Владимир Киселев - Человек может

— Здравствуйте, — ответила Лена.

— Вы, может быть, меня не узнаете?

— Да нет, вас трудно не узнать. — Лена вскинула голову, снова дивясь про себя росту Павла. — Я вас в эти дни вспоминала. Когда читала посвященную вам статью.

— А, — смущенно отмахнулся Павел. — А я, когда читал эту статью, вспомнил о вас. О том, как вы рассказывали про свое газетное дело…

Они продолжали путь вдвоем.

— Зачем только он ввинтил туда эту ручку? — сказал Павел. — При чем здесь «волшебная ручка»? Вы не подумайте — мне-то все равно. Но он этим Марью Андреевну обидел. В каком-то смешном виде ее выставил.

— Наоборот, — не согласилась Лена. — В статье Ермака Марья Андреевна выглядит очень располагающим к себе человеком. В жизни она показалась мне… как бы это сказать… суше, что ли…

Павел ускорил шаги.

— Давайте-ка нагоним эту пару, — предложил он Лене. — Это и ваш знакомый. Вы с ним встречались на стройке.

Они догнали невысокого молодого человека в ажурной шляпе и сером габардиновом плаще. Под руку он держал женщину чуть ли не на полголовы выше его, со светлыми, словно взбитыми, пушистыми волосами.

— Вася! — позвал Павел.

— Здорово! — обрадовался Вася. — А Наташу помнишь?

— Помню, — ответил Павел и обратился к Наташе: — А где ваша труба?

— Так это и кончается, — серьезно сказал Вася. — Задаешь девушке на улице, можно сказать, самый невинный вопрос, ничего плохого не имеешь в виду, а потом женишься на ней. Судьба, можно сказать. Первый человек, который выдерживает мое пение.

Павел познакомил Лену с Наташей. Вася с женой собирались в кино, но так как до сеанса оставалось почти два часа, они предложили Павлу и Лене пойти вместе с ними в кафе.

Вася очень изменился. Он работал теперь прорабом на строительстве, заочно заканчивал техникум.

Павел тем временем рассказал Лене о том, как Вася впервые встретился с Наташей.

— Я теперь совсем другой, — сказал Вася. — Мне теперь не до шуток. Особенно таких грубых. У нас в семье ведется кампания борьбы за вежливость. И я стал таким вежливым… Всех приветствую, обязательно спрашиваю о здоровье. Вот, например, на днях поскользнулась и упала на улице какая-то старушка. Люди, понимаешь, еще недостаточно вежливы — проходят себе мимо, будто не замечают. Но я не такой. Я подошел, вежливо поздоровался, спросил: «Как вы себя чувствуете?», вежливо сказал: «До свидания» — и пошел себе дальше… О, здравствуйте, — вдруг прервав самого себя, обратился он к пожилому лысоватому, с одышкой человеку. — Сколько лет — сколько зим! Да ведь вы еще не знакомы с моей женой… Знакомьтесь, пожалуйста…

— Иван Гордеевич, — назвал тот себя, протягивая руку Наташе.

— Наташа.

— Так вот, — продолжал Вася, — мы сейчас собрались в кафе. Ну, знаете, чайку выпить, мороженым закусить. Это нас угощает знаменитый химик Павел Михайлович Сердюк. А это, познакомьтесь, его невеста…

Лена искоса посмотрела на Васю, но молча подала руку.

— Так, может, и вы к нам присоединитесь, а? Иван Гордеевич? Я, правда, как женился — пить бросил. Но для вас можно поставить вашего любимого, пятизвездочного.

Иван Гордеевич замялся.

— Я тоже не пью, — сказал он нерешительно, — но я бы пошел с вами. Для такого случая… Только я договорился с Ларисой Федосеевной. Она ждет меня возле стадиона.

— Это другое дело, — забеспокоился Вася. — Уж если Лариса Федосеевна ждет, так лучше поспешить. Она такая женщина…

— Да, — со вздохом подтвердил Иван Гордеевич. — Она такая.

— Так заходите почаще, — попрощался Вася, и они пошли дальше.

— Кто это? — спустя некоторое время спросила Наташа.

— Иван Гордеевич, — ответил Вася.

— Как его зовут — я знаю. Но кто он такой?

— А откуда же я могу знать? Это я просто хотел показать, как хорошо на людей действует вежливое обращение. Вот поговорили вежливо с человеком, и если бы не эта его Лариса Федосеевна — пошел бы с нами кушать мороженое. А может быть, и коньяку выпил бы…

Лена посмотрела на Васю с опасением.

Когда они уже доедали мороженое, Лена, которая до сих пор молчала, вдруг фыркнула и зажала рот руками. Плечи ее тряслись от смеха.

— Что с вами? — спросила Наташа.

Лена долго не могла ответить.

— Я… подумала… — она снова фыркнула, — представила себе… как этот Иван Гордеевич выясняет сейчас с Ларисой Федосеевной, кто же это был и откуда он так хорошо их знает…

— Он еще и не такие штуки откалывает, — сердито сказала Наташа. — И если мы когда-нибудь разведемся, так только из-за его шуток.

Лена почувствовала в ее тоне неподдельное восхищение шутками, на какие способен Вася.

— Хорошо, — сказал Вася Павлу, с сожалением заглядывая в опустевшую вазочку. — Я на тебя не сержусь за то, что ты исчез. Я тебя понимаю. Зазнался. Оторвался от товарищей. О тебе пишут в газетах, и ты задрал нос. Но вот Петр Афанасьевич этого понять не может. Хоть его избрали членом ЦК партии, но на свадьбе у меня он все-таки побывал. Такой он, понимаешь, темный, малокультурный человек. Не забывает старых товарищей.

Павел заерзал на стуле. Ему всегда очень нравилось, когда стрелы Васиного остроумия были направлены на окружающих, и очень сердило, когда объектом Васиных шуток оказывался он сам.

— А что я мог сделать? — огрызнулся он, избегая смотреть на Лену, которой этот Васин выпад доставил несомненное удовольствие. — Я в эти годы жил как заведенный. Каждая минута была на учете.

— Да я так и говорю, — подтвердил Вася с нарочитым простодушием. — Где уж тут было вспомнить о товарищах.

— Ну хорошо, — стиснув зубы, сказал Павел. — Черт с тобой, ты прав. Но послушай, как я жил это время…

Он стал перечислять, какие экзамены сдавал, чтоб закончить институт.

— Все понятно, — сказал Вася. — Но когда ты будешь это Петру Афанасьевичу рассказывать, не забудь засунуть в штаны подушку, чтоб потом не так больно было сидеть.

На следующий день после работы Павел, бросив все дела, отправился к Петру Афанасьевичу. Сулима жил теперь в новом районе Киева, за Днепром, неподалеку от завода, который он строил, а теперь работал на нем же начальником компрессорного цеха.

Клава не умела долго сердиться. Она поворчала на Павла за то, что он их забыл, сказала, что Петр Афанасьевич сейчас придет, и предложила Павлу повозиться с ребятишками, пока она справится со своими делами на кухне.

Их было теперь у Петра Афанасьевича трое — старший шестилетний Коля, четырехлетняя Оля и трехлетний Саша — темноволосый увалень.

— Дядя, достань фонарик со шкафа, — потребовала Оля, как только Павел вошел.

— Я тебе достану! — прикрикнула Клава. — Это Петр Афанасьевич специально спрятал ее фонарик на шкаф. Она Саше в глаза светила.

— А у меня есть фонарик, — сказал Саша и потащил Павла в соседнюю комнату.