Лев Кожевников - Улыбка Афродиты. Смерть прокурора

«БУДЬ РЕШИТЕЛЕН»

«СПЕШИ»

«ПОВОРАЧИВАЙ»

Промелькнули столбы, и вот уже близится, нарастает поворотная мета, однако масса, слитая воедино, не в силах сдержать инерции — лошадиные морды сзади едва не ложатся на плечи впереди идущих возниц — вся эта масса пронеслась мимо меты и, словно вихрем разметанная, рассыпалась в пространстве за метой. Возницы запоздало осаживали коней и, яростно озираясь на соперников, налегали на вожжи, выворачивая на второй конец.

И только трем колесницам, волею жребия еще на старте удачно занявшим внутренний круг, удалось обогнуть вплотную возле самой меты и прежде всех начать бег в обратную сторону. И впереди всех, подобный вихрю, мчался великолепный Менесфей, любимец богов, чей жребий, как всегда, оказался счастливее прочих. Все видели, все зрители, как мощно посылал он своих коней вперед, стремясь увеличить, и как можно больше, разрыв между собой и основной массой разъяренных соперников. Ему удалось это. Он успел покрыть почти половину второго конца, когда из проворных самые проворные еще только разгоняли свои колесницы, набирая скорость.

Свист, вой, невообразимые, поднялись над гипподромом. Симпатии всех были явно на стороне великолепного Менесфея, ибо он, в отличие от богатых людей, владеющих колесницами, не доверил ее в чужие руки, а сам, положась на благосклонность богов и свое искусство в ристаньи, вышел на дромос.

Легка, стремительна рысь вороных коней Менесфея, сына Кимона. Как будто они не бегут, а летят над землей, незаметно в одно касание отталкиваясь копытами от каменистой почвы гипподрома. Все их движения рассчитаны на «вперед», и только вперед, и, если поставить на круп любого из рысаков Менесфея кратеру, до краев наполненную вином, ни одной капли не расплещут они от меты до меты.

Ветер тугой струей, словно рукой, упирался в широкую грудь гордого аристократа. Реяла, всхлопывая широким крылом, за спиною хламида… Менесфей на ходу обернулся и натяжкой вожжей придержал стремительный бег колесницы. Теперь, когда разрыв обеспечен, и до ближайших соперников расстояние почти в стадий, важно хранить эту дистанцию, и пусть они, его соперники, изматывают друг друга во взаимной борьбе.

Задние колесницы, рассеянные на повороте, теперь, кое-как развернувшись, группами и поодиночке устремились следом за Менесфеем. Но многих этот его рывок, славно вино, ударившее в голову, напрочь лишил разума. Яростными криками, ударами палок они нещадно погоняли своих коней и, распустив вожжи, посылали и посылали их вперед, пытаясь сократить разрыв. Однако все это приводило лишь к тому, что колесницы, только-только получившие было свободу для тактической борьбы, вновь начали сбиваться в неповоротливую, инертную массу. Наиболее опытные из возниц давно уже поняли это, но, сделав было попытку оторваться и рассеяться по полю, вновь были настигнуты теми, кто потерял голову и что было мочи погонял теперь своих коней, выжимая все, на что они способны, лишь бы достать Менесфея.

Масса становилась все плотнее, и лишь некоторые из возниц, пока не поздно, пытались придержать своих лошадей, вырваться из этой кучи, иначе все повторится, как в первый раз: колесницы опять промчатся мимо меты, потеряют в скорости, и великолепный Менесфей без труда увеличит разрыв еще на стадий. А это в руках такого возницы, как он. уже победа. Даже и сейчас не трудно представить этого аристократа, шагом пересекающего финиш под одобрительный хохот зрителей ввиду большого отрыва от соперников. О боги!

В общей лавиноподобной массе невольно притягивало взоры злое, хищное лицо Кревги. Перегибаясь всем туловищем, рискуя опрокинуться вместе с колесницей, он налево и направо подкалывал стрекалом чужих лошадей, плашмя бил возниц.

— Рассыпаться, шакалы! К-куда?! Рассыпаться всем! Заколю-у!!!

Но ни крики его, ни удары ни к чему не приводили, придержать своих лошадей тоже невозможно, иначе лавина колесниц сзади смешает его с землею. А между тем близился, близился поворот…

Прозвенела труба.

Это значило, что первый круг пройден. Менесфей на полном ходу осадил левого пристяжного, а правого, совершенно попустив вожжи, погонял криком и ударами хлыста. Его колесница, описав ступицей крутую дугу вокруг камня, скрылась на миг в туче поднятой пыли и, стремительно развернувшись, ушла на второй круг. Впереди у него было еще одиннадцать кругов, двадцать два поворота.

Ксенарх, быстро оглядевшись по сторонам, тотчас понял: кризис назрел. Проскочить как первый раз мимо меты — это значило потерять всякую надежду на победу. Все, у кого оставалась голова на плечах, думали сейчас об этом и только об этом. А из опыта Ксенарх давно уже знал, что такие вот ситуации разрешались единственно кровью, и сейчас, несмотря на бешеную скачку, он внимательно следил за соперниками, отыскивая источник опасности.

Краем глаза Ксенарх отметил, как из-за его спины слева начали быстро выдвигаться вперед морды четырех караковых жеребцов, и вот уже возница… Горячие, черные глаза, легкий пушок на румяных щеках, разинутый в крике рот. В том же бешеном темпе караковые жеребцы обошли Кревгу, вырвались на корпус вперед. Оставалось что-то около пяти-шести колесниц перед ними. Вот она, эта опасность!

Ксенарх перехватил испепеляющий взгляд Кревги, брошенный в сторону молодого возницы, и, разом догадавшись, сильно послал своих лошадей вперед, пристроился к Кревге с правого боку, сзади. И вовремя.

За сотню шагов до меты безбожник Кревга выровнял свою скорость со скоростью караковых жеребцов и начал выходить слегка вперед. И уже перед самой метой его колесница рывком подалась влево, наперерез, а левая пристяжная, запрокинув голову, мощно протаранила грудью, боком каракового жеребца. Сильный удар стрекалом, звериный рев Кревги довершили таран. Жеребец, вздыбившись, шарахнулся круто влево, и вся упряжка, разом одичалая, на полном ходу налетела на столб…

Вопль ужаса пронесся над гипподромом.

Ксенарх вслед за Кревгой успел проскочить и возле самой меты вывернуть коней на другой конец. Что там сзади, понять было трудно. В тучах поднятой пыли вздыбившиеся кони… Ржание, крики… Мелькнуло по ту сторону каменного барьера мимо хмурое лицо Главка. Это несколько удивило Ксенарха, но раздумывать не приходилось. Следом за ним, кажется, удалось проскочить еще одной колеснице. Так и есть… Одноногий.

То, что творилось возле меты, напоминало сущее столпотворение. Вздыбленные кони, перевернутые колесницы, обломки, простертое в пыли под копытами тело. А мимо с грохотом проносились одна за другой колесницы, мелькали вперемешку со спицами лошадиные ноги. Наконец затих вдали гул копыт, и теперь только по облаку пыли можно было определить стремительный бег удаляющейся лавины. Вслед за нею по гипподрому далеко и бесконечно долго катилось четырехспичное колесо, словно не желая отстать, и, вихляясь, упало, обессиленное. Две лошади вскачь несли поперек поля разбитую, перевернутую колесницу… А с насыпей к месту столкновения уже спешили на помощь служители и доброхоты из числа зрителей.