Лев Кожевников - Улыбка Афродиты. Смерть прокурора

— Ого! — вскричал он. — Клянусь Гермесом, ты весело провел эту ночь. Хотя должен заметить, тебе не следовало бы устраивать поджог из-за поношенной тряпки. Согласись?

И оглушительно захохотал, видя, в какое изумление повергли мальчика его слова.

— Ты переел, Мегакл, и тебе лезут в голову глупые мысли. Ты сам так говорил.

Наставник хмыкнул.

— Ты научился огрызаться. Но этого мало, когда оставляешь после себя столько следов. Взгляни — твои волосы не просохли. Значит, ты купался. После купания у людей принято надевать на себя одежду. На тебе одежды нет. Потерять её ты не мог. Снять перед дверью — тоже. Следовательно, тебя обокрали. Теперь покажи руки — они в саже. Но тебе показалось этого мало, ты размазал сажу по лицу, чтобы каждый, кто встретит, мог уличить тебя в поджоге.

— Какой еще поджог? Я просто упал! — возмутился Асамон.

Мегакл ткнул огромной ручищей в окно.

— Тсс! Слушай…

С берега, чуть слышные, доносились крики. Ощутимо пахло гарью.

— Ну, что ты теперь скажешь?

Асамон вынужден был признать поражение.

— Ты догадался потому, что давно знаешь меня, — нехотя выдавил он.

— Это так, — согласился наставник. — Но ты забыл, что мое, ремесло — война. Прежде, чем я встречусь с противником нос к носу, я должен знать о нем все. Даже то, идет он в бой натощак или с набитым чревом. Отвага, она хороша, когда за ней стоит знание и трезвый расчет. Ступай сюда, тебе надо умыться.

Он поднял стоящий в углу килик с отбитой ручкой, плеснул Асамону на руки.

Наставник лукавил, по обыкновению. Достаточно было одного взгляда на крупное, мясистое лицо, обезображенное шрамом, чтобы догадаться о ремесле этого человека.

Случилось это в далекой Памфилии, при реке Евримедонте. Персы соорудили из своих кораблей, вытащенных на сушу, настоящую крепостную стену. Попытки поджечь напитанное морской водой, облепленное ракушками и тиной дерево ни к чему не привели. И греки решили брать укрепление штурмом. После ожесточенного сражения, ближе к ночи, персы бежали, надеясь найти спасение в темноте. Молодые, резвые на ногу воины отправились в погоню. Те же из греков, кто был постарше, в числе их Мегакл, занялись помощью раненым и сбором военной добычи.

Этот перс был третьим по счету, которого он отыскал среди множества поверженных тел. Судя по богатой одежде — знатный военачальник. Ухватив за ногу, Мегакл вытащил его из груды мертвецов и принялся снимать чешуйчатый доспех.

И вдруг перс ожил.

В мгновение ока он выхватил кинжал и полоснул неосторожного воина по горлу. Вне сомнения, он надеялся отлежаться тут до темноты и под покровом ночи улизнуть с поля брани. Мегакл едва успел отпрянуть, лишь это спасло ему жизнь. Лезвие скользнуло наискось по лицу и развалило мясо до кости. Перс бросился бежать. Взревев от боли, Мегакл подхватил брошенный в стороне дрот и со всей силы метнул его вдогон. Смертоносный снаряд ударил беглеца в плечо на расстоянии около полусотни шагов — так быстро он бежал, прыгая через тела павших в бою соотечественников. В ярости, стеная от боли, Мегакл изрубил хитреца в куски, не пощадив богатого доспеха.

Но глаз окривел. Из полученных им ран эта оказалась последней, после чего он оставил военную службу навсегда.

Растирая Асамона собственной хленой из грубошерстной ткани, Мегакл с удовольствием рассуждал:

— Мой друг, ты выследил вора и наказал его. Это хорошо. Хотя, судя по воплям, которые слышу, пострадал не он один. Что поделаешь, мир устроен не лучшим образом. Но, поступая так, ты не подумал о последствиях. И это плохо. Прежде всего для тебя. Правда, в юные годы о последствиях никто никогда не думает. Что я имею в виду? Садись, ешь. И слушай…

Он подвинул корзину Асамону и продолжал:

— Давай посмотрим на твой поступок не с нашей точки зрения, а с точки зрения Совета гелланодиков, здесь, в Элиде. Да, у тебя украли твою вещь. Что ты должен сделать? Ты должен обратиться к городским властям и указать им вора. Но вместо этого под стенами города, которому покровительствует сам Зевс, ты развернул настоящие боевые действия. Это в то время, когда по всей Элладе объявлена «экехейра». Священное перемирие. Я думаю, приговор может быть один — исключить Асамона, сына Дамасия из Афин, из списка допущенных к состязаниям в Олимпии.

Асамон вскочил, опрокинув корзину на пол. Лицо его выразило неподдельное отчаяние.

— Это так, мой друг. И поверь, ты никому не докажешь, что с тобой поступили несправедливо.

Правота наставника была несомненной. После десяти тяжких месяцев, проведенных Асамоном в гимнасиях Элиды в каждодневных телесных упражнениях, после того, как он выдержал все испытания на право быть допущенным к играм, такой бесславный конец — это настоящая катастрофа.

Видя потерянное лицо мальчика, Мегакл поспешил его успокоить.

— Не огорчайся так, не все возможное становится действительным в конце концов. Но на будущее мой тебе совет — держи язык за зубами. И не вздумай похваляться. По крайней мере, до окончания игр.

Асамон кивнул и молча опустился перед корзиной на корточки. Он был расстроен. Но не только по причине возможных последствий, хотя последствия могли быть неприятными, а скорее из-за ущемленного самолюбия. Мегакл, как это бывало и прежде, знал о нем все — с первого взгляда. И даже больше, чем Асамон сам мог знать о себе. Мало того, он легко предвидел многие поступки своего питомца и иногда успевал даже предостеречь. Тогда как для Асамона его собственные выходки нередко становились полной неожиданностью.

Вот и сейчас он ощущал себя глупой антилопой, которая радуется, что убежала от преследователей, а на самом деле с каждым прыжком приближается к засаде. Через мгновение она будет биться в предсмертных судорогах на земле с пробитой стрелой шеей… Глупый возраст. Глупый и вздорный.

Асамон поставил корзину на место.

— Теперь иди сюда. Я должен кое о чем тебя спросить. — Наставник стоял у окна, и здоровый глаз его светился лукавством. — Взгляни в окно. На луну. Когда на луну смотрю я, старый вояка, да еще одним глазом, она напоминает мне щит, который надраили перед боем до блеска, чтобы слепить глаза противнику. Если на луну будет смотреть рыночный меняла, он скажет тебе, что луна похожа на большую серебряную драхму. Щеголь наверняка увидит в ней украшение, и тоже по-своему будет прав. Ну-ка, скажи теперь ты, что видишь, глядя на это ночное светило?

Асамон хотя и ожидал подвоха, но вспыхнул от неожиданности. И потупил голову. Нет, решительно ничего нельзя было сохранить в тайне от Мегакла.

Наставник хохотнул и с прямотой, присущей людям его профессии, осведомился:

— Уж не похожа ли она на смазливую рожицу той девчонки, которую ты высмотрел вчера в толпе? А?