись к барьеру, они смотрели, как матрос отвязал веревку, прыгнул в лодку и быстро заработал веслами.

— Что это у вас за странный обычай — людей на тачке вывозить? — спросил Виктор.

— Со времени бергалов существует, — ответил Пихтачев и задымил трубкой.

— А кто это бергалы?

— Ох, вижу я, не знаешь ты совсем приисковой истории… Ну, тогда слушай, паря… Золото начали у нас в Сибири добывать ссыльные каторжане да бергалы. Каторжан приковывали цепями к тачкам — и вози, пока носом не ткнешься! А бергалы — те вроде по мобилизации на прииск попадали. Берг-коллегия царская, значит, горное ведомство, — их забирала. Таких бергалами и звали. Ну вот, в те времена частенько начальников-лихоимцев с тачкой в шахту скидывали… Судили, конечно, за это нашего брата приискателя, да все равно вывозили: жизнь, что вольная, что каторжная, одна другой стоила. Гроши зарабатывали, да и те, помню, управляющий запретил выдавать на руки, вместо денег талоны на лавку. А лавочник зверски обсчитывал нас, драл с рабочего человека три шкуры за всякую тухлятину, а деньги они делили между собой. Бунты бывали в тайге частенько, я сам бунтовал не раз…

Подъехала лодка, Светлана легко выпрыгнула на борт драги, подала руку подруге и, повернувшись, увидела Виктора. Растерянно кивнула ему головой, виновато посмотрела на свои вымазанные в глине кеды, зачем-то потерла грязным пальцем серое пятно на куртке, поправила на голове синюю с белыми горошинами косынку.

Счастливо улыбаясь, Виктор протянул ей руку, но она спрятала руки за спину.

— Испачкаю!

Чтобы скрыть смущение, с победоносным видом вынула из кармана куртки завязанный узлом шелковый платочек и, развязав узел, достала небольшой самородочек.

— Вот что я нашла. Ну, будете еще со мной спорить, что не теряете золото в отвалах? — спросила она Пихтачева.

— Ишь нашаманила, — то ли одобрительно, то ли осуждающе пробормотал он.

Пихтачев лишь мельком взглянул на самородок. Зато Виктор, впервые видевший самородное золото, долго вертел, взвешивал на ладони тяжелый желтый окатыш.

— Сколько весит? — спросил он.

— Граммов пятнадцать, не больше. Невелик, Света, твой самородок! — с напускным равнодушием говорил Павел Алексеевич.

— В кассе точно взвесят. А я и такому рада! Впрочем, нужно не радоваться, а печалиться: теряется крупное золото!.. За низкое извлечение вас рабочие не поблагодарят, — закончила она.

— Все поучают нас, дураков. Даже ты, Света, еще из института не вылупилась, а тоже учишь! — буркнул Пихтачев, демонстративно отворачиваясь от нее. Ему нечего было возразить.

Виктор переглянулся с девушкой и, чтобы разрядить обстановку, спросил Пихтачева:

— А вы, Павел Алексеевич, находили самородки и побольше этого?

Пихтачев задумался. Конечно, он находил всякие — побольше и поменьше, но ничего примечательного о них вспомнить не мог… И тут на память пришла история, которую слышал он не раз от своего друга Степана Кравченко, когда они вместе «старались» на Южном прииске. Приключилась эта история со Степаном, но могло такое случиться и с ним, Пихтачевым, поэтому возьмет он на свою душу не очень большой грех, если выдаст ее за свою собственную… Мало ли раньше баек о золоте ходило по приискам, может, и Степан рассказал не свою. А молодежи послушать интереснее, если рассказывает очевидец…