Татьяна Тэсс - Хранитель времени

— Бабушка во мне проснулась, — сказала она, придвигая к себе коляску. — До того проснулась, что, когда Петька в яслях, скучаю, как сумасшедшая. Сегодня целый день с ним, и такая это радость…

На дорожку неожиданно упали большие, редкие капли дождя. Надежда Григорьевна вскочила и подняла верх коляски. Она быстро покатила коляску по бульвару, а светлый, пронизанный солнцем дождь летел и шумел, листья тихо дышали под дождем, и круглое дождевое облако уплывало важно и медленно, открывая голубой, промытый край неба.

Вдруг дождь кончился, словно растворился в теплой, кипящей листве. И над бульваром легко выгнулась застенчивая городская радуга.

Ни одна весна не походит на другую, и каждый год наступает она по-разному: то звонко, с шумным, стремительным расцветом, то задумчиво и неторопливо, словно примериваясь к ожидающей ее земле.

На этот раз весна пришла в Крым позже, чем обычно, дыша прохладой и ветрами, и природа долго не решалась довериться непрочным ее обещаниям. Осторожней всех оказались розы, упрямо сжимающие свои тугие бутоны, в которых еще не угадывались ни линия, ни цвет, и лишь кисти глициний, лиловеющие на каменных стенах, бесстрашно тянулись к солнцу, да вскипали белизной конские каштаны, похожие на гигантские канделябры с белыми свечами цветов, теснящих густую листву.

Но стоило войти в парк, и в лицо веяло юной свежестью, какая бывает только весной, а запах листвы и хвои был таким глубоким, таким густым и плотным, что, казалось, можно было его зачерпнуть и унести с собой.

На южной стороне парка, обращенной к морю, возвышались красновато-бурые колонны вековых пиний.

Малахитовые зонтики их верхушек парили где-то высоко, в поднебесье, и сквозь них, как в храме, просачивались рассеянные солнечные лучи. Ветер почти не проникал сюда, и пинии лишь изредка отвечали на его порывы легким, подобным вздоху, трепетанием могучих крон.

Обычно в ранние часы парк был пустынным, но на этот раз под сенью пиний стояла небольшая группа людей. Ближе всех ко мне оказалась худенькая девушка с коротко стриженными волосами, похожая на мальчишку, хотя, как ни странно, была не в джинсах — обычной одежде своего поколения, — а в легком платье, поверх которого накинула голубую куртку. Глаза у девушки были узкие и быстрые, с золотыми искорками, а рыжеватые волосы торчали на макушке, словно птичий хохолок.

Рядом с ней стоял пожилой человек с густыми светлыми усами; его энергично выбритое обветренное лицо с резкими, словно трещины, морщинами и прочная, несмотря на мешковатый пиджак, выправка делали его похожим на военного. За ним я увидела долговязого юношу в больших, круглых, как автомобильные фары, очках от солнца; дальше стояла немолодая, похожая на учительницу женщина с гладкой прической, за нею толстяк в белой полотняной кепочке… Я бы приняла этих людей за экскурсантов, но было нечто, отличающее их от обычной экскурсии: они не оглядывались с любопытством по сторонам, а стояли кружком. Не успела я решить, кто же они такие, как толстяк в полотняной кепочке хорошо поставленным голосом экскурсовода произнес:

— В настоящее время насаждения Карасанского парка занимают восемнадцать гектаров. В центре парка, как вы видите, стоит здание, построенное в упрощенных формах мавританского стиля, — бывший особняк Раевских, в котором сейчас расположен санаторий работников химической промышленности. С его надстройки открывается исключительная по красоте панорама парка и бухты, а также вершины итальянских сосен, кедров и кипарисов…

— Может быть, называть их все же не итальянскими соснами, а пиниями? — озабоченно прервала его похожая на учительницу женщина. — Как правильней? А то, знаете, попадается вдруг в группе любитель ботаники…

— Я следую справочнику, — сухо сказал толстяк.

— Пинии… — мечтательно протянула рыжеволосая девушка. — Это звучит как музыка. Поглядите на них… — Она чуть театрально взмахнула рукой. — Они непохожи на обычные сосны, вытягивающиеся вверх в поисках простора, — нет, они величаво возносят к свету свои кроны, словно царственный подарок. Это поразительный пейзаж — сколько в нем тонкой живописи!..

Толстяк, неодобрительно покосившись на нее, промолчал.

— В этом доме, кажется, гостил Грибоедов, — сказал юноша в темных очках и покраснел.

— Но ведь он тут ничего не написал! — воскликнула похожая на учительницу женщина. — Надо ли, в таком случае, об этом упоминать? В особенности, если не располагаешь точными фактами…

— Дом принадлежал генералу Николаю Николаевичу Раевскому-младшему, сыну героя Отечественной войны восемьсот двенадцатого года. Им и был заложен парк, — сказал пожилой человек с густыми усами и одернул свой пиджак движением, каким поправляют военный китель. — Вот о Раевском-младшем, по-моему, стоит говорить подробней! Отец брал его вместе с другим сыном на театр военных действий; сам Жуковский воспел подвиг трех Раевских — ведь это очень интересно…

— Я уверена, что здесь гулял молодой Пушкин, — тихо сказала девушка. — Мне кажется, я вижу, как он идет по этим склонам своей быстрой, легкой походкой…

— У нас нет литературных данных, которые подтверждали бы это! — строго возразила похожая на учительницу женщина. — Как же можно…

— Я знаю, что литературных данных нет, — жалобно сказала девушка и вздохнула. — Но очень хочется думать, что он все-таки здесь бывал… — Она откинула голову, вглядываясь в светлеющее за деревьями небо с жемчужными перистыми облаками. — Редеет облаков летучая гряда, — произнесла она негромко и медленно. — Звезда печальная, вечерняя звезда…

Я слушала ее голос, мальчишески ломкий, с нежными придыханиями, и пушкинские стихи, звуча в весеннем воздухе, наполняли поэзией все, что нас окружало. Деревья, кустарники, земля, ласточки, камни — самые простые вещи, которые я видела здесь не один раз, — волшебно оживали от соприкосновения с поэзией. Но прекрасней всего казались облака, наполненные светом, легко скользящие по синеве неба, незаметно переходящей в свежую синеву моря.

И тут я догадалась, наконец, кто эти люди, что стояли в тени пиний. Это была одна из самых удивительных экскурсий, какие я когда-либо встречала: экскурсия экскурсоводов, собравшихся перед началом сезона.

— Я уверена все-таки, что Пушкин здесь бывал, — твердо произнесла девушка. Стоило посмотреть на ее веснушчатый, поднятый вверх носик и упрямый подбородок, чтобы понять, что переспорить ее не так-то просто. — Когда он гостил в семье Раевских, они жили в Гурзуфе, но ведь Гурзуф совсем рядом! Неужели же Пушкин, такой подвижной, такой любознательный, не хотел познакомиться с окрестностями? — Девушка задумалась. — Когда Пушкин приехал к Раевским, вся семья, кроме сына Александра, была в сборе, — сказала она и улыбнулась, будто обрадовалась собственному воспоминанию. — Николай Раевский ввел молодого друга в дом, познакомил его со своими прелестными, образованными сестрами…