Василий Золотов - Земля горячая

— С ума сошел! — зашептал мне на ухо Виктор. — Да они его в порошок сотрут…

— Не сотрут! — твердо сказал подошедший к нам Александр Егорович. За ним я увидела Толю Пышного.

Борис начал говорить очень тихо, а в зале еще шумели. Но вот гул улегся, и явственно послышались чьи-то вздохи. И тогда громко зазвучал голос Бориса.

— …Как хотите, хлопцы, а мне жаль их, — говорил он. — Слепы они, а потому и калечат, то есть продолжают калечить свою жизнь. Ходит такой человек по земле, ищет даровой рубль, а у самого ни семьи, ни подруги, ни любимой работы. К счастью, подобных типов среди нас единицы. Хочется, чтобы их не было совсем! А самое главное — это то, что я не желаю жить под одной крышей с человеком, который не работает, а ест и таких слабаков, как Матвей, затягивает в свое болото. Я вношу предложение выселить Жорку из общежития!

— Правильно! — раздались голоса.

— За сколько тебя, легавый, купили? — выкрикнул Жорка.

Борис покраснел до корней волос.

— По себе меришь? Ты всегда твердишь, что деньги — это все: «Деньги — роскошь, жизнь…» Возможно, с твоей колокольни это так. Мол, есть деньги — есть и друзья. Но какие друзья? Вот твой дружок самым гадким образом, конечно не без твоей и Матвея помощи, обманул человека — в темноте, из-под полы, всучил кусок материи, пришитый к рваной брючине, и содрал не за понюх табаку почти сотню рублей. У тебя, Матвей, на неделю появился друг, нет, не друг, а собутыльник, а скольких друзей ты потерял? Вспомни шторм, буханку хлеба… Вокруг тебя тогда были понимающие люди, свои же работяги, а теперь?..

Матвей сидел на скамье, опустив голову. Особенно грузчики возмутились после того, как я, не говоря ни слова, показала «мощный отрезик». Ко мне подошел Кириллов, взял «отрез» и двинулся к Жорке.

— Так бы и смазал тебя по морде этой штуковиной. До чего докатился — мало тебе денег, что собирал с работяг? Пошел на такую низость? И кого обманул? Этого тебе не простим. Запомни!

Жорка снова было попытался встать, но руки сидевших сзади усадили его на прежнее место.

— Спета твоя песенка, Жорка!

— Посмотрим!.. — огрызнулся было он, но Кириллов перебил его:

— Нечего смотреть. Правильно говорят — спета! А насчет того, что Виктор оказался в «проигрыше», я думаю так: к дьяволу картишки! Пора кончать!

— Кого проиграли? — раздались голоса из разных концов красного уголка.

— Дело прошлое. Этого больше не допустим, — твердо сказал Кириллов. — Карты надо сжечь!

— Давно пора! Правильно!

К столу, пошатываясь, вышел Виктор.

— Это я, товарищи, проиграл… Я проиграл им… — указал он на сидевших в первом ряду. — Теперь с этим покончено!

— У, гад! — багровея, процедил сквозь зубы Жорка.

— Не шипи, не боюсь! Хватит! Конец твоей власти, Жора. Не боюсь!

— И бояться нечего, — снова раздались голоса. — В обиду не дадим, Витька!

Я ждала приговора и думала, что у грузчиков не хватит смелости объявить его. Но приговор все же объявили. Он гласил: Матвея и двух других взять на поруки, а Жорку за тунеядство выселить из общежития и просить начальника порта уволить с работы.

— Хорошо придумали вы насчет суда, — сказал Пышный. — Да вот беда — по какой статье мы уволим этого самого Жорку? Ведь трудовое законодательство не позволяет…

— Статья есть! — вмешался Александр Егорович.

— Какая?

— Приговор товарищеского суда! Разве он — не основание? Предлагаю записать в трудовой книжке: «Уволен по решению товарищеского суда за тунеядство!»

— М-да. Ну, так можно, — согласился Толя.

Александр Егорович подозвал меня.

— Галина, пригласи-ка Виктора к нам. Не стоит ему сегодня оставаться в общежитии…

— А Кириллову, а Степанову, а Борису?..

— За них я спокоен. Эти себя в обиду не дадут, а с Виктором, сама понимаешь, дело особое…

В поисках Покровского-Дубровского я затерялась в толпе взволнованных грузчиков, прислушиваясь к их разговору: «Давно бы так, а то житья нет. И всего-то их горстка…»

Около Виктора собралось много знакомых ребят, я взяла его под руку и только хотела пригласить к нам, как откуда ни возьмись вынырнул Жорка, демонстративно натянул кепку на лоб, мрачно сверкнул глазами, словно говоря: «Я вам еще покажу!», и тут же, круто повернувшись, вышел. Вслед за ним потянулся, как побитая собака, Матвей, Дружки их продолжали сидеть на скамье, ни на кого не глядя.

К ним подошел Кириллов.

— Причаливай, ребята, к нашей бригаде. Хватит гонять шапку по кругу, теперь таким макаром не проживешь, — сказал он.

Один из парней посмотрел в сторону Бориса и Степанова.

— А возьмете?

— Факт. Но с одним условием — лодыря не гонять!

— Да уж как-нибудь…

— «Как-нибудь» не годится! Нам надо как следует, — весело сказал Кириллов.

Из общежития грузчиков домой мы шли втроем: Виктор, я и Александр Егорович. «Ну вот, дышать стало легче, — подумала я. — Грузчики сами избавились от тунеядцев и хулиганов. Только бы побыстрей убрать Жорку! А Матвей… Что ж Матвей, он пока еще плетется за Жоркой. Как бы оторвать его? Толя говорит, что нет статьи в трудовом законодательстве насчет тунеядцев. Ну и что же, что нет, жизнь сама подсказывает, как поступать в таких случаях».

От Жорки мы избавимся… Но тут я почувствовала вдруг угрызения совести. А как посмотрит на него другой коллектив, куда он попадет?

Нам, портовикам, коллектив этот спасибо не скажет. Но иначе тоже нельзя…

Это воскресенье не было похоже на все другие. Я проснулась от крика Саньки Бакланова и сразу посмотрела на часы: полдесятого!.. Вот это соня!

Еще отшумела одна неделя. Дни бегут. Не успеешь оглянуться — придет лето, а с ним и горячая пора в порту. Люблю я навигацию: на рейде стоят суда, с их палуб веет запахом сандалового дерева из Индии, соленых ветров Бискайского залива, знаменитой жупановской сельди, кедровой смолы…

«Скорей бы навигация!..» — подумала я и огляделась: где же Шура? Подошла к окну. Мне интересно было узнать, чем это занимается Санька, уж больно голос его звонок и задирист. Я готова была подхватить вслед за ним веселую песню моего детства:

— Тетя Шура, и ваши сбивать? — донеслось с улицы.

— Сбивай! — закричала Шура.

Я откинула занавеску и увидела за окном Саньку с огромной палкой в руках, нацеливающегося на сосульки. Сосульки эти вот уже несколько дней не давали покоя Шуре: чего доброго, подтают и упадут на голову какому-нибудь мальчишке. Все это верно, но в то же время мне было жаль сбивать сосульки — я часто любовалась ими. Они как-то уводили меня в детство: огромные, мечущие по утрам искры на солнце и днем, когда мы прибегали обедать, плачущие… Солнышко пригревало их, и они, как Снегурочка, в первые дни весны начинали плакать. А Шуре сосульки не нравились, вот и уговорила она Саньку сбить их.