Василий Золотов - Земля горячая

Торопиться было некуда. Хорошее настроение как ветром сдуло. Тяжело… Я медленно шла к своему бараку. Живут на земле такие вот оборотни, коптят небо, и сын их — мой муж!.. Какая пелена закрыла мои глаза в ту минуту, когда я вздумала породниться с ними?

С горечью размышляя об этом, я прошла прямо в свою комнату. Мне было стыдно смотреть в лицо хорошим людям, будто я была в чем-то виновата перед ними. Не успела я снять платок с головы, как дверь раскрылась и вошла бабушка Баклановых с недовязанной варежкой в руках.

— А Роман-то наш уже наелся и заснул! — сказала она, и морщинки возле глаз ее так и засветились материнской добротой.

— Чего наелся?

— Молока, материнского молочка!

— У Лены появилось молоко?

— Не у Лены, а у Дуси. Ваня Толман нашел женщину, которая согласилась кормить нашего Романа…

Нашего Романа!.. А он действительно наш, пыхтун этот. Я вскочила с тахты и закрутила, завертела бабушку.

— Будет, будет тебе. Ишь обрадовалась. Включи-ка лучше радио, Галинка, сейчас последние известия передают.

Каждый вечер, с тех пор как я вернулась с моря, бабушка заходит по вечерам ко мне посидеть и послушать московские передачи.

Я включила приемник. Говорил Левитан. «Январский Пленум ЦК КПСС назначил очередной, XXII съезд партии на октябрь. Будут утверждены новая Программа и Устав…»

Бабушка перестала шевелить вязальными спицами, подняла на меня глаза.

— Эвон какие новости-то чуть не проворонили, — проговорила она и придвинула табуретку поближе к приемнику.

Бабушке семьдесят девять лет, а она буквально всем интересуется: и кознями Аденауэра, и сражениями на шахматной арене, а больше всего болеет за гимнастов и конькобежцев. Я сначала дивилась ее столь разносторонним интересам, а потом заметила, что семья Баклановых вся такая.

Бабушка — настоящий энциклопедист. Саньке она в любой момент может сообщить какую-нибудь новость о спутниках, Ленке — за сколько секунд пробегают дистанцию лучшие бегуны на коньках в этом сезоне, а Лиде — про гимнастов.

Любознательный народ эти Баклановы. Я счастлива, что живу бок о бок с ними. Бабушка чем-то напоминает мне мою родную бабушку из небольшого текстильного городка под Москвой.

До сих пор слышу, как она зовет меня с улицы домой… Стоит в предвечерней тишине у раскрытого окна и зовет… А дома у нас — событие: дядя Гоша приехал с Сахалина и привез всем подарки, а главное — много сладостей. Я сразу позвала со двора Игоря, Борьку, Милку и начала угощать их конфетами. Игорь тоже всегда делился со мной, а вот Милка… та съест все потихоньку, втихомолку, никому ничего не покажет. Игорь же, наоборот, все раздаст до последней крошки. Наверно, вот за это и был любимцем моей бабуси.

Старенькая, согнувшаяся, уже полуслепая, а все еще старается что-то сделать хорошее для людей: шьет Кабановым сестренкам платья — у них отец погиб, матери тоже нет, а живут они у тетки — то, бывало, вяжет носки для них, то какие-то ленточки разглаживает. Так уж повелось издавна, когда они были малолетками, теперь же, когда выросли, стали невестами, все равно идут к бабусе.

— Сшейте нам платья, баба Нюша, — просят сестры Кабановы.

Точь-в-точь и Бакланова такая же — все ей надо, целый день суетится, думает обо всех, а вот старики Валентина не то!.. Пожалели молока для ребенка.

Я молчу, не в силах вырваться из плена воспоминаний. Но вот незаметно мысли мои возвращаются к сегодняшним событиям. Чужая женщина согласилась кормить Ромку… Надо зайти поблагодарить Ваню за то, что он нашел кормилицу.

Я стучусь к Толманам.

— Войдите! — слышится голос Наташи.

Открываю дверь и тут же пячусь назад: посреди комнаты, на трех табуретках, установлен большой таз, над ним склонился с намыленной головой Ваня, а Наташка льет на него воду из большой кружки.

— Что, испугалась? — засмеялась Наташа. — Подумаешь, диво какое, — камчадала своего мою! Проходи, проходи, не стесняйся. — И, нагнув Ване голову, стала усердно смывать пену.

Растерявшись, я остановилась возле стола, машинально взяла с него какую-то небольшую темную деревяшку, похожую на куколку, и принялась вертеть ее в руках.

— Что новенького? Как там Ромка? — спросил Ваня.

Я неожиданно вспомнила, зачем пришла, и, отвернувшись, тихо сказала:

— Спасибо тебе, Ваня…

— За сто мне спасибо? — усмехнулся он. — Не я, однако, старался — это Натаса разыскала Дусю. Сибко хоросый целовек Дуся!

— Бабушка! — закричал вдруг в коридоре Санька Бакланов, вспомнив, что она сидит у меня.

Я проскочила мимо Наташи к двери, вошла к себе и, присев на топчан, задумалась.

— Чего это ты, касатка, последнее время задумываться стала? — услышала я голос бабушки. — Уж не заболела ли после той свистопляски? Сейчас вот малинки заварю тебе…

Я подошла к бабушке и обняла ее.

— Здорова я. А думала о детстве и о доме…

— Это хорошо, что помнишь дом, в котором выросла. Вот и я тоже вспоминаю… — И опять замелькали вязальные спицы в ее руках…

Рано утром, перед работой, я забежала к Лене. Хотелось узнать, как чувствует себе Ромашка.

— Галина Ивановна, а он уже улыбается! — весело сказала Лена.

Я тоже обрадовалась — наш маленький человечишка улыбается!

Комната Крыловых — метров десять. Уютно, тепло. Как откроешь дверь — печка и сразу же занавеска из ситца; это Лена отгородила печь от комнаты, и получилось у нее что-то вроде прихожей. Я приоткрыла занавеску и увидела дородную женщину с карими глазами. «Наверняка украинка!» — почему-то подумалось мне.

— Тильки с холоду к хлопчику не сидайте, — предупредила она.

Украинка мне понравилась. Ромашка лежал у нее на руке в одной коротенькой рубашонке и от удовольствия дрыгал ножонками, а ручонки его тискали и дергали крупную грудь кормившей. Он так сладко чмокал, что мне невольно захотелось ухватить его за тугую щеку. Вот женщина переложила его к другой груди, он хотел было заплакать из-за того, что его отняли от еды, но, почуяв вторую грудь, заулыбался, открыл беззубый рот, сосок выскочил из него, однако Роман, не будь дурнем, крепко уцепился за грудь и не выпускал ее.

— Галина Ивановна, вы видели, вы видели — он улыбается!

Лена прижала руки к груди и наблюдала за каждым движением сына, лежавшего на руках чужой женщины.

— Вот мы и наилысь. Теперь я приду к двенадцати, — сказала украинка, передавая Лене Романа. — Тильки ты его не кутай, нехай так лежит, а колы засне, накрой простынкой, а не одеялком, у вас тут дуже жарко, — вздохнула она, освобождаясь от малыша и подавая мне руку.

Я узнала, что муж ее крановщик, а приехали они из Владивостока и живут пока на частной квартире.

— Я бы хлопчика на ничь до себе брала, да комната одна с хозяйвами, они уже и так лаются, — пускали без детей, а теперь у нас дочка Маринка.