Георгий Свиридов - Охотники за алмазами. Открытие века

— Вот именно, почему и не поступить, — повторил профессор, словно бы не замечая мальчишеской бравады.

Ардашевич вынул записную книжку, написал в ней адрес института и номер своего служебного телефона, вырвал листок и подал Фарману:

— Как прибудешь в Баку, сразу заходи. Только не опаздывай, последний срок приема документов в нашем институте — первое августа.

В конце июля Фарман вместе с Гафуром прибыл в столицу республики. Его одного родители просто не пустили в такую важную поездку. Мать настояла, чтобы с Фарманом отправился старший брат, который уже второй год учился в консерватории и снимал комнату у дальних родственников.

В индустриальный институт Фарман поступил легко, без вступительных экзаменов, пройдя лишь собеседование. Сыграли свою роль серебряная медаль и характеристика с работы. Будущий студент уже имел производственную практику по избранной специальности.

А вот с футболом дело оказалось значительно сложнее. В центральном совете спортивного общества «Нефтяник» Фарман был буквально ошарашен, когда встретил там еще троих парней, прибывших из разных городов поступать в дублирующий состав команды мастеров, как и Фарман, по «личному приглашению тренера». Здесь же выяснилось, что они не единственные приглашенные. Уже живут в гостиницах и у родственников полтора десятка молодых футболистов, а кроме них еще примерно столько же, если не больше, жаждущих поступить в дублирующий молодежный состав, претендентов из местных бакинских клубов и различных команд. И все они оспаривают одно-единственное вакантное место…

Фарман мысленно сравнивал себя, тощего и жилистого, с атлетическими фигурами других соискателей футбольного счастья, и это сравнение было явно не в его пользу. Тем более, что на рубашках и костюмах у большинства из соискателей поблескивал значок первого спортивного разряда, а у Далманова имелся лишь второй…

До позднего вечера Фарман проторчал на столичном стадионе, горестно сознавая, что ему никогда не выйти на это зеленое поле в те минуты, когда трибуны переполнены зрителями. Он злился на себя, на свою доверчивость, на тренера, который даже не обмолвился, что право на зачисление в команду надо оспаривать в жесткой конкуренции…

К себе в комнату вернулся поздно и был рад, что не застал старшего брата. Гафур оставил на столе записку, в которой сообщал, что он ждал Фармана, чтобы вместе сходить в театр и посмотреть балет «Лебединое озеро», что у него две контрамарки, однако не дождался и вынужден отправиться в одиночестве. «Да, мне только балета еще не хватает», — подумал футболист.

Фарман быстро разделся и, выключив свет, улегся на раскладушку. Его душили обида и злость. На себя, на всех… Жизнь поворачивалась к нему оборотной стороной, явно не привлекательной и безжалостно суровой. По своей наивности и житейской неопытности Фарман даже не предполагал, что в мире всегда идет борьба за место под солнцем, даже если это солнце представляется в виде футбольного мяча. То было его первое столкновение с прозой действительности, и отнюдь не последнее. Борьба за существование, о которой он знал по книгам своего любимого писателя Джека Лондона, из школьных учебников, оказывается, думал он, подстерегает и его на первых же самостоятельных шагах. А он, выросший в дружной рабочей семье, в небольшом районном городке, был по натуре робким, впечатлительным и стеснительным, не умел еще постоять за себя, отстоять свое право и показать себя с лучшей, более выгодной стороны. Своеволие он проявлял лишь дома, да и то с младшими, и был резок с матерью.

До сегодняшнего дня все ему давалось легко и просто. Учился прилежно, хотя нельзя сказать, чтобы он проводил дни и ночи за учебниками. Просто у него от природы были цепкая память и ясный ум. И на футбольном поле не знал себе равных, хотя каждый мальчишка в их городке был заядлым футболистом. Но среди сверстников, да и не только сверстников, Далманов выделялся. Потому и приглашение в бакинскую команду он скорее принял как должное, как само собой разумеющееся, а не как билет на конкурсный экзамен, где соберутся равные ему и не менее достойные.

Утром принесли телеграмму. Родители поздравляли Фармана с поступлением в институт.

«Хорошо хоть туда приняли», — невесело подумал Фарман, отправляясь на стадион.

На стадионе, как явствовало из объявления, должны состояться отборочные состязания кандидатов в дублирующий состав.

Состязания, к удивлению Фармана, растянулись на три дня. Сначала всех их придирчиво и дотошно осматривали медики. Они измеряли пульс, давление, слушали сердце, потом заставляли делать пробежки, приседать, подпрыгивать, и опять — пульс, давление, сердце. Стоя, лежа… Допытывались о перенесенных в детстве болезнях, нудно и долго расспрашивали о травмах, просвечивали рентгеном, брали кровь на анализы… Записывали в карточки показания динамометра, реакцию на сообразительность, на быстроту и объем внимания…

А на следующий день кандидатов, допущенных врачами, пригласили на стадион. Начался отбор. Это были настоящие соревнования. С судьями. Они фиксировали на секундомерах скорость, измеряли прыжки в длину и в высоту, дальность броска футбольного мяча. Особенно много пришлось бегать. Короткие дистанции, длинные, с места, с ходу, с поворотами… Лишь затем пошли упражнения с мячом. Сложность нарастала с каждым новым заданием.

Фарман начал состязания без особого энтузиазма, даже несколько расслабленно. Он уже смирился с мыслью, что ему не одолеть такой мощный заслон конкурентов, не пробиться к заветному месту в команде мастеров, и, махнув на все рукой, чувствовал себя свободно и раскованно. Почему бы ему и не пробежать? Почему бы и не прыгнуть? Даже интересно попробовать свои силы, потягаться с теми, кто живет в столице и носит значок перворазрядника. А соревнования увлекают, и характер у Фармана настырный. Быть в числе последних не хотелось, тем более что после первых же стартов он понял, что вполне может «тягаться на равных». Дальше — больше, и, загоревшись, он рвался к победе. Далманов оказался первым в рывке с места, вошел в лидирующую тройку на короткой дистанции и в беге с поворотами. А когда начались зачетные упражнения с футбольным мячом, то здесь Фарман, как говорится, многим утер нос. Он великолепно пробил по воротам, снайперски попадая в заданный участок — в «девятку», под перекладину, в дальний нижний угол, и набрал больше всех зачетных очков. Бил с места, с ходу, с подачи, с поворота… Показал свое умение владеть мячом, принимая его на грудь, останавливая ногой, делая с мячом стремительные рывки, обводил расставленные фигуры, а потом и защитников, стремящихся отобрать мяч… А мяч, подчиняясь лишь воле Фармана, казалось, каким-то немыслимым образом держался у его ног. Тренер, любуясь со стороны действиями Далманова, пусть порой и не совсем грамотными с точки зрения высокой техники, однако вполне рациональными и своеобразными, удовлетворительно хмыкал — у этого неутомимого худощавого парня с шапкой черных волос, казалось, в бутсах спрятан магнит, который притягивает к себе и держит непослушный жесткий мяч…