Римма Коваленко - Хлеб на каждый день

Новый главный был у всех на устах, каждый день он что-нибудь отмачивал, не давая утихнуть вокруг себя шуму удивления. Однажды он целый пролет проехал на перилах лестницы, раскинув руки в стороны. При его-то росте, весе и возрасте! Судачили о Волкове беззлобно, предполагая даже хитрость в его поведении, — мол, ищет популярности, располагает к себе, а потом закрутит гайки. Но всякий разговор о нем Анечка воспринимала как скрытый выпад против себя, она ни на минуту не забывала, чье место занял Волков.

Не выдержав однажды его ободряющей улыбки, она подошла к нему и сказала:

— Не надо, Александр Иванович, мне сочувствовать. Пройдет мой убогий вид. На работе ведь он не отражается.

Они стояли возле лифта, рядом по коридору проходили люди, но он уже привык вещать на большую аудиторию, ответил таким громовым голосом, что Анечка сжалась:

— На какой работе? Нет никакой работы! Есть часть человеческой жизни, которая проходит на производстве. Часть жизни — запомните это, Анна Антоновна.

Она ответила ему тихо, но твердо:

— А я и живу. Между прочим, здесь — лучшая часть моей жизни.

Он знал, что ее старые родители недавно умерли, а человек, которого она любила, уехал. Конечно же знал, но его хватило ни разу не коснуться ее горя. Она сама через несколько дней завела с ним разговор об этом. Случайно столкнулись во время обеденного перерыва в кафе, сели за один столик.

— Александр Иванович, а вы когда-нибудь страдали?

— Еще чего! Я человек заядлый, бурно переживаю, когда что-нибудь не удается. А страдать — это расписаться в собственной немощи. Я боюсь страдающих, они для меня как машина без запасных частей.

— Человек не машина, ничего не переставишь, не заменишь, не подвинтишь.

— Ну, это как посмотреть. Переставляется, заменяется, если подумать, а в других случаях — ржавеет, распадается, гибнет. Машине трудней — она сама с собой ничего сделать не может, а человек может.

Что-то не давало Анечке принять его рассуждения и его самого. Слишком крепок он был и снаружи и внутри, слишком уверен в том, что знал.

По вечерам, когда недавнее прошлое опять обступало ее, Анечка старалась думать о Волкове: «Весь секрет его в том, что он сам себе интересен. А я сама себе неинтересна, поэтому и другим тоже…»

— Не смотри безумными глазами, — говорила Зинаида, — перестань думать о нем, а то сойдешь с ума.

— Я думаю о том, почему один человек сам себе интересен, к нему все тянутся, а другому нечего с собой делать? Я о Волкове думаю…

— Вот и переключись на него. Он молодой? Дети есть?

— Он как вечнозеленый куст и в то же время как машина, у которой много-много запасных частей.

Зинаида пугалась:

— Ты уже чокнулась. Сходи в парикмахерскую, сделай себе прическу и выброси этот лосьон. Когда от женщины пахнет свежим огурцом, ей рассчитывать не на что.

Всю жизнь у Зинаиды были те лосьоны, какие надо, но что-то все ее расчеты не оправдались…

— Я никогда в жизни не попадала в такую любовную аварию, как ты, — говорила Зинаида. — Потому что я знала мужчин, интуитивно их чувствовала, с молодости. Я их бросала на день раньше, чем они меня. А ты упустила свой срок, вот и расплачиваешься.

— Но не все же всех бросают. Люди женятся, справляют серебряные свадьбы, живут вместе до самой смерти.

— Ну когда же ты наконец поймешь! — возмущалась бестолковостью сестры Зинаида. — Мужчины добровольно женятся не из-за любви, а из-за выгоды. Раньше это было приданое, теперь их устраивает жена — бесплатная кухарка, домработница, хорошая добытчица, наконец. А когда любовь, тогда просто приходят и любят. — Она и себя решила не щадить, только бы убедить Анечку. — Помнишь Сергея, капитана дальнего плавания? Всю жизнь он мне морочил голову нашим прекрасным будущим. Но я его сразу раскусила, и он слышал от меня лишь один ответ: никогда! А если бы я ему верила, ждала, как бы мне теперь было? Слушай, что получилось: вышел мой морячок на пенсию, женился и сейчас живет себе в собственном домике под Ялтой. В домике жены, разумеется.

У Анечки не хватало смелости спросить: «Зачем ты его выдумала, Зинаида?» О чем спрашивать, если известен ответ: «Придумала, потому что не встретила в жизни». А почему не встретила? Может быть, потому, что у выдумок есть реальная сила, они не просто подкрашивают жизнь, а способны отгородить ее от подлинной?

Как-то после работы Анечка впервые за последние месяцы направилась не домой, а в кино. Заметила чистый снег, лежавший на нехоженой части сквера, румяные лица мальчиков, идущих из школы, услышала обрывок их разговора:

— …А этот как прыгнет сверху, как даст из автомата: та-та-та! А тот — кувырк и притворился мертвым. — Мальчишка плюхнулся в белый снег, показывая, как «тот» притворился.

Вот оно, детство! Рассказывают друг другу фильм, который вместе видели. А ей в их возрасте нравился Алеша в «Балладе о солдате» — не притворялся мертвым, его убили, и она шла домой из кино, не видя ничего вокруг от слез.

Мама сказала: «Зачем такие фильмы выпускают, чтобы детям так сердце надрывать?» Мама всегда хотела, чтобы люди не надрывали сердец. Хватает людям тяжелой работы, пусть хоть сердце не перетруждается. И папа защищал свою дочь от страданий, говорил: «Эта собака не бездомная, а просто самостоятельная. Соседская в будке на цепи, а для этой главное — воля…»

Она успела к началу сеанса, взяла билет и вошла в полупустой зал. Анечка сразу обозначила в герое Костина. Не очень похож, но того же возраста, красивый… «Я тут с вами творчеством заниматься не буду. Для меня план — высшее вдохновение. Что это такое — понимать не обязательно, прошу запомнить».

Такой прямолинейный, но с намеком на отрицательную властность положительный герой. А вот и она. Анечка расстроилась. Не любовь, а производственный поединок. Героиня понимает директора. Герой с ним воюет. И мешает всему этому любовь. Она досмотрела фильм до конца. Одно из двух: или все люди умеют достойно справляться со своей бедой, или у всех все по-разному, даже страдания.

Вернувшись домой, Анечка сказала сестре:

— Я завтра возвращаюсь к себе, Зинаида. Нам нельзя жить вместе. Мне надо пожить одной, а потом я буду тебя воспитывать. Водить в кино, читать вслух книги, разговаривать с тобой на разные темы. Пока же скажу тебе одно: мужчин и женщин нет на этом свете, а есть люди.

— Живи, — ответила Зинаида, — и не утруждай себя мыслями обо мне. То, что ты узнала в этой жизни, я давно знаю и с удовольствием бы забыла. Когда поживешь одна хотя бы год, тогда я тебя послушаю. Страшно не то, что голоса живого нет рядом; включи телевизор, слушай. Страшно то, что ты женщина. И мир уже разделен для тебя на мужчин и женщин. Будешь ждать мужчину. Будешь врать людям: не нуждаюсь в лишних хлопотах. А когда твое одиночество затянется, простишь мужчине и вранье, и глупость, и предательство.