Сулейман Рагимов - Сачлы

Субханвердизаде угрюмо подтвердил:

— Да, не знаком.

— Хорошо. Очень хорошо… Допустим, незнакомы. Ну, а скажите, вы знаете Рухсару-ханум?

Субханвердизаде удивленно вскинул вверх брови:

— Это еще кто такая?

— Неужели не знаете? Странно! — Гиясэддинов широко улыбнулся. — Она же вам, кажется, банки ставила. Рухсара Алиева, девушка, такая миловидная, ее здесь все у нас зовут Сачлы!.. Банки ведь вам ставили?

— Это когда я болел — лежал с температурой за сорок?!

Гиясэддинов тихо засмеялся:

— Вы хотите сказать, что ничего не помните? Так вас следует понимать? Может, вы хотите сказать даже нечто большее? Мол, были не в себе, лежали без сознания?.. А разве может человек без сознания руководить своими поступками и тем более отвечать за них? Не это вы хотели сказать?

Субханвердизаде сердито засопел:

— Я опять не понимаю тебя! Куда ты гнешь?

Гиясэддинов взял спички, не спеша зажег потухшую папиросу, сделал две-три затяжки. Вскинул глаза на Гашема:

— Вам был задан вопрос: знаете ли вы Рухсару Алиеву — Сачлы? Если не трудно, ответьте на него.

— А я тебя спрашиваю, куда ты клонишь? Ну, ставила мне банки какая-то девушка… Как звать ее — не знаю. Что с того?.. Может, ты услышал какую-нибудь сплетню?.. Так ведь у нас любителей распускать сплетни достаточно. Но сплетня — это сплетня… Неужели ты способен поверить тому, что болтают кумушки на улицах?.. Смешно!.. Посмотри на мои седые волосы!.. Я пожилой человек… Или я кто, по-твоему?.. Легкомысленный мальчишка?.. Кудрявый Тель-Аскер какой-нибудь?.. Я тебя спрашиваю, кто я такой?

Глаза Субханвердизаде возмущенно сверкали.

Гиясэддинов, пристально глядя на него, барабанил кончиками пальцев по столу. Думал: «Ну, актер!.. Можно сказать, зря загублен талант!..» Бросил многозначительно:

— Разве вы сами не знаете, кто вы такой?

— Знаю. Я — один из руководящих работников района! И прошу тебя, Алеша, не забывать этого!..

— Я ничего не забываю.

— Нет, ты забываешь! — Субханвердизаде повысил голос. — Ты не следишь за своими словами!

— Что же я сказал вам особенного? По-моему, я вполне корректен с вами. Сидим, беседуем…

— Это по-твоему. А по-моему, ты уже давно вышел из рамок приличия, перешагнул все дозволенные тебе границы! — Субханвердизаде говорил, все больше и больше раздражаясь. — Задаешь какие-то двусмысленные вопросы, подпускаешь шпильки, на что-то намекаешь!.. А тон какой у тебя?! Имей в виду, Алеша, я тебе не какой-нибудь там простачок! Я — тот бывалый араб, что в пустыне похоронил верблюда, но сам все-таки уцелел, не погиб!..

— Не спешите! — остановил собеседника Гиясэддинов. — Зачем же раньше времени хоронить верблюда? Может, вам еще придется отправиться на этом верблюде в далекое паломничество!

Субханвердизаде выпалил:

— Тогда и ты поедешь со мной! Совершим это далекое путешествие вместе! Веселее будет!

— О нет, не того зовете! — отозвался язвительно Гиясэддинов. — Я не очень-то религиозный мусульманин.

— Сам это вижу. Татары давно уже не те, сильно переменились! Но я все-таки согласен прихватить тебя с собой, Алеша, хоть ты и изменил родной вере! Слышал поговорку? Кто в рай собрался — ищет себе попутчика…

— Поговорку такую я слышал, только вы ее несколько исказили: не «в рай», а «в ад» — надо говорить. Учтите это! А тот, кто идет в рай, тот, напротив, стремится попасть туда в одиночку: чтобы все гурии достались ему одному!

Субханвердизаде мрачно ухмыльнулся:

— Ничего, я не жадный. Вдвоем будет все-таки веселее.

Помолчали, сверля друг друга враждебными взглядами. Гиясэддинов продолжал допрос:

— Значит, вы не знаете девушку с прозвищем Сачлы? Я говорю про Алиеву Рухсару Халил-гызы…

— Имя знакомое…

— Я вам сейчас напомню. По вашему указанию эту девушку вызывали в прокуратуру, допрашивали, издевались, затем отпустили на поруки. Позавчера, в тот день, когда вы сделали попытку убить Зюльмата, буквально за несколько минут до этого вы поздоровались с Рухсарой Алиевой, даже назвали ее по имени. Девушка шла за арбой, на которой были убитые…

— Ах, вспомнил! — перебивая, воскликнул Субханвердизаде. — Так ты о ней говоришь?! Как же, как же, я знаю эту Рухсару!.. Очень хорошо знаю! Славная девушка!.. Теперь я все вспомнил, Алеша… Действительно, шли какие-то разговоры по городу, болтали о ней всякий вздор… Люди-то, сам знаешь, какие еще есть — несознательные, косные… Видят — приехала из столицы симпатичная девушка, одета модно, по-городскому, узкая юбка там, шелковая блузка, туфельки на каблучках и прочее, вот и начали злословить… Разве сплетникам рот зажмешь?.. Я, когда услышал, что болтают про нее, рассердился, хлопнул кулаком по столу… Какое, говорю, имеют право обыватели порочить наши молодые кадры?.. Не давать, говорю, девушку в обиду!.. Да, было такое дело, Алеша… Но всего ведь в голове не удержишь… Дел-то вон сколько!..

Гиясэддинов, не удержавшись, поддел:

— Что правда, то правда: дел за вами много!.. На память, значит, жалуетесь?.. В таком случае позвольте мне помочь ей!

— Помочь моей памяти?.. — Субханвердизаде криво улыбнулся. — Что же, помогай, Алеша. Ты намного моложе меня… Помоги!

— Хорошо, постараюсь. Так вот, по вашему указанию на Рухсару Алиеву в прокуратуре было заведено дело. Я подчеркиваю: по вашему указанию! Что вы на это скажете?

Мысль Субханвердизаде напряженно работала: «Интересно, что этому татарину известно?.. Ведь дело Рухсары я сжег… Значит, прямых доказательств моей причастности к этой истории у него нет…»

— По моему указанию? — переспросил он и сощурился.

Гиясэддинов кивнул:

— Да, по вашему личному указанию. Было такое дело?

Субханвердизаде хлопнул себя по лбу:

— Ах, да, верно!.. Вспомнил!.. Действительно, я в это дело вмешался… Да, да, теперь припоминаю… Дело было так… До меня дошло, что про девушку, приехавшую к нам из Баку, представительницу молодых медицинских кадров, болтают всякий вздор, обливают, беднягу, грязью, даже бумажки какие-то начали писать на нее… Вот я и дал указание: немедленно прекратить! Оставить в покое честного человека!.. У меня и свидетели, есть- прокурор Дагбашев. Он подтвердит, что это было именно так. Правда, Дагбашев, как я уже сказал, вчера утром срочно выехал в Баку проконсультироваться с врачами… Что-то у него с головой не в порядке… Но так ведь он рано или поздно вернется!.. Надо думать, его там подлечат…

Субханвердизаде умолк, настороженно вглядываясь в бесстрастное лицо Гиясэддинова.

«Хорошо, что Дагбек уехал! — думал он. — Вовремя я его спровадил… Трус!.. Он бы меня мгновенно утопил!.. Раскололся бы на первом же допросе!.. Теперь же Дагбек не опасен… По приезде в Баку он должен сразу же передать мое письмо Братцу и Высокому… Глупый Дагбек!.. Баран!.. Не подозревает, что в этом письме между строк секретными чернилами написан ему приговор… Братец и Высокий — люди дельные, не затянут исполнение этого приговора… Трус должен умереть!.. Таковы законы борьбы!..»