Михаил Колосов - Платонов тупик

Он поднялся, вышел медленно из комнаты, прислушиваясь, где Даная. Она была на кухне, и Чижиков прошел туда, остановился в дверях с виноватым видом, хотел улыбнуться ей, но она не смотрела на него, и тогда он подошел к ней, положил мягко руки на ее плечи. Она резким движением сбросила их:

— Не подходи ко мне, я ненавижу тебя.

— Прости, Дана… Я виноват… Но пойми мое состояние…

— Ты оскорбил меня.

— Я знаю… Поэтому и прошу: если можешь — прости. Больше это никогда не повторится. Поверь мне, прошу.

— Ты жестокий. Я всю ночь проплакала, а ты даже не пришел.

— Я тоже, Дана, был вне себя.

— Но ты же мужчина!

— Ты права, я не должен был так распускаться… Прости, Дана, — он привлек ее к себе, она не сопротивлялась, уткнулась лицом ему в плечо. Он взял ее голову в обе ладони, приподнял и стал страстно целовать в губы. Она ответила ему крепким объятием, а через минуту цветной халат Данаи уже валялся на полу и долго оставался так в одиночестве, пока помирившиеся супруги, оказавшись в спальне, предавались вожделенной любви.

Ах, эта любовь! Как она сладка после ссоры! Как погожий день после долгого ненастья.

От нечего делать, от тоски Чижиков перебирал на стеллажах книги Евтюхова, некоторые брал себе на диван, пытался читать, но быстро задремывал, книга валилась из рук и падала на пол. Он вздрагивал от громкого стука тяжелой книги, но поднять ее было лень, переворачивался на бок и засыпал.

Когда Чижиков добрался до крайней застекленной секции, он обнаружил там великое сборище исторических книг. Были тут и новые издания, но больше старых — в толстых картонных переплетах с кожаными тиснеными корешками и кожаными уголками. Бумага сплошь желтая, пахнущая тленом. Факсимильные издания, древнерусская литература, летописи, диссертации, какие-то серийные выпуски «на правах рукописи», сами рукописи, и все это переплетено и классифицировано определенным порядком. И вдруг тут же, среди книг большого формата, Чижиков увидел толстый фолиант без названия на корешке. «Наверное, старые журналы переплетены», — подумал он и потянул книгу с полки. На лицевой толстой корочке тоже никакого обозначения не было. Но когда он отвернул обложку, а потом — чистый лист форзаца и увидел титульный лист, у него глаза полезли на лоб, а дыхание перехватило комком. На титуле значилось:

Еще не осознав, что это такое, не заглянув в текст, он, тем не менее, каким-то чутьем понял, что выудил нечто необычное. И не просто необычное, а то, что может его спасти, поднять и прославить, если… Сердце учащенно забухало, он заметался по комнате, словно нечаянный убийца, ищущий, куда бы спрятать труп убитого им человека. Подбежал к двери, спустил защелку, она клацнула громко, он вздрогнул. Вспомнил, что Данаи нет дома, обрадовался, тем не менее тихо, на цыпочках прошел к столу, открыл первую страницу, прочитал на пожелтевшем листе:

Царский шатер взметнули на высоком холме.

Иван отдернул сердито полог, вышел на волю и тут же остановился резко, не иначе кто-то ткнул его в грудь. То яркое солнце ударило царя по глазам. Сдвинул Иван брови, сгреб черную бороду цепкой рукой и дважды огладил ее сверху вниз, будто выжимал из нее воду. Глянул вправо — там до самого окоема войсковые кухари костры жгли, белый дым от них ровными столбами подпирал небо. Глянул влево — внизу широкая Волга играла серебром мелкой зыби, а за ней опять же до самого окоема густо зеленел бор. А прямо перед ним, где-то в синеватой дымке, была Казань. Она не видна, но царь угадывал ее, чуял, как пес лакомую дичь.

Еще раз огляделся вокруг Иван, сказал вполголоса:

— Лепота! — и улыбнулся.

Из палатки вслед за ним вышел Федька Басманов, поддакнул царю:

— Вельми день пригож! — и отогнал, будто кур шуганул, стражу подале: — Поразвесили ухи! Ну-к!

— Какой день ноне? — не оборачиваясь, спросил Иван у Федьки.

— Быдто Козьмы и Демьяна.

— Ишь ты!.. — чему-то удивился царь. — Хороши, добрые, знать, были эти Козьма и Демьян. Стало быть, и наречем место сие Козьмодемьянском. А?

— Как скажешь, цесарь. Хорошее имя.

Царь повел орлиными глазами и остановил их на пестрой толпе, тесно сгрудившейся на отдаленном лугу.

— Это кто такие? — спросил царь, насупясь.

— Черемисы, — ответил Басманов.

— Чего им надобно?

— К тебе пришли в помощь. Просят принять их в твое войско. А привел всех ихний батыр.

— То добрый знак! Пошто ж, дурак, молчал? Зови батыра».

На последней странице было выведено размашисто, крючкообразно:

И — дата: «20 мая 1941 г.»

Закрыл книгу — и чувствует Чижиков: голова начинает кружиться — не выдерживает лихорадочной работы ни его маленький мозг, ни истощенное в «муках творчества» сердчишко. Лег на диван, книгу положил себе на грудь, она придавила тяжело, словно плита каменная. Смотрел в потолок и шептал: «Конец… Конец… А для меня — начало! Переписать своим почерком… А тем временем слух пустить: влез в историю, наклевывается повестуха… Начитаться надо, подковаться — чтобы не подловили…» И вдруг, как ожог, новая догадка: «А что, если о рукописи знает Даная? Надо как-то выведать». По всем признакам — не знает: она ни разу о ней не говорила… Если бы знала, она ее уже давно бы определила… Повесть закончена в мае сорок первого — перед самой войной, а Евтюховой женой Даная стала лет пятнадцать тому назад. Нет, не должна знать…» — успокоил он себя.

В коридоре громыхнула дверь. Чижиков вскочил, сунул рукопись в тумбочку стола, в самый низ под бумаги, вышел навстречу Данае.

— Что с тобой, милый? — взглянула на него Даная.

— А что?..

— Не заболел?

— А… Голова что-то трещит. Читал много…

— Я тебе дам таблетку. — И она заспешила на кухню.

— Начитался, говорю. Интересные книги у старика собраны… Исторические… Оказывается, это такая увлекательная штука — история! — продолжал он, следуя за ней.

— Евтюхов любил историю, — сказала она. — На вот, милый, запей.

— И есть за что любить! То-то у него и стихов много на историческую тему…

— Да… — подтвердила она. Чижиков ждал, что Даная вот-вот скажет: «И не только стихи, он писал и прозу». Но она не сказала, и Чижиков немного успокоился и, чтобы не вызвать подозрений, историческую тему продолжать не стал.

— Пойду прилягу…

К концу дня Чижиков неожиданно взбодрился и вознамерился пойти даже «проветриться» в ЦДЛ.

— Давно не вылезал… — объяснил он Данае свое желание. — С ребятами повидаться охота… Вроде даже соскучился…

— Меня не приглашаешь, милый?.. — сощурилась Даная.