Василий Золотов - Меж крутых бережков

Как ни говори, сердцу ее все-таки ближе была Ока, песчаные косы вдоль берегов, где на алой заре ветер клонит лозу к воде… Захотелось пробежать босиком по зеленой траве, ощутить под ногами ласковую землю. Босиком, только босиком, сбросив модные тесные босоножки, купленные теткой.

Все лето Фене приходилось ездить из одного конца Москвы в другой. Нравилось ей, когда сверкающие поезда метро мчали ее во мрак тоннелей и по пути, будто во сне, то и дело вспыхивали голубые или нежно-розовые мраморные залы подземных станций. А когда Феня выходила из метро на раскаленные улицы, голова ее с непривычки начинала кружиться от бензиновой гари и асфальтного чада. Странно — совсем рядом, на тротуаре, работали загорелые ее сверстницы, ловко разравнивая и укатывая дымящуюся асфальтовую массу. Им хоть бы что — довольны своей работой, смеются, и чад им нипочем, а она с непривычки дышать не может.

С нетерпением ждала она осени: «Учиться бы поскорей!..»

А когда пошла в школу, стало еще труднее. Тетка знай только понукает: «Съезди, Феняшка, в Марьину рощу, забеги к Галине Сергеевне…»

Феня вытянулась, похудела. Однажды не вытерпела:

— Тетя Нюша, а когда же мне уроки учить?

— Ты молодая, со всем справишься. Я о тебе думаю, и ты обо мне подумай.

Фене стало неловко, молча проглотила обиду. А ведь правда, если разобраться, тетка обувает ее, одевает. Феня чувствует, как с завистью посматривают на нее девчонки. А сегодня столкнулась с одной в школьной раздевалке, поспорила из-за очереди, а та возьми да и скажи:

— Подумаешь, вырядилась! Спекулянтка! Вся в тетку.

Феня с ужасом и изумлением посмотрела на обидчицу:

— Почему спекулянтка? Да как ты смеешь!

Но девчонка тряхнула рыжей головой, спокойно оделась и вышла на улицу.

Феня опрометью бросилась в учительскую. Замелькали ступеньки лестницы. Пролет, другой. Остановилась, перевела дыхание. «А может, тетя Нюша в самом деле занимается этим? Нет-нет, неправда, девчонку, наверное, зло разбирает, что я лучше нее одеваюсь. А почему же тогда Галина Сергеевна вчера шепнула строго: «Переулками иди, а лучше возьми такси…» Если платья для ателье, зачем прятаться по глухим закоулкам или забираться в такси? Зачем?»

Припомнилось и другое. Однажды кто-то из сестер-двойняшек, не то Галка, не то Людка, увидев на Фене модное импортное платье, сказала:

— Хорошо тебе, Феня: тетка все может достать.

Но сказано это было без зависти, подруги радовались, что она стала хорошо одеваться.

…Теперь же, узнав, что собой представляет тетка, Феня поняла, насколько чутки были к ней Галка и Люда. Ведь они наверняка знали, что Анна спекулирует, но до поры до времени молчали, не желая огорчать Феню. А уж лучше бы сразу…

Феня подошла к окну лестничной площадки, посмотрела на улицу. Ветер путался в мокрых верхушках деревьев. «Что же, выходит, и я? В комсомол приняли. Кто же я тогда?» В памяти мелькнуло недавнее. Как-то под вечер тетка вытащила из секретера три сберегательные книжки и каждую из них полистала. Феня в то время не придала этому никакого значения, а теперь…

Она кинула взгляд в сторону учительской.

«Чего ж тут жаловаться на рыжую девчонку. Если все это так, значит, тогда… Что же тогда?»

Не помнит, как оделась, как бежала домой. Влетела в квартиру — тетки нет. Первый раз окинула другим взглядом комнаты: хрусталь, фарфор…

«Глупая!.. И отец и мать глупые, радовались каким-то крохам, подачкам — думали, добро делают мне, а тут…»

Феня медленно подошла к столику, на котором лежали ее книги, вздохнула. Вот последнее письмо от отца. Он пишет: «Дома все хорошо, не обижай тетку, слушайся».

Феня глухо повторила: «Слушайся…»

«Ему там, в Микулине, можно рассуждать — мама рядом, а я одна. Подумал бы хоть, что за сестра у него. Кого слушаться-то? Издалека все хорошими кажутся». Феня подошла к гардеробу и начала быстро выкидывать свою одежду. Вот пальто. Выросла из него, отец покупал в сельмаге. Коротковато немного, ну и что же, сойдет еще! Чемодана не оказалось — тетка взяла с собой. Феня достала микулинский клетчатый платок и сложила в него свои пожитки. Тетке не написала ни строчки.

«До свидания, Москва, до свидания. Увидимся ли?.. Полтора года. Как быстро летит время! Вот и дом у метро «Сокол». Он давно уже выстроен, во всех квартирах живут счастливые люди. А тетеньки в ватнике не видно. Где она? Может, строит новый дом? Кто знает». Фене захотелось попрощаться с нею, пожать ее руку. А с Галкой и Людкой так и не попрощалась…

До приокского села езды всего лишь полдня. Сядешь рано утром в Москве, а к обеду уже дома.

Приехав в Микулино, Феня едва оторвала взгляд от темных проталин, показавшихся на увалах, вдосталь надышалась мартовским ветром, повеселела, но, подойдя к крыльцу, вдруг спохватилась: «А может, зря из Москвы уехала?.. Может, сгоряча я?.. — И тут же оборвала себя: — Нет, нет, к тетке возврата не будет. Полтора года на побегушках. Теперь бы десятый класс кончила в Микулине, а все из-за нее…»

Феня поднялась на крыльцо и только открыла дверь, как под ногами, визжа, завертелся щенок.

— Это еще откуда? — рассмеялась она. Через секунду-другую ощутила чьи-то руки на шее. — Егорка! Ух ты, как подрос! А где же сестренка?

Егорка будто оглох — кричит, подпрыгивает:

— Феняшка приехала, гостинцев привезла!

И тут только Феня вспомнила, что ничего не захватила из Москвы ребятам, в кармане ни одной конфетки.

— Егорушка, не привезла я ничего.

— Ну и ладно, — по-взрослому проговорил Егорка, — а Маше дадим петушка на палочке, у меня есть, припрятан.

Мальчик взял Феню за руку.

— Пойдем в избу, голодная небось.

Феня улыбнулась, глядя на серьезного, чуть-чуть насупленного Егорку, и обняла его.

— Что ты, как маленькая…

— Глупый ты, глупый… — стиснула она покрепче братишку, целуя.

— Ну вот еще, — проворчал он, не признавая, как все мужчины, излишних нежностей.

— Соскучилась я, Егорушка, — вздохнула Феня. Мальчик примолк.

В дверях стукнула щеколда, у Фени екнуло сердце: «Мама, наверно, или отец…»

Вошла мать.

«Как постарела-то…» — удивилась Феня и бросилась ей навстречу.

Та, не ожидая увидеть старшую дочь в Микулине, растерялась.

— Ты ли, Феняшка? — Близоруко прищурилась, подошла поближе. — Красавица-то какая стала, а вытянулась! Надолго ли к нам?

— Насовсем, мама…

И Феня рассказала обо всем, что произошло в Москве.

— Ну, как же теперь ты? — зашептала мать. — Отец-то из себя выйдет, как узнает. Ты подожди, не говори ему про Анну и про то, что жить сюда приехала.

Пальцы матери мелко задрожали.

— Не будет он ругаться. Как раз сейчас весенние каникулы, пойду опять в школу, только стыдно мне — мои-то подружки в десятом, а я все в девятом…