Евгений Добровольский - Испытательный пробег

— А Бондарева он на завод переманил. Как же… Помню, они с батькой часто встречались, — вспоминал Кузяев и рассказывал, как однажды обидели Дмитрия Дмитриевича. «Расскажите, как вы к Каледину на юг спешили?» — один к нему на собрании обратился. Лихачев отбил.

А потом шел Бондарев по заводу. Траншею копали, он по мосткам переходил, и вдруг будто обожгло его, взгляд на себе почувствовал. Плотник доски сбивал, стоял на коленях, во рту гвозди, шляпки торчат, отвернулся уже, но глаза его так и полосанули. «Кто такой? Где ж я его видел? — вздрогнул Бондарев. — Чем обидел?» А потом вспомнил Руссо-Балт, столярную мастерскую и АМО, как его этот плотник из кабинета на двор выводил, когда ему показали, что тот на трех листках корявой рукой написал. Зависть человеческая, злоба или просто — непонимание? Как отличить: кто друг, кто враг? Рябушинским завод строил, 40 тысяч получал…

Когда говорят, что Иван Лихачев был просто выдвиженцем, только энергичным человеком, но не тем специалистом, который двигает свое дело на новые профессиональные рубежи, — это та альтернативность мышления, которая не дает понимания сложных законов, мне так кажется. Он был крупнейшим организатором автомобильного производства, директором, менеджером мирового класса. Ему нравилось руководить. Быть командиром нравилось. Но громить неприятеля малой кровью он тоже не сразу научился и в танковые клещи брал врага не с первых дней. Он ошибался, да и не мог не ошибаться, но в его положении его ошибки были минимальны. Вот что надо ему в заслугу ставить!

Революция подняла на гребень новый человеческий характер. Рябушинские торговали люстрином и кокетоном по полтора рубля за аршин — для дела; выпускали на своих текстильных фабриках ситец и начали собирать на АМО полуторки «фиат» — тоже для дела. Никто из них, из восьми братьев, не смог бы сказать: «для людей». А сказали, так прозвучало бы это слишком странно. Что значит «для людей»? А для господ? Были люди, были господа. И каждый жил для себя и понимал, что закон этот всеобъемлющ. Каждый живет для себя! Дело было личным, а для Лихачева — нашим, общим, одним для всех, при полной уверенности, что страна идет единственно правильным путем и «ветер века, он в наши дует паруса». Он в чудо верил. В необходимое составляющее жизни.

Другие автомобили сходят с главного конвейера, другие люди спешат в утренних сумерках к заводской проходной, перед которой стоит бронзовый бюст того, чье имя носит завод.

Говорят, бронзовый Иван Алексеевич мало похож на живого. В живом в нем как раз меньше всего было монументальной бронзовости. Если только иногда, когда заносило и, надувшись, начинал он играть роль лихого директора — любимца масс. Но, по воспоминаниям, он всегда оставался прост, доступен. Ходил в гимнастерке, перепоясанной широким командирским ремнем, сверкал высокими хромовыми сапогами. Летом любил ситцевые рубашки в полоску и всем доказывал, что мастеровые, уважающие себя мужчины, настоящие металлисты и механики должны одеваться просто.

Внешне он ничем не отличался от тех, кто стоял у станков и конвейеров его завода. Потом стал чуть элегантней. Алексей Васильевич Кузнецов, кадровый зиловец, ветеран, рассказывал Кузяеву, что однажды собрались на совещание у директора, глядь, а на Иване-то Алексеевиче шелковая бабочка цвета крем-брюле и одеколоном от него пахнет «Красный мак». Все очень удивились, и Лихачеву пришлось рассказать историю своей обновки.

Оказалось, накануне в Кремле на Ивановской площади правительству показывали новый автомобиль. Все шло хорошо. Но вдруг Сталин оборачивается к Орджоникидзе, говорит: «Товарищ Серго, купи Лихачеву полдюжины хороших рубашек, а то ему, по-видимому, жалованья не хватает на приличные рубашки». Вот и пришлось директору изменить своей привычке, но не слишком. Шелков и бархатов директор не любил.

Ему нравилось донашивать старые вещи. Он любил частушки, но не любил анекдотов. Был человеком продолжительных привязанностей. Заказывал на воскресенье пироги с капустой. Обожал париться в бане. С квасом, с веничком, с разговорами в хорошей компании. И очень ему нравилось нянчиться с внучкой. При всем при том он оставался деревенским жителем, любил, чтоб все было с запасцем, свое мнение не сразу высказывал. Уважал людей пишущих, всю жизнь мечтал уехать на месяц-другой куда-нибудь в тихие места и там засесть писать толстенную книгу, может, даже роман. «Войну и мир» про дизельные автобусы.

Когда немцы подходили к Москве, Иван Алексеевич руководил эвакуацией своего завода, выдавал удостоверения начальникам цехов и служб. И тогда старый амовец Михаил Абрамович Фильцер не выдержал.

— Иван Алексеевич! — гаркнул, сверкая глазами. — Куда ж мы поедем в такое время! Давай лучше в лес тронем! Ведь за тобой тысяч двадцать заводских пойдет. Партизанить станем. Ты у нас за командира! Мы ж такое тут устроим…

Лицо Лихачева дрогнуло. Это предложение очень импонировало его чапаевской натуре. А что, если и в самом деле? А что, если собрать своих ребяток симоновских и ударить? Ведь драться ж будут до последнего! В кабинете сделалось тихо. Директор стоял над столом из черного мореного дуба, молчал, закрыв глаза. Видел ли он в ту минуту всех тех заводских ребят, настоящих парней, которые пойдут за ним в бой? Или он представлял, как его армия гонит немцев на запад?

— Бери удостоверение, — сказал устало и дернул ладонью. — Тоже выдумал. Выполняй приказ! На востоке заводы будем строить. Фронту автомобили не меньше солдат нужны. Голыми руками Гитлера не возьмешь. Затяжная война…

Фронт требовал автомобилей, и гражданский ЗИС-5 превратился в ЗИС-5В — грузовик военного времени.

В мирном исполнении производство его было невозможно. Заводские конструкторы заново спроектировали кабину. Теперь она была деревянной и фанерной. Надколесные крылья сделали гнутыми из листового проката. Штампованные с глубокой вытяжкой, довоенные крылья оказались слишком дороги.

ЗИС-5В был сделан без фар: ночью на фронте в целях маскировки света и не зажигали. Кузова не имели петель, так что боковые борта не откидывались, но зато мощность двигателя увеличена на 11 лошадиных сил. Повысили степень сжатия и перешли на алюминиевые поршни. В военном варианте этот грузовик снискал себе добрую славу на дорогах Отечественной войны. Это был вполне надежный грузовик. «Зисуха не подведет», — говорили фронтовые шоферы, и есть данные, что немцы охотно и без снисходительной улыбки пересаживались из своих «бенцев» и «опелей» на скромные ЗИСы.

— Это Ивана Алексеевича заслуга, — сказал Степан Петрович. — Ну, не его только, однако он большое дело делал молодцом.

Как-то возвращался я с главного конвейера и ко мне подошел паренек, эдакий грибочек, плотный, ладный, в аккуратном пиджачке с серебряным самолетиком на лацкане, первым протянул руку: