Римма Коваленко - Жена и дети майора милиции

— Еще один аргумент в пользу учения, — сказал Георгий.

— И все-таки красота — страшная сила, — возразила я.

Мне хотелось погладить его плечо и голову, но даже сейчас, когда он был более временный на земле, чем все остальные люди, я не посмела этого сделать, чтобы не выдать своей жалости. А он, наверное, не хотел пугать себя и меня. И мы стали врать друг другу.

— А почему это вас занесло в железнодорожную больницу?

— Так гостиница же, в которой работаю, железнодорожная.

— И надолго вас забрили?

— Сюда только попади. Но я отказался от операции.

— Напрасно. Надо доверять врачам.

— Я доверяю. Только они не очень на операции настаивали.

— Хотите, я с ними поговорю?

— Не надо. Да они с вами и разговаривать не будут. У них первый вопрос: кем вы приходитесь больному?

Мы говорили больше часа. И ни слова о Лильке. Подошел врач, молодой, полный, с животом-горой, на котором халат еле сходился, положил свою большую руку на плечо Георгия и увел его с собой. И я не могла даже крикнуть вдогонку: «Так приходить Лильке или не приходить?» Почему-то я думала, что на это должно быть разрешение Георгия.

Регина сказала:

— Не смей Лильке говорить. Его жена специально адрес принесла, это ее такая месть: вот вам за вашу любовь!

— Нельзя так, Регина. Вспомни Каренина. Перед лицом смерти даже он простил.

— Умолкни. Кого и с кем сравниваешь?

— А я не сравниваю. Пусть Анна Каренина наденет Лилькино зеленое пальто, тогда можно сравнивать.

Наша хозяйка, когда мы явились к ней за советом, сказала:

— Чему вы только детей учите, учительницы? Как же это не сказать Лильке? Это же не телевизор: взял и выключил, и нету ничего. Это жизнь. Тут горе не скроешь. Я вот в родительский день в прошлом году была на кладбище. Раньше только родных проведывала, а тут меня как кто в спину толкнул, пошла по дорожке, почитала надписи на памятниках. Один в двадцать пять лет умер, другой — в тридцать, третий — в сорок. Некоторые живут и думают, что помирают люди только в старости.

Я тоже в то время думала, что люди в молодые годы умирают лишь в дорожных катастрофах…

…На поминках после похорон жена Георгия и Лилька сидели за одним столом, и входившие бросали на Лильку внимательные взгляды. Потом интерес к ней остывал, но все равно время от времени на нее глядели. Жена сидела в конце стола, у окна, а Лилька — у дверей и была на побегушках. Приносила тарелки с закусками, убирала со стола пустые бутылки. Мы с Региной и хозяйкой ушли домой, а она там еще крутилась допоздна: мыла посуду, убирала. Вернулась поздно, пришла к нам, и Регина сказала ей:

— Ты только не сделай глупости, не вздумай с этой женой подружиться.

Лилька от горя и усталости уже ничего не соображала, но выдала в ответ вполне разумную фразу:

— Ни одной глупости в жизни, девочки, я уже больше не сделаю.

Скоро всех нас раскидало в разные стороны. Регина вышла замуж за выпускника военного училища и укатила с ним на Север. Я бросила учительство и оказалась в редакции районной газеты. А Лилька еще долго жила на прежнем месте. Сначала в той комнате, которую освободили мы с Региной, потом, не справившись с дороговизной, стала снимать на хозяйкиной половине койку.

Я долго мечтала, как встречусь с Лилькой: приеду, войду в знакомый двор и узнаю ее адрес. Она уже давно закончила школу, институт, но осталась все той же — доброй, искренней Лилькой. Мне назовут ее адрес, и я порадуюсь, что у Лильки хорошая однокомнатная квартира и на кухне высокий финский холодильник, а в шкафу шуба из натурального меха. «Лилька, — скажу я, — а помнишь свое зимнее пальто, которое ты купила на «печкины деньги»?» — «Помню, — ответит Лилька, — Георгий тогда сказал, что пальто замечательное, а вы с Региной, помнишь, на мою обновку косились».

Я мечтала об этом, но не верила в Лилькино жизненное благополучие. Не так начиналась ее жизнь, не тот у нее был характер, чтобы потом жизнь ее круто переменилась.

Я вошла в знакомый двор через десять лет. Вместе со мной вошла, а потом стояла и глядела скучными глазами на квадратные плиты широкой дорожки моя семилетняя Томка.

— Мама, к кому мы пришли?

— Ни к кому. Я тут когда-то жила.

Хозяйка узнала меня и махнула из окна рукой, чтобы шли мы в дом. Она постарела, согнулась, но потолстела, округлилась, и морщины на лице подобрели. Меня слегка обидело, что она совсем не заинтересовалась Томкой и моей жизнью. Посадила нас за стол на кухне, налила в тарелки горячего борща и первым вопросом:

— Лильку давно видела?

— Совсем с тех пор не видела. У вас про нее хотела узнать.

— Открыточки присылает, — обиженно сказала хозяйка, — то приезжала летом, письма писала, а теперь, уже года два или три, — только открыточки.

Она подошла к комоду, покрытому вязаной скатеркой. На нем, опираясь на проволочную ногу-подставку, стояло зеркало, а вокруг лежали открытки.

— Вот, — сказала хозяйка, положив передо мной несколько открыток, — когда поешь, можешь почитать. В Красноярском крае живет. Большие деньги надо получать, чтобы туда просто так, без особой нужды съездить.

Видимо, она подумывала о поездке.

— Жизнь затягивает, не все любят письма писать, — сказала я, — может, она замуж вышла.

— Здрасьте, — отозвалась хозяйка, — замуж она еще у меня вышла. Тоже, как сама, на инженера заочно учился. Алексей. Я его не признавала, легкоперый, против Георгия — пшик.

Больше, чем замужество, меня поразило Лилькино учение.

— Так она все-таки закончила школу? Поступила в институт?

Мой вопрос не понравился хозяйке.

— А что уж тут такого? — недобро спросила она. — Вечерняя ведь. Там требования поменьше. К тому же Лилька умственно не хуже вас была. В личном поведении, правда, подкачала. Хотя я до сих пор считаю: вина целиком была на Георгии. Но что уж теперь об этом… Все равно такой второй любви не было на свете и уже не будет.

— Почему? — спросила я.

— Потому что самого не стало и сколько уже лет прошло, а любовь его до сих пор Лильку охраняет.

Мне не нравилось, как она переметнулась на их сторону.

— Я все помню. Не надо идеализировать. Георгий был женат. Помните, как мы все боялись, что жена его выследит и устроит скандал.

— Я другое помню, — сказала хозяйка, — как он Лильке пальто зимнее купил. Надела она это пальто, согрелась и почувствовала себя человеком: учиться пошла, на инженера выучилась.

Все забыла, все перепутала хозяйка: сама Лилька купила себе пальто на «печкины деньги».

— А ты удачно замуж вышла? — спросила меня наконец хозяйка. — Характер у дочки не твой — смирный, задумчивый.

Я посмотрела на Томку. Щенок и кошка играли на кухне, возле двери, и Томка не сводила с них глаз.

А потом, часа через два, мы стали пить чай из самовара, на котором, как бусы, висела связка баранок. Самовар был не Лилькин, другой, а вот баранки висели так, будто их повесила Лилька.