Евгений Добровольский - Испытательный пробег

Преподавателем по станочной части был серб Любомир Шпирович Голо, реэмигрант. Когда-то уплыл он из царской России, тюрьмы народов, за океан, работал в Детройте, на заводах Форда, рассказывал о конвейере, о массовом производстве автомобилей, по-русски говорил не очень хорошо, но слушали его всегда рты раскрыв: интересно. «Товарищи автомобильные ученики», — говорил Любомир Шпирович. Невозмутимый, тихий, он потом ездил с директором Лихачевым в Детройт, был у него переводчиком, показывал столицу мирового автомобилизма изнутри, чтоб видеть, что там есть хорошего, что там есть плохого, а то ведь туристы что видят? Фасад. А Лихачев хотел видеть всю кухню.

Закончив фабзауч, зимой 27-го года Степа Кузяев попал в отдел шасси, в бригаду на сборку моторов и в первый же день, только начал шабрить шейку под коренной подшипник коленвала, подошел бригадир дядя Кулагин Василий Федорович в новых, негнущихся валенках, посмотрел через плечо, определил: «Пыринский выученик». И отошел спокойно.

Шабровка — занятие кропотливое. С почти готовой детали снимают тонкие стружки металла, чтоб было полное прилегание. За раз ничего не сделаешь. Пошабрил — давай поверку. Потом опять пришабривай. Опять проверяй, иначе загубишь деталь. И так хоть до ста раз, пока не будет полного порядка. Тот слесарь, который сказал в людном месте при барышнях, что шабровка — работа ювелирная, был кругом прав, не хвастал.

Степа старался не спешить, шабер смачивал в скипидаре, поверочную плитку покрывал тонким слоем берлинской лазури, растертой на льняном масле, и двигал ее по отшабренному месту, чтоб на выступах оставались пятна и выступало, где еще снимать металл. Шабровка очень подходящее занятие для нетерпеливых людей. Вроде рыбной ловли. Нервы успокаивает, сон. Хотя, конечно, в молодости с этим вопросом полный порядок.

Наконец, коленвал ложился на отшабренную постель, надевали шатуны, поршни с компрессионными кольцами, собирали все в картер, ставили литой блок цилиндров, перекуривали, на этом тонкая слесарная работа кончалась, начиналась следующая операция — «погода шепчет: бери расчет».

— Ну, крути, Гаврила! — приказывал бригадир нервным голосом. — Отойдите, товарищи! Лишние которые — отойдите!

Надевали на храповик заводную ручку, и Степа Кузяев, поплевав на ладони, начинал проворачивать весь кривошипношатунный механизм, чтоб было движение вверх, вниз, чтоб нигде затяжки не оказалось и срезало все заусенцы. Охотников крутить коленвал находилось мало. Можно было в один момент схлопотать грыжу, да и бывали такие случаи — тоже, между прочим, болезнь металлистов, — но Степа все-таки считал себя кулачным бойцом, силачом, это ему разминка была. «Старому быту гроб! Даешь физкультуру и спорт!»

Посмотреть, как молодой Кузяев крутит коленвалы, приходили любители тяжелой атлетики из других пролетов, останавливались в проходе, спрашивали в легком недоумении:

— Парень, а ты это того, с быком бороться не пробовал?

— С быком не пробовал. А вот одного осла я сейчас прибью, — мрачно огрызался Кулагин и замахивался чем-нибудь тяжелым. Но на него внимания не обращали: при деле человек.

— Смотри, Кузяев, пупок развяжется! Потекет водичка по копытечку…

— Мамку будем с деревни вызывать. Ой ли…

Денис смотрел на Степу с восторгом, и на Денискином курносом носу блестели мелкие капельки пота.

— Твой опыт, — говорил, — надо отразить в газете! Я б сам написал, но есть профессиональная этика. Вон доктора ни родных, ни знакомых не лечат.

— То медики…

— А перо — острейшее оружие. — Дениска начинал рабкором в заводской газете и очень газету уважал. — Я про тебя написал бы, но ты какой-то обыкновенный, тебя трудно отразить.

В бригаде Кулагина они с Дениской были самые молодые, и отношение к ним было как к малолеткам. «Комсомолия вы моя ненаглядная, передовой отряд будущего», — говорил Кулагин, рукавом вытирая губы, и это выходило обидно. Вскоре бригадир пошел на выдвижение, уехал в Ленинград управлять крупным заводом, и решили они с Денисом создать свою молодежную бригаду. Пригласили Нюрку Точилкину, Петю Слободкина, Кольку Пугачева, сели в красном уголке, прикинули, как что.

— А, — сказала Нюрка, — и чего с вами работать, никаких прелестей не вижу. Ни танцевать никто из вас не умеет, ни за девушкой поухаживать, как полагается. Я вчера в «Пролетарской кузнице» с одним военлетом фокстрот танцевала. Это партнер. Вот в воздушный флот я б пошла!

— Нюрка, ты свои анархистские настроения оставь! — разозлился Колька Пугачев, фасонистый парень, всегда причесанный, пахнущий одеколоном. — Ты это, Нюрка, перед Денисом крутишься, как какая-нибудь старорежимная барыня перед графом в Зимнем дворце. Так комсомолке нельзя.

— Очень надо, — Нюрка дернула плечом. — Сдался мне ваш Денис. Я к нему отношусь как к товарищу. Ни больше ни меньше.

— Кончайте базарить, — не выдержал высокий Петя Слободкин, басовитый малый в очках. — Вы с личных рельсов сойдите, давайте думать, как одной бригадой работать. Не маленькие.

И они все вместе придумали великолепный план. Решили, что Пугачев будет шабрить среднюю шейку, навертывать шпильки под блок цилиндров, и на этом для него — точка. И хватит. Слободкин возьмется за разборку моторов после первого испытания, промывать их станет керосинчиком, продувать сжатым воздухом. Пусть помогает ставить коленчатый вал, здесь сила нужна. И ладно, а то очки разобьет. Интеллипуп… Денису вменялось в обязанность одевать картер, шабрить по мелочи, ну а Нюрке Точилкиной оставались толкатели, болты, шплинты, общая чистота.

— Ну, так я всегда у себя в бригаде этим и занималась, — заявила Нюрка со вздохом, она не верила в успех. — Ничего из этого не выйдет.

Ее пристыдили:

— Племянница Каутского!

— Не надо так, — обиделся Денис и покраснел.

Нюрка смерила его долгим женским взглядом, сморщила лобик.

— Заступничек мой…

— Все будет хорошо, — заключил Петя Слободкин, поправляя очки. — В таком подходе есть зерно. Только давайте сначала начнем скромненько. Без шума.

— Само собой, — заволновалась Нюрка. — Как только бригаду нашу сформируют, так с утречка и начнем. Утро вечера мудренее, это не я сказала.

— Пушкин!

— Пушкин не Пушкин, а на нас другие равнение держать начнут.

Их предложение поддержали. Выделили бригаде место, свой план, стали они работать — Денис, Колька, Петя, Нюрка и Степа-бригадир.

С первых же дней четкое распределение обязанностей дало свои результаты, и на неделе заглянул к ним старый кадровик Капитон Карпович, постоял, почесал за ухом, посопел в усы.

— Ребята, — сказал, — вы не дурите, думайте, что делаете. Вы нам расценки сбиваете. Кончайте так, ребяты. Атас.