Михаил Коршунов - Автограф

— Знамо дело — важные дела.

— Почему ты ее нам не покажешь? Привел бы сюда, — попросил один из аспирантов.

— Привел, потом ждал всю зиму. Дома тоже требуют показать.

— Хлопца́ обидели.

— Вова, — сказал Лобов. Он все еще сидел в ординаторской. — Нам тебя ждать все лето?

— А ты, между прочим, остался без квартиры.

Володя подбежал к рукомойнику, сунул голову под кран и пустил струю холодной воды. Выключил воду, потряс мокрой головой, вытерся своей докторской шапочкой и выскочил из ординаторской. Схватил в раздевалке плащ и, натягивая его на ходу, выбежал в парк. Боялся — Ксения исчезнет.

Когда Володя и Ксения выходили на улицу, в одном из окон торчало штук десять докторских шапочек.

— Групповой снимок переростков.

— Что они знают обо мне? — спросила Ксения.

— А ничего.

— А ты что знаешь обо мне?

Володя взглянул на нее:

— Тоже ничего.

— «Скачет мячик, скачет желтый, скачет мячик по стене. Посылает его мальчик круглым стеклышком ко мне», — прочитала Ксения.

— Теперь я знаю о тебе все! Я тебя подглядел. В детстве.

— Меня подглядело солнце.

Ксения и Володя шли по оживленным, улицам. День с запахом свежераскрывшихся листьев, влажных водосточных труб, с обновленной разметкой осевых линий и мест перехода через улицы, с протяжными сверкающими потоками машин, новенькими будками телефонов-автоматов, с первыми детскими рисунками на тротуарах, с первой синевой неба, с первыми вымытыми окнами в домах. Да, пахло небом, деревьями и первой травой, пахло воздухом. Ксения держала Володю под руку. Он не ощущал ни малейшей тяжести ее руки, и ему даже казалось, что он не слышит ее походки.

— Внутри тебя зеленая энергия.

— Конечно. Хлорофилл. Фотосинтез. Химический процесс.

— Перестань. Ты настоящая итальянка.

— Не сочиняй.

— Не веришь? — Он взглянул на нее. — Твои предки строили Санкт-Петербург. Великий зодчий Антонио Ринальди.

— Наконец-то ты заговорил, как человек, — засмеялась Ксения. — Наконец-то…

Володя и сам был поражен, как он заговорил. Он — зачарованный?..

— Куда ты меня ведешь? — спросила Ксения.

— Жениться.

— Приданое у меня небольшое — черепаха Керамика. Ты мне ее и подарил.

— Вполне достаточно. Будем торговать керамическими щенками.

— Зайдем вначале к Саше Нифонтову.

— Хочешь успокоиться?

— А ты? — И Ксения замолчала, как она умеет замолкать.

«Она понравится отцу, — думал Володя. — Сто процентов! Приедет — огорошу итальянкой».

— Я тебя любила, — сказала Ксения.

Володя в удивлении глянул на нее.

— Я тебя люблю, — продолжала Ксения. — Я тебя буду любить.

— Да. Ты как есть итальянка. Или как это… у старика Нифонтова… веселая дикая кошка.

Саша Нифонтов, когда увидел Володю и Ксению, открыл дверь, выбежал навстречу. Бар еще не работал: Саша пришел раньше Тани Апряткиной, чтобы получить лотки с пирожными и булочками, которые должны были привезти.

— Ксения! Здесь, вместе с нами!

— Это я. Это он.

— Издали я подумал, что он…

— С другой?

— В некотором роде.

— Сашенька, как я рада тебя видеть! Всех ребят. У тебя появились вазы, цветной телевизор.

— Щипцы для сахара, — добавил Володя. — Мойка из нержавеющей стали. Автомат для мытья посуды.

— Штанга под ноги у высоких табуретов, — продолжала разглядывать бар Ксения. — Новые плакаты. А это что?

— Коралл. С Кубы привезли. Хочешь послушать новые пленки?

— Хочу.

Саша зарядил магнитофон и негромко пустил его.

На гладкой поверхности кофейной машины стояли маленькие белые чашки и стопки белых блюдец. Открытый шейкер напоминал тоже две чашки, только большие. Саша проверил кулер для приготовления льда.

— Угощу новинкой — шоколад с солодовым молоком. Рецепт вычитал в детективном романе. Еще не принят кулинарным советом.

Володя поднял руку:

— Саша! Вино монаха дона Перильона!

— Выхожу замуж, — сказала Ксения. — Присядь с нами.

— За него? Званцева? И он об этом знает?

— Знает, — сказал Володя. — Но еще не привык. И-и… такая вот история…

— Я сегодня веселая дикая кошка!..

— Все понял. Иду за шампанским.

Саша принес бутылку шампанского, снял с пробки зажим.

— С салютом?

Пробка белым ядрышком вылетела из ствола бутылки и застряла вдруг на потолке среди деревянных реек.

— Останется на счастье, — сказал Саша.

— Достать и забрать на счастье? — спросил Володя Ксению.

Ксения покачала головой.

— Не надо. Память будет. Володя, мы поедем в свадебное путешествие?

— Поедем. Обязательно.

— Куда?

— Куда назначишь.

— Вначале в Ленинград на белые ночи назначаю.

— Потом?

— Потом к Марии Семеновне в Михайловское. Я обещала.

— А не хочешь ли потом скатать к моему отцу в экспедицию? На край света, где можно выпить кедрового сока и подержать за бороду самого бога?

— Хочу. Я все хочу.

— Свадьбу устроим в баре, — сказал Саша. — Фруктовый салат «Мехико», ветчина, сардины, ореховый пудинг. Пить будем настойки из рябины или подадим бананы, залитые горячим ромом. Дамы — в платьях «без спины».

— И еще яблоко, — сказал Володя.

— Яблоки? — переспросил Саша.

— Яблоко. Одно.

Ксения громко засмеялась.

— Это мне.

— Где поселитесь? — спросил Саша. — После края света? Или так и останетесь у бога?

— У Лобова жить будем.

— Как у Лобова? — поразилась Ксения. — Любая свадьба — маленькое забавное несчастье…

— В его однокомнатной квартире и без всякого несчастья, а с готовой подпиской на газеты и журналы.

— Он где будет жить? — не понимала Ксения.

— У бога. Нас сие не касается. Лобова касается. Его забота.

— Ты с ним уже договорился, что ли?

— Я решил, а не договорился. Я решительный гугенот. О квартире информировал его — позаботился о человеке по-человечески. Вполне.

Ксения весело покачала головой. Саша разлил по бокалам шампанское. Пустил магнитофон на полную мощность. Всё сотрясалось.

В дверях застыл шофер, который привез лотки с пирожными и булочками:

— Во! Динамят.

Артем сидит у себя за столом в рабочей комнате. В старом, растянутом на локтях свитере, в обвисших вельветовых брюках.

Чего он добивается?

Старик Гран прав — строгий порядок в самом себе создает свободу себя же самого. Первостепенная частность. В атмосфере порядка, только так, набирается смелости мысль. И порядок требует постоянного действенного присутствия. Замечательная у старика Грана тетрадь — в ней раскованность, полетность, свобода, чистота движения, благородство и еще многое другое. Неукоснительная, строгая, определенная с самого начала жизнь. Философия бесстрашия. Старик Гран всегда знал, чем он занимается, чего хочет. Создавал многолетние вина, как поэмы и романы. Не метался, не спешил. Не оппонировал, не рассогласовывался. Работал. Факты и логика, а не симпатия к себе. Работал последовательно, шаг за шагом. Законами морали были для него общие законы.