Георгий Свиридов - Охотники за алмазами. Открытие века

За удачу пили стоя. Такова традиция. Каждый за свою — и за общую. Молча, чтобы не спугнуть птицу счастья. Многие не закусывали, нюхали хлеб, утирались рукавом, тыльной стороной ладони. У каждого свои отношения с удачей. Тут ничего не поделаешь. Начальству приходится терпеть. Геологи — народ самобытный, странный — сплав передовой науки и старозаветных суеверий.

Еще раз выпили стоя, но не чокаясь, за тех, кто не вернулся с «поля», за Николая Бобкова.

А потом — пошло. Тост за тостом. За геологов и геофизиков, за летчиков и оленеводов… На профсоюзном собрании или на ином каком, так в ораторах всегда ощущалась нехватка. А здесь — целая очередь желающих «сказать слово». Видимо, приятнее говорить под стук ножей и вилок. Общество распалось на группы, группы на столики. За каждым шумно говорили. Обсуждали и спорили. Надрывно и томно выводила слова песни иностранная певичка, и сладковатое трио играло медленный фокстрот. И все были довольны. Собой и соседом. Никаких особых различий, если не брать в расчет дальние маршруты и всякие истории, которые приключались иногда.

Празднество затянулось до рассвета. А когда над Вилюем еще стлался предрассветный туман, когда на востоке лишь появлялась легкая примета будущего дня, наступило время салюта. Тут никакие приказы и выговора не помогали. Традиция сохранялась, и салют устраивали из года в год. На высокий берег, неподалеку от штаба экспедиции, приходили с личным оружием и палили в небо. Из разных стволов. Из берданок и пистолетов, Добросовестно сжигали неизрасходованный боевой запас, отпущенный на полевой сезон. Прощались с прошлым и приветствовали маршруты будущего.

А на рассвете, когда бледный день лишь начинал прогонять тьму, в барак, в комнату к трем подругам ввалилась лихая ватага тех, кого принято именовать в экспедиции «основоположниками». Они тарабанили рукоятками пистолетов и, как всегда по традиции, предъявили ультиматум:

— Открывайте, или…

Что именно подразумевалось под «или», было ясным. По голосу узнали Анатолия Горбунова. Своеобразная личность, начинавшая обрастать легендами. За плечами — фронт и дальние маршруты. Человек горячий и неумный.

— Дайте одеться, чертяки окаянные! — выкрикнула требовательно Кинд.

Женщины торопливо натягивали платья, чертыхаясь нехорошими словами. Повернули ключ. Но никто не ввалился. Выступил Григорий Файнштейн, главный заводила:

— Володька, заноси!

Молодой геолог Владимир Щукин, невысокий, коренастый, о котором говорили, что он брал призовые места в соревнованиях боксеров, и его закадычный друг якут Емельянов втащили ящик с темными бутылками, головки которых обвернуты серебристой фольгой.

— От нас вам! — произнес Григорий Файнштейн. — Если разрешите, мы с вами.

— Входите, что уж…

За Григорием вошел улыбчивый Юра Кудрявый, симпатяга, начинающий чуть лысеть, именно его со временем назовут «фантомасом». За ним Юра Хабардин, он хватил лишку, но держался. Скромно вошел высокий и плечистый Иван Галкин, поправляя на ходу галстук. Григорий Бойко и вместе с ним гость высокого роста — Андрей Александрович Гаврилов, северный сосед, руководитель заполярной Михайловской экспедиции. Попугаева слышала о нем, но видела впервые. У Гаврилова были тонкие черты лица, живой взгляд и загорелые руки. Даже не верилось, что у этого человека за плечами легендарные дела. Зимою, в самый разгар полярной ночи, перетащили тракторами из Жиганска на Лене в верховье заполярной реки Оленек целых пароход. На полпути застряли в тайге. Не растерялись, железный корпус разрубили топорами и дотащили до места. Здесь состыковали обе половины, сварили, установили отсадочные машинки и летом совершили тысячекилометровый маршрут, закончив его перед самым ледоставом у моря Лаптевых.

— Стаканы долой, — командовал Горбунов.

— Только полевые кружки, — велел Григорий.

И это тоже был своеобразный шик — пить шампанское из полевых кружек, из тех самых, в которых заваривали чай, варили на крохотном костре затируху, а приходилось, и съедобную кору, листья или коренья.

— Прошлого уже нет, он ушел, сезон полевой… — сказал Григорий. — Давайте за будущий. Он должен нам улыбнуться, черт возьми!

— За нашу дружбу и удачу!.. — сказала Попугаева.

— И за наших начальников, — вставил кто-то.

Но его тут же оборвали:

— За начальников пусть пьют подхалимы и подчиненные. За казенный счет и на официальном банкете.

— Так за нашу дружбу и удачу! — повторил Григорий.

Будущее, которое казалось далеким и пока не совсем ясным, но справедливым и радужно обнадеживающим, это будущее уже приходило светом нового дня. До великих открытий оставалось меньше года. Но никто об этом не знал, хотя верил своим сердцем. Легенды и сказания напишут о них потом.

Первый крупный алмаз в Южной Африке нашли дети поселенцев местных фермеров. По одним источникам это мальчуган, по другим — девочка. Их имена нигде не фигурируют. Дети играли на берегу реки Оранжевой около своего поселка, который находился в 70 километрах от городка Хопетауна. Вокруг поселка — безрадостная картина выжженных солнцем унылых песчаных степей. Единственным развлечением у детей были игры с разноцветными камешками, которых имелось в достатке на покатом берегу. Они набивали карманы блестящими кристаллами горного хрусталя, розовым сердоликом, бронзовой яшмой, кремовым халцедоном, ярко-красными зернами граната, пестрого агата… Наигравшись вволю, дети копили свои «ценности», несли домой разноцветные камешки. Родители, конечно, журили и, как водится, обычно выбрасывали ребячьи «сокровища» в мусорные кучи…

Весной 1867 года жена одного голландского фермера, некая госпожа Джекобс, выбрасывая очередную порцию принесенных детьми «богатств», обратила внимание на один прозрачный камешек, который уж очень красиво блестел в лучах солнца. Она и не подозревала, что держит в руках драгоценную находку.

Английский ученый Г. Ф. Вильям в своей книге, излагая историю открытия южноафриканских алмазов в аллювиальных отложениях (в россыпях), так повествует о дальнейшей судьбе алмаза.

Сверкающий камешек госпожа Джекобс показала соседу, фермеру Ван-Никерку. Тот заинтересовался крупным прозрачным камнем.

— Где нашли?

— А за обрывом, в речном песке.

Ван-Никерк попросил продать ему камешек.

— Продать? — удивилась женщина и, не раздумывая, протянула находку соседу. — Возьмите его задаром, если он вам так понравился.

Ван-Никерк, положив кристалл в карман, направился к себе домой, смутно догадываясь, что прозрачный камень, возможно, имеет какую-то ценность. О нем он вспомнил знойным летним днем, когда к поселку подкатил запряженный волами воз торговца мелкими товарами и охотника за страусами Джона О’Рейли, разбитного ирландца, которого все знали в округе. Ван-Никерк показал прозрачный камень странствующему купцу. Тот взял его и обещал выяснить, что это за кристалл и можно ли за него что-нибудь получить наличными.