Василий Золотов - Земля горячая

— Правда, смешно? — проговорил Кириллов, щурясь на утонувшие в сугробах фонарные столбы. — Подходи и выкручивай лампочки.

— Кому они нужны?

— Запасливым, — ответил Виктор.

А я почему-то сразу подумала о свекре и свекрови. Они-то наверняка бы воспользовались моментом.

Прошло больше недели, а я так и не заглянула больше к Валькиным родителям. Присылали они за мной мальчишку: от Валентина письмо есть… Что делать — идти или не идти?..

Добрались мы до нашего барака быстро. В моем окне горел свет. Я хотела пригласить ребят попить чайку, но вспомнила: утром, уходя на работу, не прибрала постель — неудобно показать себя перед гостями неряхой. И я решила позвать их как-нибудь в другой раз. Попрощавшись на крыльце с Виктором и Кирилловым, я начала обметать валенки, потом вошла в коридор. Мы оборудовали его под общую прихожую, поставили стол, утеплили, и теперь двери комнат почти всегда открыты. Почему же у меня горит свет? Наверное, ребятишки Баклановых учат уроки, решила я. Мне стало стыдно перед Лидой и Санькой за неубранную кровать.

Но только я вошла, как тут же оказалась в объятиях Шуры. Мы обе так громко завизжали от радости, что из комнаты Баклановых высунулся Александр Егорович.

Шура потащила меня в комнату, тиская и шепча:

— И где тебя черти так долго носят?

— А ты давно из Питера?

— В четыре приземлилась.

— Почему же не позвонила в управление?

— Я думала, что ты, как верная Валькина жена, после работы сидишь дома, а ты, оказывается, бегаешь где-то. Откуда идешь, сознавайся!

— От своих.

— У свекрови была?

— Нет, в подшефной бригаде.

Шура в недоумении посмотрела на меня.

— Это что-то новое…

— И ничего не новое. Ты бы поменьше раскатывала по разным Питерам и Владивостокам, было бы тогда для тебя многое ясней.

— Ой, Галка, я так соскучилась, ты себе представить не можешь!

— По нашей кошке?

— Да, по нашей кошке, по Усть-Гремучему, по людям. Хорошо все-таки у нас тут!

— Хорошо, очень хорошо… — сказала я рассеянно и осеклась: я вспомнила о том, что должность Шуры попала под сокращение… Сказать или подождать?..

— Докладывай, что в порту нового, ведь я не была тут почти два месяца. Ну…

Я молчала, не зная, с чего начать, а Шура, вешая мое пальто на крючок, без умолку тараторила:

— Расскажи поскорей, что с катером было и что с тобой случилось?

— Чуть не утонула.

— Ты?

— Да…

— А ведь я толком ничего не знала… — Она подошла ко мне, посмотрела в глаза и обняла. На лице детская улыбка, а в уголках губ словно затаилась непонятная грусть. — Вот и опять мы с тобой… Я так рада!

— Вижу, вижу!

— И ничего ты не видишь. Я немножко выпила с Баклановыми. Мы тебя не дождались, а теперь выпьем с тобой. Садись. Я уж тут у тебя похозяйничала.

И только сейчас я увидела на столе — бутылку шампанского, болгарские помидоры, крабы и торт «сюрприз».

Радость моя была бы полной, если б… если б сердце не жгла тревога за будущее Шуры. Неужели никто не сказал ей о сокращении?.. Очевидно, нет, потому-то она пока и счастлива. Как же быть, ведь Шура должна знать об этом!

Видя меня задумавшейся, Шура забеспокоилась:

— Что ты молчишь, Галка? Ты не рада мне? Ну говори же, только не молчи…

— Давай выпьем…

Мы сели за стол. Я налила шампанского в стаканы и спросила:

— Шура, а за что будем пить? За твой приезд?

— Ну, это само собой, а вот главное — хочется выпить за Камчатку. За нее! Ведь если б не она, я, наверное, никогда бы не встретила таких людей…

— Прямо как на сцене!

— Не смейся. Я от души. Так выпьем, Галка, за Камчатку, за людей и нашу дружбу с тобой…

Но выпить нам помешали. Раздался стук в парадную дверь, а немного погодя Санька Бакланов просунул голову к нам и сказал:

— Тетя Шура, это вас…

Шура вышла. Я почему-то подумала, что пришел Борис.

В коридоре послышался сердитый голос Шуры:

— Зачем ты пришел?

Какой-то мужчина приглушенно оправдывался. Нет, это не Борис. Дверь была открыта, и я увидела смущенного Минца. Меня несколько удивило то, что Шура обращалась к нему на «ты». Неужели во время поездки они успели настолько сблизиться? Я предложила нежданному гостю:

— Заходите в комнату.

— Нет, он сейчас же уйдет! — выпалила Шура.

— Я должен с тобой поговорить серьезно и притом немедленно… — твердо сказал Минц.

— Почему такая спешка?

— Узнаешь — поймешь.

— Ну говори же, что у тебя?

— Не могу же я объясняться на ходу, в коридоре. Зайдем к тебе.

— Алла спит, уже одиннадцать часов…

— Шура, ну зайдите сюда! Если разговор секретный, я могу оставить вас одних, — вмешалась я.

— От тебя, Галина, у меня секретов нет. Ладно, заходи…

Минц шагнул в мою комнату, Шура подала ему табуретку и сказала:

— Говори.

Минц мял в руках шапку. Очевидно, я все-таки мешала их предстоящему разговору.

— Вы извините, мне на минутку нужно выйти к Баклановым… — сказала я.

— Никуда тебе не нужно — посидишь и послушаешь самые последние новости. Ну, говори, — еще раз кивнула Шура Минцу.

Мне было неловко, я чувствовала, что мешаю Минцу начать разговор.

— Шура, я только что от Булатова, — с трудом проговорил Минц.

— Ну и что?

— А то, что должность твоя сокращена и Булатов сказал — ты получишь все, что положено по договору, а затем можешь ехать, куда угодно, мол, осенью ты не очень-то была рада назначению сюда… Так что теперь обрадуешься.

Минц замолчал. Шура подошла к нему, взяла за пуговицу пальто.

— Женя, посмотри мне в глаза. Ты хочешь, чтобы я уехала? Да?

— Если бы я хотел этого, то не пришел бы… Я просто боюсь за тебя. Пойми…

— Так вот, передай своему Булатову, что никакими сокращениями он меня отсюда не выживет. Найдется для меня дело, пойду на любую работу. Откровенно говоря, я ждала этого, ждала о тех пор, как стала воевать с Булатовым из-за штатного расписания на катерах… Он рвет и мечет, а мне плевать на него… Не уеду с Камчатки! Но все останется, Женя, так, как мы договорились в самолете. И ты никогда, слышишь, никогда не придешь ко мне больше… Я не хочу, чтобы ты приходил. Понятно? Теперь иди. Я устала, а мне еще надо с Галиной перемолвиться парой слов.

— Хорошо, Шура, только не волнуйся, работа найдется.

— Я сама знаю, что найдется. Иди…

Шура устало опустилась на кровать. Я вышла в коридор, чтобы закрыть дверь за Минцем, так ничего и не поняв в их отношениях. Когда вернулась, Шура лежала на кровати, плечи ее вздрагивали. Она глотала и никак не могла проглотить слезы…

Утром меня разбудили шум и смех. Я быстро накинула халат и выскочила в коридор.

— Что тут происходит? — спросила я у Лешки, державшего в обнимку чью-то подушку.

В дверях Шуриной комнаты стояли Алла и Сашка Полубесов и тащили в разные стороны перину.