Александр Кузнецов - Крестики-нолики

— Интереснейшая выдумка! Браво, Отто!.. Позвольте взглянуть на вашу винтовку.

— Прошу, герр майор.

— Благодарю… Карл! Подержите мои очки.

— Слушаюсь, господин майор! — гаркнул Карл, подхватывая очки Вальтера.

— Замечательное изобретение — оптический прицел, — заявил Вальтер, приладившись к окуляру. — Все как на ладони. Совершенно отчетливо вижу рыжий цвет мальчишеской шапки… А вот у этой бабы, что плетется к проруби, можно спокойно прострелить ведро… Кстати, Отто, — Вальтер оторвался от окуляра, повернув голову к Шмидту, продолжая держать правую руку на курке. — Что знали вы до похода в Россию о коромысле? Или… про плоские чурбаки, которые бабы кладут в полные ведра, дабы вода не расплескивалась? А то, что прорубь заменяет этим людям водопровод?.. Карл, возьмите винтовку и отдайте мои очки… Мне думается, чем больше мы испытаем неожиданного, тем совершеннее станет наш дух… Вы со мной согласны?

Вальтер сделал еще один большой глоток из фляжки.

— Эти зимние жуки внизу напоминают мне нищих гномов из сказок Гауфа. Вы не находите?

— Восхищаюсь образностью вашего мышления, герр майор! — охотно отозвался обер-лейтенант.

— А может, все-таки полетаем? — предложил Вальтер.

— Ах, если б такое было возможно, — развел руками Отто.

В тот же миг Сергей ощутил нестерпимое желание оттолкнуться и улететь со звонницы, подальше от затянувшегося разговора. Но кто-то невидимый властно остановил его за плечи, заставил дослушать до конца.

— Да… Вы, кажется, говорили о меткости, — Вальтер небрежно смахнул перчаткой снег с перил звонницы. — Не буду врать, снайпером я никогда не был. Но в юности стрелял совсем недурно. И заметьте, без всяких оптических прицелов… Впрочем, и сейчас…

Вальтер снял очки и теперь использовал их в качестве своеобразной дирижерской палочки.

— Ну-ка, Карл… Подойдите сюда… Ближе! Еще ближе!.. Видите, к проруби спускается по тропинке…

Сергей едва удержался, чтобы не посмотреть вниз…

— Вижу, господин майор, — заверил Карл. — Старуха с ведрами в темном платке.

— Отлично, мой мальчик! — Вальтер поощрительно хлопнул солдата по плечу. — Сколько, по-вашему, отсюда метров до этой старухи? — спросил майор и снова взнуздал переносицу очками.

— Метров четыреста двадцать — четыреста тридцать, господин майор, — отрапортовал Карл.

— Вы согласны с мнением вашего солдата, Отто? — продолжал Вальтер.

— Пожалуй, я назвал бы те же цифры, герр майор.

— Так вот, дорогой Отто, я берусь без всякого оптического прицела просто из карабина Карла попасть в любое из ведер старухи. Карл, дайте мне ваш карабин… Прекрасно. Заказывайте, Шмидт!

— Но, герр майор, — попытался остановить Вальтера Отто. — Я вам верю на слово. К тому же, я надеюсь, вы не станете тревожить понапрасну наших часовых.

— Понапрасну не стану, — великодушно согласился Вальтер, приставляя карабин к ноге. — Вот если бы мы с вами поспорили, скажем, марок на пятьдесят… Не желаете, обер-лейтенант?

— Мне кажется, господин майор, что нам с вами не следует сейчас искушать судьбу. В канун Нового года палить с колокольни…

Не выпуская карабина, Вальтер выхватил бумажник, отсчитал пятьдесят марок, протянул Карлу.

— Вы будете наш третейский судья, Карл.

— Слушаюсь, господин майор! — рьяно подтвердил свою готовность солдат.

— Прошу прощения, господин майор, — Отто уже испугался не на шутку, — но вы напрасно обиделись. Еще раз подтверждаю, что я абсолютно не сомневаюсь в вашем даровании стрелка. И при случае буду счастлив…

— Никаких извинений я не принимаю! — перебил Вальтер обер-лейтенанта. — Заказывайте любое ведро!

— Но, господин майор… заклинаю вас не делать этого, — попытался Шмидт в последний раз спасти положение, но… неожиданно закашлялся.

Сергей не выдержал, взглянул вниз. Сразу увидел старуху, спускавшуюся к проруби.

Вальтер окончательно решился и закричал:

— Стреляю в левое ведро!

Прижав карабин к плечу и почти не целясь, Вальтер выстрелил.

Старуху, подходившую к проруби, как током прошило. Она дернулась, застыла на миг, затем стала оседать на левый бок.

Шмидт вцепился в перила.

— Бинокль! — заносчиво потребовал Вальтер.

Заполучив бинокль, он поспешно звякнул окулярами о собственные очки, и вдруг, судорожно вздрогнув, выкрикнул по-бабьи сорвавшимся на фальцет голосом:

— Мой бог!.. Это же Мария! Она не может, встать. Мой бог!.. Кровь! Под ней кровь!..

— …и Шурка мне потом говорила. Ее мамаша-тетка к бабушке Марии за спичками послала… — снова возник голос Медуницы. — Знала, что спичек Курт не жалел. Шурка, когда бежала, увидела, как бабушка с бугра к проруби пошла. Замахала, закричала, чтобы бабушка подождала ее. Уж больно любила Шурка в прорубь заглядывать, — Елена так осторожно выговаривала слова, будто страшилась задеть, порвать тончайшую паутинку в замысловатой вязи воспоминаний, где каждая из невидимых составных могла оказаться невосполнимой потерей. — Машет она бабушке, кричит голоском своим писклявым; а бабушка Мария, видно, в сильной задумчивости шла. Не услышала она Шурку. Ветер в лицо Шурке задувал. Колкий. Налетами… Шурка все уворачивалась от ветра. Аж боком бежать норовила. Оттого, может, и не услыхала Шурка выстрела… Когда взглянула на бабушку Марию — понять ничего не может. Бабушка встала, вздохнула, и руки у нее опали. И коромысло с ведрами на снег… Потом бабушка будто на Шурку глянула, как простилась. И с такими глазами далекими на снег села… Шурка замерла. Бабушка Мария шевелится едва. Встать будто хочет, да рука, та, на которую упор весь, в снег уходит. Глубже да глубже…

— …мамаша-тетка строго-настрого мне с печки выглядывать запретила. А я ножичек Васька отыскала. Он его за щербатым кирпичом затаивал. Да в занавеске угол надрезала. В избе жарко, как в бане. От воды кипящей да фонарей здоровенных. Их Курт над столом держал, где бабушку резали. Ее-то мне не видать было. Только как стонала она да охала изредка — вот и вся бабушка Мария… Немцы, мамаша-тетка, Аксюта косенькая — все в белом. Сверху донизу. Лица шторками марлевыми завешены. Одни глаза не закрыты. Мамаша-тетка да Аксюта тазы с кровью оттаскивали. Здоровенные… Вальтер помощникам своим обрывно что-то вылаивал. Железками слепящими клацал. А мне чудилось, будто он бабушку Марию тесаком рубит… У Курта я тесак приметила. Он им капусту шинковал. Быстро-быстро. Чтоб в горшке тушить. Потом туман парной нашел. Немочь придавила. Взмолилась я к Аксюте тихонько — водицы испить. Дает мне Аксюта ковш студеный. Припала я к ковшу… А в ковше заместо воды — кровь. На вид самая что ни на есть вода студеная. Только пить стану — кровь. Дай-ка мне морсу еще, Шашапал, — попросила Елена.