Эльмар Грин - Рассказы

— Ну, — снова крикнул Юхо, — чего стоишь?

Но Леппялехти молчал, косясь на багор, прислоненный к сосне.

Он хотел, чтобы Юхо не было здесь, чтобы он ушел куда-нибудь подальше, провалился бы к чертям. Больше он пока ничего не хотел. Но что дальше делать, он тоже еще не решил.

Он косился на багор, прислоненный у вышки, и видел рядом также деревянную будку, в которой ему так мало пришлось отдохнуть, особенно в последние два дня, когда вода пошла на убыль.

Под крышу были введены два провода от гибкого и тонкого полевого кабеля, протянутого наспех по сучьям деревьев вдоль всего берега от сплавной конторы до запани.

Леппялехти смотрел на эти два тонких сереньких провода и ждал, чтобы Юхо отошел куда-нибудь поскорей. Он уже составил себе другой план действий, который пришел бы в голову и всякому другому человеку со здоровыми мозгами. Но нужно было, чтобы Юхо сгинул с глаз и не мешал. А Юхо не отходил. Он топтался тут перед носом, глядя то на Леппялехти, то на залом, и хлопал от удивления своими огненными ресницами.

— Ни черта не понимаю, — сказал он наконец.

Тогда Леппялехти пересилил себя и сказал ему как можно спокойнее:

— Иди в будку. Позвони Егорову, чтобы выслал людей.

Леппялехти не хотел бы совсем начинать никакого разговора с Юхо, но как-то получилось, что он все же сказал эти слова.

А Юхо снова повернулся к нему, разинул пасть и заорал:

— Чего-о? Позвонить? Иди сам и позвони, если тебе нужно. Мальчика нашел...

И он опять без толку закрутился на берегу, не зная, что делать. Ноги сами понемногу несли его к воде, а глаза все время оборачивались к Леппялехти. Наконец он споткнулся о камень и вскочил на него, чтобы лучше разглядеть залом.

А в это время Леппялехти снова попробовал сделать шаг в сторону будки, но острая боль снова так резнула его ногу, что он, зашипев, остался на месте. И на этот раз он даже не сразу поставил правую ногу на землю после этого. Слишком велика была в ней боль. Но Юхо мог заметить, что с ним неладно, и Леппялехти все-таки поставил правую ногу на землю. От боли в ней он задрожал всем телом и покрылся потом, но вид у него был спокойный в тот момент, когда Юхо снова оглянулся на него.’

— Ну что стоишь как пень? — снова заревел Юхо. — Делай что-нибудь. Или у тебя и мозги перестали соображать?

— Не твое дело, — ответил ему Леппялехти. — Иди и позвони, если тебе говорят.

Он ответил это совсем спокойно, но что-то, наверно, было неладно в его голосе, потому что Юхо вдруг внимательней взглянул в его сторону, потом соскочил с камня, подбежал к нему и уставился на него, как дурак, хлопая глазами. Он подошел так близко, что Леппялехти увидел его лицо во всех подробностях. Он тоже, как и Леппялехти, успел обрасти щетиной за эти пять суток. И веснушки гуще осыпали за эти дни его загорелое румяное лицо. Они расползлись не только по щекам, но покрыли также переносицу и лоб, и только по верхней части лба, около его рыжих волос, шла узкая белая полоса кожи, еще не тронутая ни солнцем, ни ветром, хотя кепка у него была все время сбита на затылок.

Юхо внимательно осмотрел Леппялехти с головы до ног и, наверно, понял что-нибудь, потому что больше он ничего не сказал, а повернулся и пошел к реке.

Сделав несколько шагов, он приостановился и оглянулся на будку, как бы обдумывая что-то, но потом еще решительнее зашагал к реке.

— Позвонить надо, — неуверенно сказал ему вслед Леппялехти, но Юхо больше не слушал его и продолжал продвигаться к реке, прыгая с багром в руках, с камня на камень.

Все бы это ничего. Пускай бы он уходил прочь, подальше. Но куда он пошел? Зачем он пошел к реке? Что ему там надо?

— Юхо! — крикнул Леппялехти, и несколько капель пота, сорвавшись с его напряженно сморщенного лба, пронеслись перед его глазами и упали на землю. Он провел рукой по своему широкому щетинистому лицу, и вся ладонь сразу стала мокрой, как будто он окунул ее в теплую воду. Немудрено, что Юхо заметил в нем что-то неладное.

— Юхо! — еще раз беспокойно крикнул Леппялехти и снова неудачно попробовал тронуться с места. А в это время Юхо оглянулся и, кажется, заметил, дьявол, что Леппялехти не может ступить на правую ногу.

— А? — крикнул он, оглядываясь.

— Ты что? — с угрозой в голосе спросил его Леппялехти.

— Ничего, — ответил Юхо. — Я сейчас... — И он опять запрыгал по камням в сторону залома.

— Юхо! — снова крикнул ему вслед Леппялехти. — Ты что задумал? Не смей один! Слышишь? Тебя никто не просит, сволочь. Ты опять начинаешь... Юхо!

Но Юхо уже больше не оглядывался, и Леппялехти увидел, как он прыгнул с берега прямо на бревна, запрудившие реку.

— Юхо! Не смей! — заревел Леппялехти. — Назад сейчас же! Слышишь, гадина, убью!

Он схватил с земли увесистый камень и швырнул его вслед Юхо. Но камень ударился об один из береговых камней и разлетелся на осколки, не догнав Юхо.

Леппялехти с яростью оглянулся по сторонам, но кругом попрежнему никого не было видно. Даже мастер, как назло, не являлся, хотя всегда точно выподнял свое обещание. Все как будто заранее сговорились против Леппялехти.

И вдобавок Леппялехти понимал, что Юхо поступал правильно, и это еще больше злило его.

Ведь и дурак поймет, что нельзя было сейчас отрывать людей от остальных участков, чтобы и там не получилось то же самое. Эта паршивая речушка Кивийоки требовала глаз и глаз.

А залом надо было разбить как можно скорее. Если его оставить нетронутым и, сложа руки, ждать помощи из поселка или от запани, то он успеет разрастись до таких размеров, что его не разворотить потом в несколько дней. А тем временем вода совсем спадет, и лес останется зимовать на реке, как три года назад.

Юхо правильно сообразил, что надо делать, чорт паршивый. Не такой уж он был дурак. Он всегда, точно назло Леппялехти, действовал быстро и правильно в нужную минуту.

Но кто его на этот раз просил так действовать? Вот в чем дело. Никто его не звал и не просил, дурака такого. Он делал это опять назло Леппялехти, сволочь, и никак не иначе. Его мало было убить за это. Его следовало чем-нибудь не спеша распилить на части, растащить на мелкие куски, чтобы он взвыл от боли и запросил пощады. Или положить его под камень и по очереди передавить ему руки и ноги, чтобы он не совался больше в дела Леппялехти. Или придумать что-нибудь еще похлеще, так, чтобы трещали кости и брызгала кровь.

Но, может быть, его сейчас бревном притиснет, на счастье Леппялехти. Ведь это не шутка — сунуться одному в самую гущу залома, в то время как над тобой нависли скрипящие и стонущие бревна, готовые в любую минуту обрушиться на твою башку.

Только такой идиот, как Юхо Ахо, мог решиться сунуться туда, куда мастер вообще бы не допустил никого сунуться в одиночку. Артелью надо браться за такое дело, а не в одиночку, и то с краю, от берега, а не от середины.