Василий Золотов - Земля горячая

Лелька же после целины бросила институт, родила сына, заставила Минца зарегистрироваться с ней, а когда Евгений окончил институт, они уехали на Сахалин. Я тогда подумала — все!.. Друзей у меня всегда было много, а вот единственного друга, любимого, так больше и не встречу…

Ехала я на Камчатку будто в ссылку. Сначала мне тут страшно не понравилось, сама помнишь, а теперь сжилась. Может, даже и хорошо, что я сюда попала: Камчатка заглушила все мои боли, исцелила душу. Все было бы хорошо, но только на свою беду я опять встретилась с Евгением. Долго пыталась сдерживать свои чувства, крепко держала их в кулаке, а когда нас с ним послали на профсоюзную конференцию… я не смогла больше противиться чувству…

Евгений был внимателен и ласков, ни одним словом, ни одним взглядом не намекал на наши давние отношения. Показал фото сына, смотрел на меня добрыми глазами, и я чувствовала, как всю меня заливает горячая волна. Знала, что сердца не сдержать.

«Что с тобой, Саша? Ты не рада, что мы вместе?» — услышала я его голос. И в первую же ночь на теплоходе «Русь» я… стала его… Если б он не назвал меня так, как называл в былые дни, если б я не почувствовала волнения в его голосе, у меня, вероятно, хватило бы сил встать и уйти… Но… мы сидели в каюте, и я позволила поцеловать себя. Дни во Владивостоке пролетели быстро, как сон. Женя был настоящим другом. Вместе мы готовили мое выступление на конференции, вместе хлопотали насчет библиотеки для Усть-Гремучего и кинопередвижки, ходили в театр. Обратный путь до Питера был для меня мучительным. Все как-то вдруг потускнело, поблекло. «Нет, не бывать нашему счастью…» — твердила я. Он положил мне руку на плечо, посмотрел прямо в глаза и прошептал: «Шура, мы должны быть вместе. Я оформлю развод». Сама не знаю почему, я попросила у него еще раз фото сына.

На меня в упор, укоряюще смотрел мальчик, ребенок, который мог быть нашим. Мысли мои смешались. Я просто не знала, на что решиться… Глядя на фото, я не могла сказать «да». В конце концов мне стало ясно, что я не имею права отнять у его жены и ребенка внимание и ласку, которые он должен дать им. Встречаться тайно? И я и он не смогли бы пойти на это.

«Как же мог бы он учить тогда своего сына честности и правдивости, если бы сам обманывал и его и мать?..» — подумала я. Да и я не смогла бы вполне быть счастливой, не смогла бы ходить с поднятой головой, открыто смотреть людям в глаза. Нет ничего дороже, чем сохранить уважение к себе и остаться честной по отношению к другим.

Еще в Питере договорились мы, что он никогда больше не зайдет ко мне домой. Как бы ни было нам тяжело, мы твердо решили не встречаться. Но легко сказать — не встречаться… Сердцу не прикажешь. Когда я встречаю Евгения, я потом часто вижу его во сне. А на днях мне стало яснее ясного — я в положении… Что делать — ума не приложу! Иметь ребенка, у которого не будет отца, не хочу, не хочу! Да, как бы ни были наши люди сознательны, но понятия «мать-одиночка», «безотцовщина» у нас еще существуют.

Я уже заранее вижу — идешь по улице и слышишь, как шипят из-за угла кумушки: «Добесилась!», «Добегалась!..» Ведь позор же, честное слово, а позора, Галина, позора я… — и Шура горько расплакалась.

За все время, пока она говорила о своей беде, я не перебивала ее, а сейчас, когда она рыдает, не знаю, как успокоить. Слишком неожиданной явилась для меня вся эта история, и я еще никак не могу поверить в ее реальность.

Наконец я спросила ее:

— А он-то знает?

— Нет… — ело слышно ответила Шура. — Я не могу разбить его семью, и ты это хорошо знаешь…

Закрыв глаза и передохнув минуту, Шура продолжала:

— У меня хватит сил не встречаться с ним. Помоги мне, Галина! Я готова на все!..

Шура встала, подошла к умывальнику и сполоснула над тазом лицо.

— Пройдусь к океану, — проговорила она. — Мне нужно разобраться в себе. Не беспокойся за меня, скоро вернусь. — И, быстро одевшись, вышла.

А я чуть не закричала ей вслед: «Растревожила мою душу и бежишь. А мне самой не легче!..» Но потом я поняла — ей действительно надо побыть одной. Да и мне захотелось отвлечься от всего того, что только что рассказала мне Шура, и я решила чем-нибудь заняться. Неожиданно вспомнила — Шура просила меня просмотреть книги в ящиках, из которых сложена тахта, — книги плесневеют, углы комнаты у нас частенько промерзают, а после топки сыреют. Я, не теряя времени, занялась разборкой книг. В первом ящике лежало несколько томов Драйзера, Голсуорси, альбом фотографий. Плесень их пощадила, едва тронув корешки. Я обтерла переплеты, заглянула в альбом с фотографиями. Воспоминания сразу нахлынули, властно захватили меня. Мне стало и горько и радостно. Студенческие годы… Я улыбнулась и отложила альбом в сторону, взялась за второй ящик. Сверху лежали учебники для шестого и седьмого классов — я купила их Валентину… Мне хотелось, чтобы он учился, рос.

Надежды?.. Да, они у меня были. Но куда же улетучились эти надежды, что случилось? Я взяла в руки физику — ведь Валентин так любит машины… И мне вдруг очень захотелось увидеть его, почувствовать его сильную мужскую руку на своем плече. Почему он сбежал? И тут же внутренне я обрушилась на себя: а что я сделала для того, чтобы остановить его? Что? Я лгу себе, лгу людям. Я не могу вычеркнуть его из своей памяти, не могу!

Бывает, идешь навстречу колючему зимнему береговику, задыхаешься от его ледяного напора, лицо иссечено, глаза слезятся, плечо, выставленное вперед, устало, ноги послушны, а тут вдруг, ни с того ни с сего, ударит тебя, шатнет совсем с другой стороны горный разбойничий ветер — едва опомнишься…

В субботу мы с Шурой зашли в магазин, взяли мороженой оленины. Шагах в двадцати от крыльца повстречался нам взволнованный Кириллов.

— Галина Ивановна, спасайте! — торопливо заговорил он, едва переводя дыхание.

— Кого спасать?.. Что случилось?

— Жорка недоброе затеял!..

Мы с Шурой тревожно переглянулись.

— Идемте к нам, расскажете, что там случилось.

— Вы, пожалуйста, извините, иначе я не мог, понимаете, не мог…

— Не тяните…

— Жорка вовлек в картежную игру Матвея и Виктора…

— Покровского-Дубровского?

— Да.

— Матвей с неделю назад начал проигрывать и уже четвертый день не выходит на работу, а сегодня и Виктор не вышел…

Я вспомнила тот вечер, когда какой-то грузчик продал мне «отрез». Тогда я заметила Жорку и Матвея. Никому из бригады я не сказала об этом, кроме Бориса. Незнакомого грузчика я с тех пор больше не видела.

— Значит, говорите, оба не вышли на работу? — спросила я у Кириллова.

— Да, но сейчас не это главное.

— А что же?

— Сегодня Виктор проиграл в карты Степанова, нашего старосту!..