Николай Строковский - Тайгастрой [издание 1957 года]

— Что вы от меня хотите?

— Я уже сказал. Сегодня завод взлетит на воздух. Наши люди расставлены по основным узлам. Вы отправляетесь в контору и уничтожаете проектные материалы. На-те, — и Чаммер брезгливо швырнул на стол пачку денег.

Радузев поднялся.

— Идите. Только помните: каждый ваш шаг будет зафиксирован. Попытаетесь изменить — пуля в затылок. Вы уже запачканы, замараны, и отступления для вас нет.

Холодный воздух не помог Радузеву избавиться от животного страха, который охватил его, далеко не трусливого человека.

Ночь темная, небо черное, все было черным вокруг. От Тагайки дул холодный ветер. Неслись колючие снежинки.

Направо лежал завод, и Радузев пошел направо, оглядываясь по сторонам. В ночной тиши гулко раздавались его одинокие шаги.

Квартала за два до завода он метнулся в сторону и побежал посреди улицы назад, на Верхнюю колонию.

Что делать? Куда бежать? Кто поверит ему? Абаканов?.. Нет, у него с Абакановым слишком сложные отношения. И Радузев бежал в безотчетном страхе, не зная, что делать.

Но требовалось что-то предпринять, надо было схватить банду, оградить завод от диверсии; и он побежал к Гребенникову. Взбежав одним духом на второй этаж, забарабанил в дверь.

Заспанная домработница ответила, что Гребенникова дома нет.

— Где он?

— У Николая Ивановича.

Радузев побежал к Журбе. Он не думал о том, что за ним могут следить, что в любой момент пуля из-за угла или нож в спину могли свалить его. Бежал мокрый, горячий, задыхаясь.

Дверь ему открыл хозяин квартиры.

— Товарищ Журба... Ради бога... Где Гребенников?

Вид инженера показался Журбе до того необычайным, что он не стал ни о чем расспрашивать ночного гостя.

Едва Гребенников вышел в коридор, Радузев схватил его за руку.

— Где нам укрыться? Идемте... Чтоб никто не слышал...

— В чем дело? Что случилось? — изумился Гребенников, никогда не видавший Радузева таким возбужденным.

Он затащил Радузева на кухню.

В соседней комнате женский голос пел:

Заикаясь, Радузев рассказал о происшедшем.

— Это шантаж... Товарищ Гребенников, я ни в чем не виновен... Документы сфабрикованы мерзавцами. Я честный человек! Захватите изверга Чаммера. Он расстреливал людей... Надо схватить Августа Кара... И Грибова... Всю банду... Скорее... Боже, как страшно... Но я ни в чем не замешан. Верьте мне. Они хотели запугать меня, хотели запутать. Умоляю вас...

Гребенников подал ему кружку воды, а сам пошел к телефону.

— Центральная!

Телефон не работал: провода были перерезаны.

И вдруг на колонии, в соцгороде и на рабочей площадке погас свет.

— Товарищи, спокойствие! — прозвучал голос Гребенникова в темноте. — Готовится диверсия... Все мобилизованы.

Он приказал Абаканову бежать в проектную контору спасать вместе с Радузевым материалы второй очереди строительства. Волощук направлялся в ГПУ, Шахов — в военизированную охрану, Николай — на ЦЭС, остальные — по участкам.

— Свяжитесь с охраной, со стрелками, поднимите рабочих из ближайших бараков. Организуйте охрану. Банду надо изловить во что бы то ни стало. Где Радузев?

— Сергей Владимирович, где вы? — окликнул Гребенников инженера, но Радузева не оказалось ни в коридоре, ни на площадке лестницы.

Шарль Буше лихорадочно зажигал спичку за спичкой.

— Дайте свечу! Свечу!

— Свечей нет. Неужели не знаете? — отрезала Надя.

Митя Шахов возился у вешалки, но в темноте не мог найти своей шубы, он разгребал шубы своих товарищей, свалил одежду на пол.

Николай затянул на себе короткий кожушок, заложил за пазуху маузер и выбежал на улицу.

Такой темной ветреной ночи не было давно, снег засевал пространство, и уже в двух шагах ничего нельзя было рассмотреть. Над рабочей площадкой висел странный вой, в истерике надрывалась сирена. Николай насунул поглубже шапку и, пряча лицо от острого ветра, ринулся в темноту.

В это время раздался взрыв.

«Началось...»

До завода оставалось километра полтора, Николай решил сократить расстояние и побежал напрямик, через площадку, лежавшую между соцгородом и комбинатом, хотя знал, что на пустыре находились шурфы и разные выемки; здесь по первоначальному варианту строительства планировалась разбивка одного специального цеха, но потом отказались из-за близости к городу.

Падающий снег, казалось, с каждой минутой пустел. Он образовал такую пышную бахрому, что ее можно было чуть ли не раздвигать руками. Первое время Журба пытался отыскать в темноте знакомые ориентиры: по проезжей дороге коновозчики подвозили к городу, пока не выпал снег, песок и щебенку; горки того и другого оставались на пустыре; там лежал и штабель кирпича. Но сейчас ничего отыскать не мог. Кажется, он сразу уклонился слишком влево. Николай остановился: в паросиловом цехе надрывалась сирена.

Он побежал на звук сирены. Снежинки таяли на губах, с жадностью слизывал он пресные капли, утоляя мучительную жажду.

Время, положенное на то, чтобы быть на месте, истекло. Значит, завод и ЦЭС находились где-то здесь. Однако показались очертания строений, которых никогда он не видел на пустыре.

«Что за чертовщина?» Журбу охватила злоба, он круто свернул в сторону, и вдруг земля исчезла под ногами...

Инстинктивно распрямил руки. Мимо пальцев проскользнули какие-то прутья. Он ухватился за скользкую жердь и повис.

Шапка свалилась, волосы стали жесткими, как проволока; он висел на перекладине, ограждавшей глубокий шурф.

Слыша, как хрустит под тяжестью тела жердь, Николай стал осторожно скользить в сторону. Была напряженная минута...

Наконец, он нащупал ногой землю. Рывок — и был спасен. Он подобрал мокрую шапку.

И вдруг увидел пламя близ мартеновского цеха... «Проектная контора... Мерзавцы... Что творится...»

Он изо всех сил побежал на огонь, который освещал западную сторону площадки. В ту же минуту дорогу ему пересекли трое, убегая к реке.

— Стой! Стрелять буду! — крикнул Николай.

Никто не остановился. Уже можно было различить, что делалось вокруг. Николай побежал за высоким в кожушке человеком, юркнувшим ранее других в сторону, к штабелю кирпича. Тогда же вслед за розовым пламенем раздался сухой стук, и Журба ощутил удар по левому локтю.

«Стреляет, гадина!». Насколько мог, ускорил бег. Черное пятно притаилось за штабелем. Николай налетел. В него еще раз выстрелили в упор. Пуля задела бок. Журба навалился и со всего размаха ударил бандита рукоятью револьвера по голове. Тот упал. Николай вцепился и в азарте ударил еще раз, уже на снегу. Потом вытащил из судорожно сжатых пальцев револьвер.

Лежавшего человека нельзя было узнать.

Отдышавшись, Журба подумал, что самое трудное теперь — притащить оглушенного к ближайшему посту. Попробовал волочить по снегу, но скоро утомился. Тогда он снял с себя кавказский поясок, связал бандиту руки за спиной, поясным ремнем связал ноги, обыскал диверсанта: в одном из карманов нашел электрический фонарик. Журба направил пучок света в лицо и с изумлением узнал Грибова.