Владимир Киселев - Человек может

Антони Левенгук родился в 1632 году. В глазах людей своего времени он считался невежественным человеком. Единственный язык, который он знал, был голландский — язык простых людей. Образованные люди говорили на латинском языке. Но нужно признать, что его невежество оказалось для него очень полезным, так как избавило его от всякого псевдонаучного вздора, заставило верить собственным глазам, собственным мыслям и собственным суждениям.

Пауль Эрлих испробовал около пятисот различных красок, вводя их в мышей, чтобы найти краску, которая уничтожала бы трипанозом. Точно так же, должно быть, первый лодочник искал подходящий сорт дерева, чтобы сделать из него прочные весла, и первобытный кузнец старался найти среди разных металлов лучший материал для изготовления мечей. Это был самый древний человеческий способ приобретать знание — метод сидения и потения. Так до сих пор во всех лабораториях мира ищут новые катализаторы.

Многие ученые спали в сутки не более четырех часов, и, в частности, Гумбольдт (дожил до 90 лет), Кювье, Келлер, Литтре. Рабочий день академика Павлова в последние годы его жизни равнялся десяти с половиною часам.

В куске обыкновенного гранита на каждый миллион частей породы приходится пять частей урана, в которых заключается в 13 раз больше энергии, чем в угле, равном по весу этому куску гранита.

«Мой успех, каков бы он ни был, определяется сложными и разнообразными качествами и условиями. Из них главными были: любовь к науке, безграничное терпение при продолжительном размышлении над любым предметом, прилежание в деле наблюдения и собирания фактов и достаточная доля изобретательности и здравого смысла» (Дарвин).

Маркс читал на всех европейских языках, а на немецком, французском и английском безукоризненно писал. Русский язык он стал изучать, когда ему было уже за пятьдесят. Через шесть месяцев после начала занятий Маркс мог уже читать в оригинале русскую художественную литературу.

«Там, где кончается неудачный опыт, часто начинается открытие» (академик Павлов).

Во время демонстрации во Французской академии наук фонографа Эдисона (1878) академик Бульо пришел в величайшее негодование, заподозрив представителя Эдисона в чревовещании, в сознательном обмане академиков.

Балар начал свою карьеру в качестве аптекаря, он поразил ученый мир своим открытием элемента брома, причем это открытие было сделано не в хорошо оборудованной лаборатории, а за простым рецептурным столом в задней комнате аптекарской лавки.

«Даже открытие дифференциального и интегрального исчислений невозможно было бы без фантазии. Фантазия есть качество величайшей ценности» (В. И. Ленин, т. XXVII, стр. 66, третье издание).

Девилль, работавший с Фарадеем, рассказывал Тимирязеву, что как-то Фарадей был всецело поглощен одной идеей. Все его столы были завалены грудами маленьких отрезков стеклянных трубочек. В один день все трубочки были сброшены на пол и выметены. Фарадей сказал Девиллю: «Если бы вы знали, каким безумием я был занят эти дни. Тем не менее запомните мои слова: самые безумные мысли иногда оказываются верными».

«Как хорошо было бы, если бы каждый человек науки умирал в возрасте шестидесяти лет, ибо после этого возраста он всегда в оппозиции к новой доктрине» (Дарвин).

«Основным свойством ума, необходимым для людей науки, является прежде всего умение неотступно думать об избранном предмете, с ним ложиться и с ним вставать» (И. П. Павлов).

Пастер прятался в разные потайные места и проделывал самые дикие и сумасшедшие опыты — опыты, какие могут прийти в голову только помешанному человеку, но в случае удачи превращают помешанного в гения. Он пытался изменить химию живых веществ, помещая их между двумя огромными магнитами.

Энгельс владел двадцатью языками; в последние годы жизни он изучил румынский и болгарский языки, знал русский.

«Главное удовольствие при научных занятиях для меня заключалось не в том, что я выслушивал чужие мнения, а в том, что я всегда стремился создать свои собственные» (Декарт).

Джемс Уатт носил часовой брелок с изображением открытого глаза с надписью «наблюдает».

«Успехи в изобретениях зависят на десять процентов от таланта и на девяносто процентов от труда» (Эдисон).

Гарвей, открывший кровообращение, вызвал этим вражду своих коллег, в результате которой потерял обширную практику врача. Ему не удалось привлечь на сторону своей теории ни одного специалиста старше сорока лет.

«Я постоянно держу в уме предмет моего исследования» (Ньютон).

В моей настольной лампе слабенькая лампочка мощностью в сорок ватт. И как странно думать, что человек, полагающийся лишь на силу своих мышц, — тщедушное создание, мощностью всего лишь около сорока ватт.

«Не знаю, что люди думают о моих работах, но самому себе я представляюсь мальчиком, который играет на берегу моря и радуется, если ему тут или там удастся найти несколько более гладкий камешек или несколько более красивую раковину, в то время как перед ним лежит неисследованный великан — океан истины» (Ньютон).

«Кто раз пришел в соприкосновение с человеком первоклассным, у того духовный масштаб жизни изменен навсегда, тот пережил самое интересное, что может дать жизнь» (Гельмгольц).

О ком он думал, когда записал о «человеке первоклассном»? — спросила у себя Лена. — И встречала ли я таких людей?..

Все это очень просто. Нужно только, не считаясь с модой, надеть босоножки на высоком каблуке. И от этого нога станет словно меньше. Чуть укоротить юбку — теперь так носят. Переделать силоновую голубую кофточку — обрезать рукава и пришить черный узкий воротничок из бархата. Слегка, чуть-чуть, так, что не поймешь сразу, подкрашены ли они, провести по губам помадой. Перехватить собранные сзади волосы ниткой стеклянных, под бирюзу, бус. И даже старый Бошко смотрит на тебя особенно одобрительно, а мужчины в твоем присутствии начинают разговаривать неестественными горловыми голосами, и женщины справляются об адресе твоей портнихи. И на улице — оглядываются. Женщины. Но чаще — мужчины.

Все это очень просто. Труднее другое. Быть нужной. Приятной легче быть, чем нужной.

Валентин Николаевич очень небрежно, так, между прочим, предложил ей встретиться в воскресенье — погулять, проехать по Днепру на глиссере. И довольно равнодушно он сказал: «Вот и очень хорошо», когда она согласилась. И все-таки было что-то такое — нет, даже не в выражении лица и не в голосе, а в том, как он глубоко затянулся дымом своей сигареты, что она почувствовала — это свидание для него очень важно.

Они договорились встретиться в парке над Днепром, у лестницы к видовой площадке, которую, как сказал Валентин Николаевич, он только недавно открыл.