Иван Свистунов - Сердца в строю

— Да, загвоздка. На Украини так кажуть: хоть круть верть, хоть верть круть.

— Какой же выход?

— Начальство позицию определило, — дипломатично заметил Подопригора.

— А если другое решение принять? На местности-то нам видней.

— Само собой, — нерешительно согласился Подопригора.

— Если так поступить: два отделения займут позицию, указанную командиром роты, а третье выдвинем на скат слева, чтобы оно огнем перекрывало лощину. Как ваше мнение?

Подопригора не был скор на решения. Снова и снова прикидывал в уме все сказанное офицером. Убедившись наконец в правильности замысла командира взвода, повеселел:

— Вполне! Так краще буде! — Но о чем-то вспомнил и заколебался: — Тильки…

— Сомневаетесь?

— А як капитан Щуров посмотрит?

Верховцев ждал этого — ведь помкомвзвода служака старый, порядки знает.

— Мы решение правильное принимаем?

— В самую точку, — не мог не признаться Подопригора.

— А это — главное! — и Верховцев улыбнулся молодо и задорно. Помкомвзвода устремил на него не то строгий, не то задумчивый взгляд.

— Что вы на меня так посмотрели, товарищ старшина?

Подопригора неожиданно смутился (Верховцев еще не знал за ним такой особенности):

— Дуже вы на своего батька похожи. Светлой души був человек. Солдат понимал…

Отец! Всякий раз, когда в памяти вставал образ отца, боль холодила сердце.

Никогда больше не увидит он умные родные глаза, улыбку. А как много хотелось бы сказать ему, спросить совета, просто пойти рядом…

— Рассказывали мне, что вы отца моего из Одера вынесли, — проговорил Верховцев.

Помкомвзвода нахмурился:

— Довелось. Пониже Штеттина було. Там наш полк реку форсировал.

Как ярки в памяти те дни! Время идет быстро. Свершаются большие и малые дела, новые люди вокруг. А только вспомни — и снова…

…Ночь на Одере. Сквозь тяжелые рваные тучи порой пробивается зеленоватый осколок луны. Рыбьей чешуей блестит холодная река. Мрачные сосны подступили к самому берегу. Тихо и пусто.

Но обманчива тишина. Пристальней вглядись в причудливые силуэты прибрежных кустов и увидишь под маскировочными сетками орудия, танки, самоходки, реактивные минометы.

По лесным путаным дорогам с потушенными фарами пробираются грузовики с боеприпасами и понтонами, санитарные автобусы, полевые кухни. Скрытой напряженной жизнью живет наш берег Одера: войска готовятся к форсированию.

Командир полка полковник Верховцев смотрит на часы, выходит на берег реки. Пора! И первая лодка бесшумно спускается на воду. В ней — автоматчики, связисты с катушками кабеля и аппаратом. Верховцев дает знак, и лодка осторожно отчаливает. Напряжены лица сидящих в ней солдат, скользит и быстро погружается в черную воду кабель. Связист, нагнувшись к аппарату, приглушенным голосом передает:

— Достигли середины реки. Все в порядке!

Нет, не все в порядке! Внезапно вырвавшись из темноты, окутывающей вражеский берег, стремительная ракета врезалась в ночное небо и повисла над рекой. Еще несколько «фонарей» появляется в воздухе и мертвым светом освещает все окрест. Сразу становятся отчетливо видны и плывущие по реке лодки, и саперы, спускающие на воду понтоны, и скопление пехоты на нашем берегу. Заговорили вражеские пулеметы, минометы, пушки. Переправу обнаружили.

Но первые лодки уже причаливают к противоположному берегу. Автоматчики выскакивают на влажный плес, взбираются по крутому, обрывистому склону, потом в траншеях врага растет и ширится русское «ура». Поддерживая наступательный порыв пехоты, в бой вступают наши артиллеристы, минометчики. Из глубины леса бьют тяжелые гаубицы, и невидимые снаряды шумят над головой форсирующих реку пехотинцев. Огненные полосы реактивных минометов расчерчивают небо.

По реке на лодках, плотах плывут пехотинцы. Вода бурлит в разрывах мин и снарядов.

В воздухе появляются вражеские бомбардировщики, заходят на бомбежку. Перевернулась и идет ко дну одна лодка, другая…

Начальник штаба полка подполковник Орлов докладывает Верховцеву:

— Противник перешел в контратаку. Переправившийся батальон с трудом удерживается на том берегу. Связь прервана.

Верховцев смотрит на реку, где солдаты пытаются прорваться сквозь сплошную стену огня, и быстро спускается к воде.

— Сбросят с берега, тогда трудней будет, — и отдает приказание: — Подполковник Орлов! Завершайте переправу. Помначштаба и сержант Подопригора — за мной.

И вот Верховцев с группой автоматчиков уже в лодке. Командует:

— Второй батальон! Вперед!

Солдаты бросаются к реке, садятся в лодки и, обгоняя командира полка, стремятся на тот берег.

Снижается вражеский бомбардировщик. Разрыв. Взметнулась вода. Лодка полковника Верховцева разбита. Раненый, с лицом, залитым кровью, он упорно плывет вперед. На помощь ему спешит Подопригора.

— Я сам! — захлебываясь кричит командир, но силы уже покидают его. Подопригора подхватывает полковника и плывет к нашему берегу.

— Не туда! Вперед! — приказывает полковник. Подопригора поворачивает, достигает противоположного берега, выносит полковника из воды. Верховцев с трудом поворачивает голову:

— Как там?

— Второй батальон в бой пошел, — докладывает подбежавший помначштаба.

— А третий?

— И третий на подходе.

Верховцев делает попытку приподняться.

— Полк принять Орлову… — И, собрав последние силы: — Сыну моему передайте, пусть и он… — Но не договорил, упал на песок. И только губы шепчут: — Пусть и он…

…Лицо Подопригоры строгое, задумчивое. Лейтенант взглянул на старшину:

— Не забыли тех дней?

— Такое не забудешь. На теле рана — вона зарубцуется, а в сердце — всегда кровь.

Верховцеву стало неудобно, что он предположил, будто бы Подопригора мог забыть те дни.

— Спасибо, Тарас Филиппович, за все, что вы для отца сделали.

— Дело солдатское. Жаль, що не довелось полковнику до такой радости дожить — сына офицером побачить. Да еще в своем полку!

— Любил он полк?

— Такой полк да не любить! На войне полк отличился, и в мирной жизни лицом в грязь не ударит. Тильки взвод вам слабоватый дали. Чому воно так?

— Начальству видней.

— Само собой. Як дивку на вечерницах выбирать не приходится.

— Да и вас в отстающий послали, — с улыбкой заметил Юрий.

— Так я ж человек привычный. Много солдатской соли съел. Третий срок служу.

— По характеру пришлась солдатская профессия?

— Вполне! В сорок пятом зовсим було демобилизовався. И документы мени штаб выправив. А як настав час прощаться — сердце заболило. Вспомнил и Днипро, и Вислу, и Одер, Знамя гвардейское, товарищей, и живых, и тих, що жизнь свою отдали за наше боевое дело. И подумав, куды я пойду, колы полк дороже ридной хаты став? Да и время не такое, шоб оружие на склад сдавать. Вороги знову воду мутять. Пишов я до командира и прошу: оставьте в строю. Уважили мою просьбу.