Сулейман Рагимов - Сачлы

Слушая эти речи, Рухсара терялась в догадках: отчего так внезапно переменилось отношение к ней людей, вчера еще таких враждебных и злобствующих?! Невольно она не могла не радоваться этому: легче стало работать.

Рано поутру Афруз-баджи вызвала к себе Али-Ису.

— Дело у меня к тебе, Али-Иса! — сообщила она.

— Приказывай, я готов служить тебе! — ответил старик, приложив руку к глазам.

— Сегодня у меня будут гости, Али-Иса. Надо сходить на базар, надо помочь мне. Понял?

— Старый кулак всегда к твоим услугам, дорогая Афруз-баджи!

— Вот и спасибо, дядюшка Али-Иса!

— А кто будут твои гости, Афруз-баджи? — полюбопытствовал старик.

— О, это очень важные гости! — ответила женщина, доставая из буфета на веранде большое блюдо, на каком обычно подают плов. — Я так боялась, старик, что на теле моей маленькой Гюлюш останутся шрамы от ожогов!.. Все обошлось, слава аллаху!.. Моя крошка здорова! Сегодня я хочу пригласить на обед девушку-доктора, которая вылечила Гюлюш. Слышала, ее мать на днях собирается уехать в Баку. Вот я и решила пригласить, к себе тетушку Нанагыз с дочерью. А то нехорошо получится — женщина вернется в Баку и скажет: какие негостеприимные люди живут в тех краях!.. Разве это можно допустить, дядюшка Али-Иса?!

«Интересно, — думал Али-Иса, — почему она приглашает в гости Рухсару с матерью — из-за Гюлюш или из-за разговоров по поводу женитьбы Демирова на Рухсаре?»

Они вышли во двор.

— Так правильно я решила, дядюшка Али-Иса? — вопрошала Афруз-баджи. Скажи, правильно?

— Конечно, правильно, племянница, — рассудил Али-Иса. — Они — люди городские, умные… Приехали к нам, живут среди нас… Нехорошо, если мы не отнесемся к ним по-человечески…. Что они подумают, что скажут о нас? Гость ашуг: что видит, о том и поет!

— Верные слова, Али-Иса! Я с первого же дня полюбила эту девушку… В жизни главное — душевное отношение к человеку! Главное — душевность!

— Согласен с тобой, Афруз-баджи! А что такое душевность?.. Душевность это хороший обед, вкусный плов, в масле зажаренная курочка!.. Ведь от сухих слов «да буду я твоей жертвой» проку никому нет на этом свете!..

Афруз-баджи протянула старику два ведра:

— А поэтому быстренько принеси воды, Али-Иса! Срочно нужен кипяток!.. Затем надо общипать курицу, перебрать рис для плова…

— Я так и думал, что ты решила приготовить плов, — ответил старик, принимая ведра.

— Иначе и не может быть! Без плова — стыдно! Приправу хочу сделать с каштанами, черносливом и изюмом, чтобы все было как надо!..

Али-Иса поддакивал:

— Ты права, племянница! Плов должен быть настоящим… Плов — это плов!.. А то ведь некоторые делают не плов, а кашу… Стыд и срам! Можно ли угощать уважаемых людей кашей?!

Афруз-баджи показала пальцем на ведра:

— Мне нужна вода, а не слова. А потом возьмешь зембиль и на базар!.. Надо кое-что купить…

Али-Иса поставил ведра на землю и опять приложил правую руку к глазам:

— Все исполню, как велишь! Ни о чем не беспокойся, племянница, все куплю, все принесу!..

К полудню Афруз-баджи управилась с обедом. Накрыла на стол. Сама принарядилась, одела Мамиша и Гюлюш. Вместе с детьми пошла в здравотдел.

Во дворе больницы она заметила Гюлейшу и Ханум Балад-жаеву: приятельницы, стоя у зеленой беседки — творения рук Али-Исы, разговаривали о чем-то. Афруз-баджи, сделав вид, будто не замечает их, прошла прямо к крыльцу флигелька, в котором жили Рухсара с матерью. Дверь была приоткрыта, Афруз-баджи заглянула в комнату, поздоровалась с Нанагыз:

— Добрый день, тетушка!

— Здравствуй, доченька! — ответила приветливо Нанагыз. — Входи, пожалуйста!

Рухсара подошла, поздоровалась с гостьей за руку, расцеловала Мамиша и Гюлюш. Сердечная Афруз-баджи была весьма тронута вниманием к ее чадам. Подтолкнула Гюлюш к Рух-саре:

— Это твоя дочь, ты спасла ее, ай, доктор-баджи!

Рухсара, присев на корточки, осмотрела руки, личико девочки. Улыбнулась удовлетворенно:

— Ни следа не осталось. Я очень рада!

Афруз-баджи сурово взглянула на Мамиша:

— А все он!.. Проказник!.. Опрокинул самовар на бедную девочку!..

Рухсара вступилась за мальчугана:

— Не ругайте Мамиша, дорогая Афруз-баджи! Он никогда больше подобного не сделает.

Нанагыз умиленно и в то же время с грустью смотрела на детей, вздохнула:

— Да хранит их аллах, красивые дети у тебя, дочь моя Афруз!.. Как там мой Асланчик?! Ведь ему в этом году надо в школу идти!..

— О ком ты говоришь, тетушка? — спросила Афруз-баджи. — Кто такой Асланчик?

— Сынок мой, этой весной ему восемь лет исполнилось… Ждет нас с Рухсарой в Баку… И доченьки мои ждут — Ситара и Мехпара… Нам давно бы надо уехать отсюда, да вот Рухсара заупрямилась, не хочет…

— Не надо вам никуда уезжать! Не надо, не надо! — быстро-быстро заговорила Афруз-баджи. Умолкнув на мгновение, доба-вила многозначительно: — Как можно уезжать накануне свершения добрых дел?!

Нанагыз не знала, как истолковать последние слова гостьи. Впрочем, она не придала им особого значения.

Мать и дочь не смогли устоять перед натиском гостеприимной Афруз-баджи.

Когда они, впятером, выходили из ворот больницы, Гюлейша с завистью смотрела им вслед.

— Ты видишь, ты видишь? — шептала она своей приятельнице. — Ты видишь, что происходит?!

— Разумеется, вижу, — мрачно ответила Ханум Баладжае-ва. — Все вижу и все понимаю… Эту Сачлы уже начали нарасхват приглашать в гости…

— Знаменитый доктор Сачлы!.. — съязвила Гюлейша. — Но люди-то, люди-то каковы!.. Дальновидные!.. Эта Афруз-баджи — хитрая лиса, заранее заботится о том, чтобы сель не затопил ее огорода!..

— Афруз выбрала момент!.. — подтвердила Ханум Баладжае-ва. — Ведь раньше она не приглашала в гости эту Сачлы!..

— Нас они даже не замечают!.. — скривила губы Гюлейша. — Мы для них будто и не существуем!..

— Разве слон заметит муравья?! — обидчиво протянула Ханум Баладжаева.

— А мать-то нашей кралечки, нашей Сачлы, тоже хороша!.. Настырная особа!.. Приехала — уладила все дела своей дочери и хочет теперь сделать ее первой среди женщин в нашем районе!.. Прикидывается простушкой, а сама исподтишка вон какие дела обделывает!.. Знаем мы таких, видали!..

Демиров, расхаживая в задумчивости взад-вперед по кабинету, глянул в окно и увидел старого доктора Везирзаде, который слезал с низкорослой, понурой лошадки. Вместо седла на хребте лошади лежал пестрый тюфячок. Стоявший рядом Али-Иса помог Ибрагим-беку спешиться.

«Приехал-таки, не усидел в деревне! — обрадовался Демиров. — Надо во что бы то ни стало уговорить его возглавить нашу больницу. Только такой опытный, деятельный врач может навести там порядок!..»

Он вызвал Сары, поручил: