Иван Мельниченко - Пока ты молод

— Ну, чего ты пристал к человеку, — перебила его Вера Смирнова.

— А что же мне делать, Вера? Ты бы послала меня куда-нибудь. Я для тебя все сделаю: захочешь, чтоб я совершил подвиг, — совершу, или, как говаривал один из героев А. Н. Островского, захочешь, чтоб сделал подлость, — сделаю.

— Перестань нести глупости, Боря, — ласково проговорила Вера. — Если тебе так уж хочется куда-нибудь пойти, то сходи, пожалуйста, вниз, в столовую, и принеси порций пятнадцать винегрета.

— Гм… — промычал Борис. — Винегрет, конечно, вещь высокая, я нахожу в нем даже нечто философское, когда он подается после энной порции водочки, но в походе за ним нет элемента героики. Ну ладно, не хмурься. Иду. Однако замечу, что сырой яичный желток с лимоном…

Вера не дала ему договорить, схватила его за вьющийся чубчик и потащила к двери. Борис потянулся рукой к тумбочке, взял закопченную кастрюлю и, высвободившись, скрылся за дверью…

К вечеру большая неуютная комната заполнилась живущими в ней студентками и приглашенными. Все девушки, кроме одной, были хорошо знакомы Сергею. «Наверно, из первокурсниц», — подумал он о незнакомой ему светловолосой студентке с маленькой черной родинкой у самого угла рта. Когда она ставила на стол тарелку со свежими яблоками, он отметил про себя, что у нее красивые руки.

— Кто эта девушка? — шепнул Сергей на ухо подошедшей к нему Вере, и та всплеснула руками.

— Господи, замоталась с этими приготовлениями и совсем забыла о том, что вы не знакомы. Это моя подруга. Когда-то в одной школе учились. Потом ее семья переехала в Ржев. А недавно я была на вечере в университете и встретила ее. Она там учится, на филологическом. Правда, красивая она?

— Не нахожу, — грубовато ответил Сергей и тут же поправился: — А впрочем, в ней что-то есть. Руки у нее какие-то светлые, тонкие, плечи покатые. Ну что еще. Узкие глаза, что, по-моему, всегда ценилось в русских женщинах.

Вера засмеялась и погрозила ему маленьким пальчиком с синим растертым пятнышком — то ли она перед вечером писала письмо, то ли конспектировала.

— Да тебя не узнать, Сережа. У нас ты был такой тихоня, мы, девчонки, не стеснялись при тебе даже посплетничать. А теперь вон как на тебя подействовал литературный. Такой эстет стал. Смотри мне, Наташа Малахова ведь моя подруга. — Она сделала ударение на слове «моя». — Но познакомить я тебя все-таки познакомлю… Ната, подойди сюда на минутку.

Сергей встал со стула и слегка подался всем корпусом вперед, навстречу приближающейся девушке.

— Воротынцев, — произнес он, твердо пожимая ее маленькую, теплую, но сухую руку, и, секунды две помолчав, добавил: — Сергей.

— Наташа, — слегка картавя, ответила девушка и высвободила из его цепких пальцев свою руку.

Стали усаживаться за столы. Сергей подумал и сел в отдалении от своей новой знакомой. Кто-то из девушек предложил избрать его тамадой. Сергей заупрямился. Отговариваясь, он неожиданно для самого себя посмотрел вопрошающе в сторону Наташи. Та благодарно улыбнулась и кивнула на батарею бутылок с вином: дескать, распоряжайся. Он разлил вино и предложил первопопавшийся тост. Затем поднялся Борис.

— Дорогие мои молодые друзья! — произнес он, хорошо имитируя одного из известных поэтов, но тут же заговорил своим естественным, певучим голосом: — Я хочу произнести свою тронную речь о братьях моих по оружию и каше, о студентах. Кто такой студент? Прежде чем ответить на этот вопрос, я хочу прибегнуть к принципу анекдотического школьника, который вместо того, чтобы рассказывать на уроке географии об Италии, говорил об Испании. То есть я буду говорить прежде всего о том, какой смысл иногда вкладывают люди в слово «студент» или чаще «студентик».

Представьте себе, что ваш покорный слуга, одетый в демисезонное пальто, ежась от холода, идет по улице со связкой книг, необходимых для зимней сессии. Посмотрит на эдакое существо какая-нибудь сердобольная старушка и подумает про себя: «Уж эти мне студентики. Холодно, а они все ходят да читают, читают да ходят. Как будто бы им и делать больше нечего. Управы нет на них». Она бы еще, наверно, порассуждала о бедных студентиках, но поджарое существо уже затерялось в толпе, и ей ничего больше не остается, как забыть о нем.

Теперь перенеситесь мысленно с холодной улицы в залитый светом массивных люстр зал, в котором играет оркестр, кружатся пары. И представьте себе, вашему покорному слуге понравилась здесь одна синеокая девушка. — Борис покосился в сторону Веры, не заподозрит ли в чем-нибудь его. — Ему, или, вернее, мне, хочется, разумеется, пойти потанцевать с этой девушкой. И не раз и не два. И он танцует с ней, и не раз и не два. Но вдруг откуда ни возьмись появляется щеголеватый лейтенант. Да он еще и совсем не лейтенант — он только вчера сменил свои курсантские погоны вот на эти, на которые каждую минуту ему хочется смотреть. Он нашим первокурсникам подобен, те о своих первых зачетах говорят обязательно на весь троллейбус. Так вот этот самый первокурсник в погонах, сияющий, красивый и, конечно, самовлюбленный, тоже замечает ту, что с синими глазами. Как видите, вкус у него такой же, как у меня, а мои вкусы вам, конечно, известны.

Вспышка девичьего смеха заглушает его голос. Борис, смущенно улыбается, поправляет галстук, вытягивая шею и энергично двигая подбородком. Смех утихает, и он снова продолжает:

— Девушка не решила еще, кому из нас отдать предпочтение. Но зато он уже решил за нее и высказал ей все, что думает не только обо мне, а вообще о студентах. «Что это за студентик танцевал с вами?» — спрашивает он и косится на свои празднично-новые погоны. Слово «студентик» в его произношении звучит как «одноклеточное».

Борис помолчал.

— Или еще — есть не рабочие, а так — работяги. Те, что в слове «труд» не видят ничего одухотворенного, радостного. Такие не говорят ни «студентик», ни «студентишка», ни просто «студент». Они обязательно скажут «студент прохладной жизни». Почему «прохладной»? Это только им известно почему. А что думает студент сам о себе, — Борис заулыбался, — этого вам не нужно объяснять. Об этом мы все можем спеть. Ну:

Все подхватили песню. Когда песня утихла, кто-то из девушек воскликнул с наигранным отчаянием:

— Мужчины, пожелайте же нам чего-нибудь!

Сергей улыбнулся и предупреждающе поднял стакан с вином.

— За то что любим.

Борис усмехнулся и затопал ногами под столом, видимо, чтобы привлечь к себе внимание.

— Любопытно, старина, любопытно. Так сказать, жертвенный тост. Для других. Но для самого тебя, мне кажется, он беспредметный. — Борис хитро посмотрел на Наташу. И опять повернулся к Сергею. — Но коль поднял такой тост, то сознавайся, кто или что объект твоей любви.