Татьяна Тэсс - Хранитель времени

Анечка села на постели и спустила босые ноги. Она была в ситцевом сарафане; полные, круглые ее плечики позолотил загар.

— Знакомьтесь! — Котенко сделал широкий жест. — Анна Ивановна, хозяйка дома сего.

Анечка сунула ноги в красные туфли и встала. Кожа на лице ее была светлая и тонкая, как у северянки; даже безжалостное степное солнце ничего не могло с ней поделать. Котенко прошел к телефону, стоящему на столике у постели, и снял трубку.

— Со вчерашнего дня его не видела, — пробормотала Анечка и посторонилась, чтобы Котенко было удобней говорить. — Ушел утром, я еще спала. Вместо завтрака одну простоквашу съел. — Она подняла руки и поправила легкие, рассыпающиеся волосы. — Надоела мне эта жизнь сумасшедшая, честное слово! — сказала она с сердцем.

— Дайте шестьдесят первый, — сказал Котенко, не слушая. — Что, Кузьмы Федоровича нет? Ага. Ну, я позвоню. Дайте Корнеева. Здравствуйте, Илья Севастьяныч, это инженер Котенко. Что, не у вас Кузьма Федорович? На участке? Ну, простите. Нет, завтра в Новосоленовск улетаю, оборудование проверять. Зайду обязательно. Дайте пятый. Диспетчер? Вы не знаете, где Кузьма Федорович? Разыщите его, пожалуйста, будьте такой добренький! Пусть позвонит. Да, да, на квартиру…

— Вот так шестой год с ним мучаюсь, — сказала Анечка горько и вышла из спальни.

Старуха в столовой перетерла посуду, поставила в шкаф и тоже куда-то ушла.

Яркая лампочка под оранжевым абажуром освещала стол, покрытый клетчатой скатертью, белые, вымытые до глянца табуретки, заменяющие стулья, и в углу пружинный матрац на деревянных козелках, застланный вышитым покрывалом. Никому в доме не было до нас дела, никто не обращал на нас внимания. Я растерянно посмотрела на Котенко. Он не заметил моего взгляда.

— Иван Кондратьич! — закричал он шоферу, высунувшись в окно. — Закрывайте машину, идите в комнату!

— Я думаю, мы прекрасно можем переночевать в машине, — мрачно сказала я, но Котенко ничего не ответил.

Хозяева не возвращались. Было слышно, как шофер возится во дворе возле машины, мурлыча тихонько: «Поехал казак на чужбину далече на борзом своем, вороном он коне…» Котенко пошел во двор. Я побрела за ним.

Степная ночь была полна певучего гула. Вдалеке мерно ухала какая-то машина; встревоженно, словно со сна, запыхтел паровоз; где-то ворчал грузовик; послышался высокий, прерывистый свист, словно из котла выпускали пар, а за ним снова ровное вздыхающее уханье каких-то машин… И, заглушая все эти могучие, но далекие шумы, рядом в траве изо всех сил стрекотали кузнечики, словно радовались теплу ночи, красоте звездного неба, горьковатому, пыльному степному благоуханью.

— Вот комары проклятущие! — пробормотал в темноте Котенко, почесываясь, и чиркнул спичкой.

Свет спички на секунду озарил влажный глянец поздних вишен. Они висели «сережками», пригибая своей тяжестью маленькие ветки. Молодое вишневое деревце с девичьи тонким стволом смутно виднелось в темноте.

— Смотри пожалуйста! — удивился Котенко. — Как будто вчера этот садок насадили, и — на тебе! — уже вишни… До чего же быстро время бежит, честное слово!

Я молча стояла у крыльца. В ведре, изредка вспыхивая, тлел бурьян, — его жгли, чтобы отгонять комаров. Откуда-то из темноты появились Анечка и Марта Андреевна; не сказав нам ни слова, они прошли в дом. Над степью послышался басистый гудок парохода. Возле моего лица жалобно зазвенел комар. «Поехал казак на чужбину далече…» — запел под нос шофер и пошел в дом. Вслед за ним исчез и Котенко. Я села на скамейку возле тлеющего бурьяна. Глаза мои слипались, есть хотелось так, как, кажется, никогда в жизни.

— Вот тебе и Кузя! — пробормотала я.

— Идите сюда! — закричал из дома Котенко. — Вас комары до смерти заедят.

Ничего не ответив, я полезла в машину и легла на пахнущее пылью сиденье, сунув под голову книгу. Но Котенко не дал мне уснуть.

— Где же вы? — кричал он на весь двор, высунувшись в окно по пояс. Лампа освещала его веселое полное лицо, добрый курносый нос. — Здесь комары хуже собак, я ж вам говорю…

Тихонько ругаясь, я вылезла из машины и нехотя пошла в дом.

Клетчатая скатерть была снята, на светлой клеенке стояла громадная миска, полная раков. Рядом возвышалось блюдо с помидорами, банка сметаны, видно, только что вынутая из погреба, и запотевшие бутылки пива.

— Раки с Дона… — умиленно пробормотал шофер, не сводя восторженных глаз с миски. — Мировая еда…

— Я, наверно, с ума сойду от этих комаров — плачущим голосом сказала Анечка. — Нет, видно, никогда мне не привыкнуть к здешнему климату!

Марта Андреевна, сохраняя все то же равнодушное выражение лица, положила на стол небольшую, изрезанную жилками дыню. Дочь покосилась на нее, и старуха молча положила вторую дыню, покрупней.

На матраце в углу была уже приготовлена блещущая свежестью постель; рядом на столике лежало аккуратно свернутое чистое полотенце и кусочек мыла «Красная Москва». Это заботливо положенное мыло, с которого еще не была снята обертка, повергло меня в полное смущение. Я вспомнила, какими неприветливыми показались мне хозяева, когда я сидела в темноте у крыльца, и засмущалась еще больше.

— Вы будете спать здесь, — сказала мне Анечка все тем же недовольным тоном и показала на постель. — А Котенко с Иваном Кондратьевичем как хотят: или на сеновале, или у мамы в комнате, а она ляжет в столовой.

— Не знаю… — Котенко сладко зевнул. — А на сеновале комаров нет?

— Ложитесь лучше у меня, — сказала старуха таким жестяным голосом, как будто кружка ударилась о кружку. — А я в столовой себе раскладушку поставлю, как тот раз.

— Нет, пожалуй, мы на сеновале ляжем… Да, Иван Кондратьевич? Я ж вам говорил, что они без гостей жить не могут! — Котенко лукаво подмигнул мне.

— Вчера ночевал инженер с гидростроя, — сказала Марта Андреевна задумчиво. — Проездом. Ничего за ужином не ел, только дыньку попробовал. У него плывун оказался на участке. Какой у человека может быть аппетит при плывуне?

Дочь, подперев кулачком розовую щеку, рассеянно смотрела на свет лампы.

— Научная сотрудница из Москвы неделю у нас жила, — неожиданно сказала она и придвинула мне тарелку. — Ботаник по специальности. Очень милая, знаете! Изучала степную флору и ее изменения после постройки канала. Двое ребят у нее в Москве, Николушка и Петька. Так интересно о флоре рассказывала, прямо заслушаешься…

— Да, всякие люди приезжают! — вздохнула Марта Андреевна и тоже, как дочка, подперла рукой подбородок. — На прошлой неделе женщина-врач из Сталинграда у нас две ночи ночевала. Знаменитый хирург. Можете себе представить, такие выражения у этого знаменитого хирурга, что уши вянут! «Я, говорит, люблю пользоваться русским языком во всем его многообразии». А по виду вполне серьезная женщина, в очках, даже волосы седые…