Василий Золотов - Земля горячая

Я взяла медвежонка в руки и почувствовала в своих ладонях живое тепло. Ко мне подскочили Санька, Лена, Лида. Поднялся такой содом, хоть уши затыкай: визжат, прыгают, хохочут.

— Малышом его назовем, тетя Галя? Да?

— Можно и Малышом, — согласилась я, радостно улыбаясь.

В самом деле, какой он забавный! Стоило мне отпустить его на пол, как медвежонок, косолапя, заковылял в угол, где стояла швабра. Не дойдя до нее нескольких шагов, он стал вдруг на задние лапы, принюхиваясь. Шерсть на загривке вздыбилась.

— Блондинки испугался! — загоготал вошедший Лешка. — Вот артист. Ты смотри — кроха, а уже шерсть дыбом. Характер!

Лида подхватила Малыша на руки, завернула в меховую куртку, стала убаюкивать, как ребенка. Санька в коридоре делал из папиросного ящика «берлогу», а я на правах хозяйки, получившей подарок, готовилась угощать охотников обедом. Ваня, Лешка и Борис скинули в прихожей мокрые полушубки, бросили на пол, и теперь на этих полушубках возилась с медвежонком детвора.

Через несколько минут за столом стало шумно — парни за удачную охоту выпили по рюмке спирту. Борис, глянув на тарелки, подмигнул Ване:

— Медвежатники бы…

— Откуда она у меня? — развела я руками.

— Однако мы мозем… Боря, давай, — подтолкнул Бориса Ваня.

Борис вылез из-за стола и тут же принес большой кусок мяса.

— Так что, выходит, вы и медведя убили? — удивленно спросила я.

— Нет, мы просто попросили у него от ляжки кусочек для тебя. — И Борис весело расхохотался, а вслед за ними и Ваня с Лешкой.

— Ну, коли так, — сказала я, — то вы молодцы, есть за что отбивными угощать, — и начала быстро разделывать мясо. Готовлю котлеты, а сама краешком уха слушаю.

— Миска — хитрый зверь, ой хитрый! — качая головой, говорил Ваня. — Когда сли по лесу, вы, однако, видели грачиные гнезда на черемухах и рябинах?

— Видели, — ответил Лешка.

— Ты, верно, думаешь, грачи их свили? Как бы не так. Их тут и нету. Это мискина работа!

— Ври больше. Что же, по-твоему, медведи на черемухах живут?

— Какой ты глупый, однако, Леска! Как поспеет ягода, медведь лезет на дерево. Сядет в развилке больших суков, сломит ветку, оберет ягоду, съест, а ветку под себя полозыт, потом другую, третью, и так пока всю черемуху не очистит. Сидит как барин в прузинном кресле, лакомится. Сыбко любит миска черемуху. Хитрый, подлец!

— Хитрый-то хитрый, да не совсем, — просипел простуженно Борис. — Вот послушайте. Сели два брата медведя на берегу реки рыбу ловить. Один из них изловчился, цап лапой горбушу — и тянет на берег. Здоровенная попалась горбуша, он ее под себя, а горбуша, не будь дурой, подпрыгнула — и обратно в воду. У медведей слюнки, текут, зло разбирает. Подозрительно покосились друг на друга. «Ты виноват!» — «Нет, ты!» Бац лапой один другого меж глаз, и пошла потасовка, только знай шерсть клочьями летит. А рыбе того и надо, вильнула хвостом — и поминай как звали.

Борис окинул друзей хитрым взглядом и улыбнулся. В шуме охотники не заметили, как вошел Бакланов.

— Шубу убитого медведя делите? А где моя доля? — строго спросил он и, не выдержав серьезного тона, рассмеялся.

— Есть и ваша доля, садитесь, — пригласил его, вставая, Лешка.

Свободного места за маленьким колченогим столом больше не было. Получилось это оттого, что я, боясь, как бы стол не повалился, поставила его впритык к окну. Ребята потеснились, и Александр Егорович сел на Лешкино место, а Лешка втиснулся между Борисом и Ваней.

— Штрафную товарищу Бакланову! — закричал Борис и налил Александру Егоровичу полную рюмку.

— После охоты на медведей — медвежья услуга?

— Это за опоздание.

— Ну, бывайте! — И Александр Егорович легко опрокинул рюмку. — Напьешься, старый черт, веди себя честно: в одну сторону качнись, в другую поправься.

Наколов вилкой дольку чавычи, он загадочно улыбнулся.

— А Крылов-то наш, братцы, чуть не упустил зверя, сдрейфил немного. Посмотрел я — лица на парне нет…

— Так уж и сдрейфил! — обиделся Лешка и начал оправдываться: — В первый раз же! Понимать надо…

— Идем мы, Галина, след в след, — обращаясь ко мне, заговорил Борис. — Бурелом, коряги. Где тут найдешь берлогу? Но у Вани собачий нюх — ведет нас от зарубки к зарубке. Медведя он выследил еще по первому снегу. Остановимся, замрем — слышно, как тикают ручные часы, приглядываемся к Ване, к его знакам. И вот наконец подходим к толстой поваленной березе. По глазам Вани видим — тут!.. Я скидываю полушубок. Ну, думаю, сейчас будет жарко! Приготовил фотоаппарат — как не сфотографировать такой момент! Краешком глаза наблюдаю: ружья поднимаются… Медведь, конечно, слышал нашу возню, но, наверное, ему так же нелегко вставать с теплой постели, как и мне по утрам…

— Не тяни, побыстрей рассказывай! — попросила я. — Знаем, что любишь поспать.

— Галина, не мешай ему пули отливать, — вмешался Александр Егорович.

— Ладно, ладно, пусть я отливаю, — с напускной обидой проворчал Борис. — У меня на фотопленке, между прочим, все зафиксировано, кто как драпал от берлоги. Учтите это! Так вот, по знаку я отскочил назад, а про полушубок забыл. Ваня хлопнул в ладоши — тишину разорвало. Я увидел, как рыхлым пирогом вздулся снег под березой, что-то черное с ревом встало на дыбы. Нюхая воздух, двинулся медведище прямо в мою сторону. Ваня почему-то медлил с выстрелом, эти соколики тоже, — наверное, ждали, пока я сфотографирую лезущего на меня косолапого, а мне и без того баня — запутался в буреломе. Каюк, думаю. К счастью, наткнулся мишка на мой полушубок — и ну рвать его.

— Постой! — воскликнул я. — Тут что-то не так. Почему они не стреляли?

— Это ты у Вани спроси, — усмехнулся Борис.

Ваня посмотрел раскосыми глазами на Бориса и сказал:

— Однако, я думал, ты хоросый парень, а ты балаболка. Из-за тебя не стреляли, чуть не упустили зверя…

От обиды Ванино лицо покраснело.

— Не обижайся, Ваня, ведь Борька шутит, — вмешалась я.

Покачав головой и постучав пальцем по лбу, Ваня безнадежно махнул рукой.

— Церт с ним! Пусть говорит…

Борис, улыбнувшись, продолжал:

— Сделал я два снимка и вдруг слышу выстрелы. Все это длилось, может, сорок, а может, пятьдесят секунд. Отогнало дым, гляжу — Александр Егорович со спокойным видом продувает ружье…

— А меня ты щелкнул около мишки? — спросил Бакланов.

— Как же, в первую очередь!

— В порядке подхалимажа, — ввернул Лешка. — Это он к вам, Александр Егорович, подмазывается, чтобы вы его ко мне на катер послали.

— К тебе на катер? Как бы не так! Сам-то у причалов бегаешь, все примеряешься, на какую бы посудину хоть матросом попасть.

Хотя Лешка и отшутился, я же догадывалась, что на душе у него кошки скребут. Обвинение в том, что он виновен в гибели катера «Прибой», не подтвердилось, а все же Булатов не торопился назначать Лешку на другое судно… За столом ненадолго воцарилось молчание. Из коридора отчетливо доносились хохот ребят и урчанье Малыша.