Эльмар Грин - Рассказы

Попадались, правда, богатыри, которые не уступали ему по силе, но разогнуть его палец или перетянуть его им не удавалось, как бы крепко они ни упирались в землю ногами, откидываясь назад всем телом.

Тогда они принимались тянуться друг с другом. А девки в нарядных платьях, раскрасневшиеся от солнца и танцев, подзадоривали их.

Смешно было видеть, как взрывают сапогами лед и землю, как скользят и шлепаются в сырость сцепившиеся борцы.

Старики и старухи тоже с улыбкой поглядывали на возню. Здесь любили показывать свою силу и уважали сильных.

Среди стариков у веранды было немало старых силачей, эстонцев и русских, вспоминавших в эти минуты свои былые подвиги.

Здесь был низенький, круглый и твердый, как бочка, пожилой Аллер, высокий, тяжеловесный дядя Степа, растолстевший Ян Педер, грудастый, чернобородый кузнец Абрам Давыдович, старый, тихий Пютсип, насквозь пропахший медом и сотами.

Тут же, подпирая веранду, стоял молчаливый, поседевший Талдрик, длинный, как телеграфный столб с большой дороги. Рядом с ним, такой же высокий, стоял старый Ян Уйт, прислонив к веранде свои двенадцать с половиной пудов жесткого мяса, жил и костей, составляющих его тело. Он тоже улыбался, глядя на борцов, хотя глубокие складки по углам его рта и носа невесело тянулись книзу и выцветшие брови почти сдвинулись.

С краю, на перилах веранды, сидел, свесив ноги, Пиетри Ойнас, пряча между колен свои широкие, нескладные кисти рук, такие же огромные, как у Яна Уйта.

Он, как и старики, держался в стороне от общего веселья, хотя ему еще не было тридцати лет. И по виду он даже сошел бы за мальчишку, со своими выпяченными, точно надутыми, потрескавшимися губами и по-детски обиженным взглядом.

Он тоже внимательно следил за всем происходившим, и ноздри его широкого носа расширялись и вздрагивали.

Может быть, и правду говорили люди, что он чувствует приближение дождя, снега, мороза, чувствует близость ручья в поле или трясины в болоте по одному лишь запаху. А в лесу он будто бы совсем как дома: знает вперед, где вырастут грибы, какое дерево начнет сохнуть в следующем году и на какой сосне будет жить белка; знает по запаху, в каком направлении лежит муравьиная куча, пчелиное гнездо, лисья нора...

Глаза его становились ярче, когда он смотрел в сторону Васьки Никитина. Значит, он не любил Ваську. А не любил он Ваську, конечно, потому, что тот был первым активистом в колхозе «Ома-Маа».

Васька Никитин хлопотал около гостей, предлагая им занимать скамейки и стулья. Он раздвигал свои нескладные губы так, чтобы получилась приветливая улыбка, и громко выкрикивал все одно и то же:

— Пожалуйста, товарищи! А ну, давай, садись! — и при этом дергал каждого за рукав и подталкивал к скамейкам.

Он был такой же невысокий и кряжистый, как его отец, только лицо скуластее, и на голове топорщились густые и жесткие волосы. Васька редко сердился и хмурился. Он был такой же добряк, как его отец, и они оба немало помогли колхозу в борьбе с вредителями.

Когда была сделана попытка поджечь семенной амбар, Васька чуть было не поймал врага. Люди, прибежавшие на подозрительный шорох, застали его затаптывающим огонь. Он рассказал, что какой-то низкорослый человек с большими руками исчез в направлении хутора Юхана Ойнаса. По его описанию поджигатель был схож с Пиетри, но люди тогда еще настолько верили в честность Пиетри, что даже не устроили облавы.

Веселая возня у нардома все еще продолжалась, когда огромная фигура Эльмара приблизилась к веранде, возвышаясь над толпой на целую голову.

И сразу кто-то крикнул:

— Эй, Колька! Вот с Эльмаром потягайся!

Но Колька, улыбаясь, покачал головой.

— Потягайся-ка сам поди.

Эльмар тоже не выказал охоты тянуться. Он искал кого-то глазами в толпе и не находил.

Колька протянул палец Федору.

— Давай-ка, дядя Федор, померяемся!

Но Федор тоже отмахнулся от него, мягко улыбаясь. Его румяные щеки лоснились на солнце, резко отличаясь по цвету от белой бороды.

— Ну, дядя Юхан, давай с тобой, — сказал Колька.

— А пошел к чорту! — сказал дядя Юхан. — Разве тут мало таких же быков, как ты? Тягайся с ними.

Он оглянул толпу, собравшуюся у нардома, и взгляд его остановился на Пиетри, сидевшем у крайнего столба на перилах веранды. Взгляд его сузился немного, и морщины лица изобразили недовольство.

— Вот Пиетри за меня потягается, — сердито сказал он.

— А-а, Пиетри! Давай-ка сюда, Пиетри! Мы про тебя-то и забыли. А ведь ты богатырь известный.

Колька стащил Пиетри с перил и протянул ему согнутый палец. Пиетри, застенчиво улыбаясь, протянул навстречу свой, и они стали тянуться, откидываясь назад всем телом.

Но, конечно, Колька сразу же перетянул. Он был по крайней мере на два пуда тяжелее Пиетри.

Он перетянул его раз, и два, и три, только не мог разогнуть его пальца.

Наконец он потащил его за палец прямо по льду, среди толпы. Пиетри взрывал каблуками сапог мягкий лед, изгибался, откидывался назад, но не мог удержаться на месте.

Чтобы удержаться, он схватил за руку какого-то парня. Но тот заорал во все горло и вырвал свою руку.

— Проклятый! Он мне чуть кисть не раздавил.

Потом Колька попытался разогнуть палец Пиетри, дергая его внезапно то в одну, то в другую сторону. Пиетри легко перелетал с места на место, но пальца не разжимал.

Наконец Колька взмолился:

— Да ну тебя! Отпусти, а то без пальца оставишь!

И Пиетри, застенчиво улыбаясь, отпустил его палец.

В это время к ним подошел Эльмар и спросил:

— Ну, кто тут сильный?

— А вот! — Колька указал на Пиетри. — Попробуй, разогни.

Эльмар протянул к Пиетри палец и сцепился с ним. Видно было, что он делает это неохотно, даже с какой-то неприязнью к Пиетри. Но неудобно было отказаться при людях.

Он рванул Пиетри так, что тот чуть не ткнулся носом в землю, но тотчас же оправился, снова укрепился на ногах и откинулся назад. Пальца он не разжал.

Повторилась та же история. Эльмар начал дергать его туда, сюда, пытаясь разогнуть его палец, но пальца Пиетри не разжимал.

Тогда Эльмар дернул так сильно, что ноги Пиетри на мгновение оторвались от земли и мелькнули в воздухе, описав полукруг. Но пальца Пиетри все-таки не разжал.

Брови Эльмара вздернулись вверх от изумления, он стал крутить Пиетри вокруг себя все быстрее и быстрее, стараясь стряхнуть его со своего пальца. Пиетри бегал по кругу крупными шагами, увлекаемый рукой Эльмара, и не мог остановиться, но пальца не разжимал.

Вдруг ноги его снова отделились от земли и понеслись по воздуху вокруг Эльмара.

Люди затаили дыхание, глядя на это невиданное зрелище: большой человек на одном пальце крутит вокруг себя по воздуху маленького человека, который тоже держался только одним пальцем.