Евгений Гущин - Небесное созданье

Как бы отвечая пришедшей в голову мысли, отрицательно помотал головой. Нет, на пару дней ее тут одну не оставишь в беспамятном состоянии. Придется, видно, сидеть в избушке, ухаживать за нею и ждать. Больше ему ничего не остается. О промысле уж и речи нет. На неделю, а то и больше на путики не выйдешь. Ну, разве что два-три часа в день удастся пошариться по ближайшим окрестностям и то, если с девицей все будет ладно. Впрочем, грешно об охоте горевать, ведь о молодой жизни вопрос стоит. Кстати, надо бы ее осмотреть. Может, переломы или еще что. Вон из какой мясорубки выбралась.

С бровей и бороды на пол закапало. Ногтями поотдирал скользкие ледышки. Вышел на волю, снял шапку и куртку, обмел их голичком от тающего куржака, огляделся. Густая темень стлалась вокруг и, вроде бы, потеплело. Не иначе, снег собирается пойти. А в снегопад вертолеты в горы не полетят.

Вздохнул и, прихватив беремя дров, вернулся в избушку. Переоделся в сухое, мокрую одежду повесил на гвозди за печкой, источающей волны тугого и сухого тепла. Становилось уже жарко.

«Ну что, начнем? — мысленно спросил себя и утвердительным кивком ответил на свой вопрос, подумав смущенно: — Будь вместо нее мужик, все было бы проще. Но куда деваться, раз попасть ко мне угораздило девицу». Подвинул лампу ближе к краю стола, побольше вывернул фитиль и начал расстегивать пуговицы шубы. Невольно залюбовался блескучей остью меха. Такая шубка, с капюшоном и шапкой — целое состояние. Сколько же на нее норочек пошло! С ума сойти можно. На всей Пыже столько не сыщется. Распахнул полы шубы. Там у нее был пододет серый пушистый свитер, очень длинный, наподобие платья, и такие же штаны, заправленные в сапожки.

— Умница, тепло оделась в дорогу, — похвалил Алексей и стал осторожно переваливать девушку лицом вниз, чтобы легче было снять шубу, не потревожив ее рук. Услышав тихий стон, не отступился. — Держись, красавица, — утешающе говорил он, освобождая полы шубы и капюшон. — Я хотя и не врач, но все-таки биолог, а это в таежных условиях не так и мало. Уж перелом-то от вывиха отличу и, в случае чего, сумею наложить примитивные шины. Нас в институте этому учили. В общем, окажу посильную первую помощь. А для этого мне придется тебя раздеть, хочешь ты того или нет. Так что не обижайся и терпи.

Потихоньку стянул шубу, потряс на вытянутых руках, стряхивая капли. Еще раз оглядел с профессиональным интересом. Да, природная норка, с серебристой остью, очень редкая. Прямо будто с плеча какой кинозвезды. Богатенькая, однако, девица. Наверняка дочка большого начальника. А может и жена крутого бизнесмена. Ну что ж, охотнику приятно, когда его трофеи согревают вот таких молодых и красивых. А то иной раз увидишь какую-нибудь старую жабу в соболях, и за свой труд зло берет, и за добытых зверьков обидно. Пусть бы уж бегали себе по тайге украшением скудеющих угодий.

Пошел вешать шубу и шапку на стенку, чтобы просохли. Подумалось, что этим бы вещам из дорогого меха не на стене избушки висеть, а в полированном шифоньере на изысканных вешалках.

— Повисите на ржавых гвоздях, — сказал ворчливо, — другого не держим. — И, вымыв у умывальника руки, воротился к нарам — продолжить раздевание.

Стащил с девушки свитер. Под ним оказалась ночная рубашка с розоватыми кружевчиками. Внимательно осмотрел оголенную руку. Повыше локтя расплылся синяк, но без опухоли. На другой руке тоже виднелись лиловые синяки. Прощупал пальцами кости, вроде, целы, ничего страшного. Заголил рубашку, оглядел живот, бока, под грудью. Ребра целы, сильных ушибов не видать. Под ажурным лифчиком — аккуратная грудь, такая белая и трогательно нежная, что едва хватило сил отвести глаза. Однако успел заметить под левой грудью родинку, напоминающую ячменное зернышко.

В нем возникло странное чувство, будто на четверть века вернулся назад, в свою молодость, когда впервые испытал жаркую сладость любви. Но он смутился и тотчас же одернул себя, что поддался соблазну излишне откровенно разглядывать попавшую в беду девушку. «Надо не телом ее любоваться, а спасать. Шоры бы тебе на глаза, как деревенскому коню, на котором впервые приехали в город. Чтоб видел только то, что надо и ничего лишнего. А то взыграла кровь, как у молодого. Остынь и делай дело».

Маясь от неловкости, принялся стягивать с нее вязаные штаны. Под ними оказались еще бархатистые, цвета загара колготки. Их он снимать не решился, не хватило духу. И тут из-под нар вылез Дымок, потянулся мордой к бедру девушки.

— Только тебя тут и не хватало, — проговорил Алексей с усмешкой. И напряг голос. — Ку-у-да свое нюхло суешь?

Кобель сконфуженно попятился, цокая когтями по доскам пола, убрался под гостевые нары, где и затих. Проводив его строгим взглядом, Алексей начал осторожно прощупывать ноги, облитые непроницаемой для глаз тканью. Обширных опухолей не проглядывалось, а синяки, если и были, скрыты колготками. Но без сильных ушибов, кажется, не обошлось. На голени правой ноги прикосновение его пальцев вызывало стон. Но в общем, как ему казалось, кости ног целы и особой тревоги не вызывали, и он пересел ближе к изголовью. Оглядел основание шеи, голову. На затылке, в светлых волосах, разглядел припухший кровоподтек. Удар, похоже, она получила неслабый, но шапка и капюшон самортизировали и спасли от серьезной травмы.

Алексей поднялся с нар, мысленно подводя итоги. Страшного, вроде, ничего. Руки-ноги целы. Вот только припухлость на затылке. У нее, скорее всего, болевой шок. Через день-два оклемается. А вообще удивительно, что ей так мало досталось. Ни крови, ни увечья. Наверное, сам господь Бог не дал погубить такую прелестную девицу. Непроизвольно глянул на стройные, чуть полноватые ноги и тотчас, спохватившись, стыдливо увел глаза и отошел от нар, прихватив штаны и свитер, чтобы повесить сушиться. После этого он уложил девушку в меховой спальник, запахнув полы — пусть прогреется. И опять, помимо воли, задержал изучающий взгляд на девушке. Светлые волосы живописно разметались по черной овчине. Овальное лицо неподвижно, словно в глубоком сне, хотя дыхания не слыхать. Темные, спекшиеся губы чуть приоткрыты.

Пощупал пульс. Ощутил его явственнее, чем прежде.

— Спящая красавица, — сказал со вздохом и сделал над собой усилие, чтобы отойти прочь. Развесив ее влажную одежду на стене, направился к порогу. Хотелось отдышаться от жары и покурить на свежем воздухе. Дымок тоже выскочил на волю и исчез во тьме.

Выйдя из-под навеса, Алексей посветил в небо фонариком. Шел снег в полном безветрии. Крупные хлопья валили так густо, что желтый луч света фонаря не мог пробиться до кроны ближайшего кедра и завис на полпути в белой, мельтешащей пелене. Стояла удивительная тишь, казалось, он слышал даже мягкий шорох падающих снежинок.