Николай Строковский - Тайгастрой [издание 1957 года]

Алаканский завод огнеупоров показался ей, по сравнению с Тайгастроем, просто сараем... «Сарай с высокой кирпичной трубой...» Она поначалу даже не поверила, что приехала туда, куда ей надо, что это и есть одна из важных баз строительства...

Найдя секретаря парторганизации Дородных, Анна Петровна переписала группу рабочих, для которых требовалось организовать школу, побеседовала на пятиминутке с людьми. Рабочие просили передать завкому Тайгастроя, чтобы сюда скорее прислали учителя.

— Мы создадим педагогу наилучшие условия, — сказал ей Дородных, средних лет рабочий, сибиряк, с пушистыми усами, за которыми он старательно ухаживал.

— Вы не смотрите, товарищ учительница, что у нас бедновато. Конечно, это не Тайгаград! — он улыбнулся. — Но в общем, неплохо. Люди у нас хорошие. Работают здорово! Нет ни одного, кто бы не выполнял нормы. А большинство систематически дает по сто сорок — сто шестьдесят процентов. И место у нас красивое. Река. Черневая тайга. Горы. Альпийский луг. Воздух...

В самом деле, место было замечательное, завод стоял на берегу Тагайки; за рекой поднимались горы, они шли складками, параллельно одна другой. Стремительная, горная река как бы омывала подножие их. И цветы... цветы. Белые... синие... И солнце плескалось в воде, рассыпая пригоршнями золотые и зеркальнобелые блики.

— Так и передайте, будет наш учитель жить вон в том домике, — Дородных показал на коттедж, стоявший в стороне. — И лошадь ему выделить можно. Не хуже вашей! Понадобится — в любую минуту поедет в Тайгаград или куда пожелает. Охота у нас завидная, зверя крупного сколько хочешь.

Он наклонился к Анне Петровне и, снизив голос, сказал:

— А вы не остались бы? Уж больно нам вы понравились... Мы вас устроим получше. И скучать не дадим. Есть у нас хороший гармонист. Драмкружок организовать можно. И хоровой кружок. И кино к нам раз в декаду приезжает. И директор у нас молодой. Инженер. Неженатый...

Приглашение так расстрогало Анну Петровну, что она даже не знала, как благодарить. Лицо ее раскраснелось, глаза заблестели.

— Спасибо вам!

— Чего там! Соглашайтесь...

— Мне нельзя. Не отпустят. И я не одна...

— Что ж, переведем и вашего муженька, раз такое дело. Обращусь в партком, к товарищу Журбе.

— Он мартеновец...

— Жаль... жаль! — искренне вырвалось у Дородных. — Вы нам подходите. Я уже сумел бы доказать товарищу Журбе, что без вас обойтись мы никак не можем.

Расстались сердечно, с тем теплом, которое рождается приязнью людей, и с этим чувством Анна Петровна ехала домой.

— Дмитрий, — сказала она после возвращения, — была я на алаканском заводе огнеупоров. — Какие там люди! Как встретили...

Она рассказывала тем восторженным голосом, который он впервые услышал только по приезде ее из Днепропетровска на площадку.

— Так что ты, Дмитрий, смотри... Я тоже нужна — и здесь, и там. Не думай! И на алаканском заводе в случае чего смогу работать. Жить буду в особнячке... Мне будут рады... Директор там — молодой инженер... Неженатый... Ты смотри... — шутила она.

Приближение срока выдачи ванадистого чугуна вызывало у профессора Бунчужного состояние, анализировать которое он не хотел.

Уже седьмой день сушилась печь гарячими газами, она плохо прогревалась, поэтому профессор решил продержать ее на сушке подольше. На рудную эстакаду прибыл первый поезд с титано-магнетитами. С шантесского рудника доставили железную руду для печи-гиганта. Наполнялись бункера. К экспериментальной домне поднесли на носилках высушенные дрова, отборный кокс. Все было готово, но профессор отложил задувку на вечер, а вечером объявил, что задувка откладывается на утро.

Федор Федорович следил за температурой печи, как следит врач за температурой тяжело больного человека. В тот первый день подготовки печи к задувке Бунчужный, Надя и мастер Городулин, прибывший из Сталино, не уходили из цеха до утра.

— Как печь? — спросил Гребенников.

— Охлаждена нормально.

Голос у Бунчужного звучал глухо, напряженно.

— Итак, начнем!.. Велите, Надежда Степановна, загружать...

Надя командует.

Сначала печь загружают дровами, затем древесным углем, стружкой, коксом. Делается это молча; каждый чувствует, что лишнее слово может вызвать раздражение. Загрузка велась через фурменные отверстия вручную, лопатами и вилами. Затем полили дрова и кокс мазутом.

Щеки Федора Федоровича покрыты щетинкой, точно инеем, под глазами синева.

— Подались немного, — говорит ему Гребенников.

— Ничего! Вот и Надежда Степановна, и мастер Городулин не спят вторые сутки. Я рад, что там у нас все в порядке, — профессор показывает в сторону печи-гиганта.

Они обходят печь.

«Хоть бы благополучно обошлось...» — думает Гребенников. — Не надо ли вам чего-нибудь, Федор Федорович?

Бунчужный садится возле сифона с сельтерской водой, пьет, хотя пить не хочется. Гребенников уходит.

Вскоре становится известно, что задувка откладывается на десять часов утра.

«Тянет старик...» — думает Надя. Ей жаль Федора Федоровича: он осунулся за последние дни, и она тревожится о его здоровье.

— А вы обратили внимание, — говорит Надя профессору, — что ни одна смена не торопится уйти домой? Каждый хочет, чтобы выдачу ванадистого чугуна связали с его именем.

Бунчужный оглядывается. Возле экспериментальной печи людно.

— Что такое? Кто это?

— Рабочие разных цехов. Интересуются. Расспрашивают...

Профессор пожимает плечами. Он идет в газовую, проверяет на контрольно-измерительных приборах температуру воздухонагревателей.

К горну приходит Журба, он только что вернулся из краевого центра.

— Как хорошо, что ты приехал! — обрадованно встречает Надя.

— Что у вас? Как печи?

— «Гигант» задули вчера, Волощук даст чугун раньше нас. У Шахова на мартене также дела идут успешно. Сталь получим тридцатого. А мы должны дать выплавку к Первому мая.

— Дадите?

Надя медлит с ответом.

— Сложно это, Коля... Очень сложно...

Ей хочется рассказать о беспокойстве профессора, но о сомнениях нехорошо говорить даже с Николаем.

— Как ты там, Коля? Удачно съездил?

День кончается. По рельсам бегут вагон-весы. Скип ловко опрокидывает кокс на конус домны.

— Пора!

Напряжением воли профессор сбрасывает с себя усталость.

— Позвоните Гребенникову и Журбе, сейчас приступим! — говорит он Жене Столяровой.

К пеки приходят Гребенников и Журба. Приходят один за другим Роликов, Борис Волощук, свободные инженеры, мастера, рабочие.

— Моя скоро выдаст чугун! — с удовлетвореним говорит Борис Наде. — Ты понимаешь, первый раз в жизни пускаю домну... Да не просто домну, а гигант! И гигант, который сам построил. И трохи, як кажуть, хвылююсь...