Сулейман Рагимов - Сачлы

В этот момент Афруз-баджи и Али-Иса шли по улице.

Они возвращались с базара. У каждого в руках бы, а корзинка с продуктами. Самую тяжелую, конечно, тащил старик.

— Как хорошо, что я встретила тебя, дядюшка Али-Иса! — радовалась Афруз-баджи. — Кесы нет, поэтому отныне ты должен помогать мне.

Али-Иса приложил руку к глазам в знак повиновения:

— Мы теперь, при советской власти, готовы умереть ради женщин, дорогая Афруз-ханум! Подумаешь — корзинка какая-то!.. Я свое дело знаю хорошо. Разве теперь женщинам можно сказать хоть слово?.. Я и Кесу безбородого могу заменить, и любого другого бородатого!.. Что еще сделать для тебя, дорогая Афруз-ханум? Приказывай!

— Ничего, дядюшка Али-Иса, спасибо! Вот только поднеси эту корзинку… Буду очень благодарна тебе.

— А завтра?.. А потом?..

— Иногда по утрам сходишь на базар… Я ведь не могу, как некоторые другие, каждый час бегать на базар.

— Конечно, конечно. Ради товарища Мадата, ради его подруги жизни я готов на старости лет стать рабом с цепью на шее! Всякий раз, когда будешь идти на базар, зови меня. Пусть у меня хоть молоко стоит на огне — все брошу и схвачу вот эту твою корзинку.

Вдруг старик остановился.

— В чем дело, дядюшка Али-Иса? Ты чего ждешь? Может, тяжело? Скажи…

Али-Иса кивнул в сторону больничного двора, мимо которого они проходили:

— Посмотри на нашу атаманшу!

— На кого?

— На нашу товарищ Гюльмалиеву.

— Может, ты боишься ее?

— Боюсь, — сознался Али-Иса. — Клянусь тебе своей жизнью, я при советской власти боюсь женщин больше, чем милицию! В милиции тебя проверят, обыщут. Если ты вор — посадят, если ты честный человек — отпустят… А с женщинами договориться нельзя.

Афруз-баджи схватила старика за руку и начала тянуть за собой:

— Эй, будь мужчиной!.. Где твоя доблесть?.. Разве настоящий мужчина боится женщины?!

Али-Иса не двигался с места, упирался:

— Клянусь аллахом, клянусь своей жизнью, клянусь бесценной головой твоего Мадата, я очень боюсь!

— Не бойся, да что она сделает тебе?! Уволит с работы?.. Пусть увольняет! Будь она неладна! Или ты не знаешь, кто может уладить все это дело?!

— Нет, Афруз-ханум, с женщинами лучше не связываться! Клянусь аллахом, они кого угодно могут сжить со света!..

Афруз-баджи громко засмеялась и, опять схватив старика за руку, принялась тащить его за собой вниз по улице:

— Пошли, пошли!.. Мужчина не должен быть таким трусливым!.. Смелей, смелей!..

Их заметила Гюлейша, помахала рукой, крикнула издали:

— Эй, Али-Иса, ты что там мелешь языком?

Старик втянул голову в плечи, съежился, забормотал:

— Ну, видишь?.. Видишь эту беду, это зло, лягушку, змею, черного шайтана?!

— Вижу. Ну и что особенного? Может, небо упадет на землю, а?..

— Она сейчас набьет мою шкуру соломой! Вот Баладжаев был хороший человек… Аллах всемогущий, спаси нас от женщин, от их козней и интриг!.. Честное слово, Афруз-баджи, у меня ноги отнялись, шагу не могу сделать…

Женщина насильно потащила старика за собой:

— Иди, иди!

Али-Иса упирался:

— Умоляю тебя, отпусти!.. Прошу тебя, отпусти!.. Не то товарищу Мадату донесут, будто семидесятилетний Али-Иса ухаживает за его женой Афруз-баджи. А товарищ Мадат — человек крутой, выстрелит в меня из пистолета и обагрит красной кровью мою бедную бороду…

— А говорил, что даже милиции не боишься!

— Ах, дорогая Афруз-баджи, честное слово, коварство одной женщины может погубить сотню мужчин… Что уж тут говорить про беднягу товарища Мадата… Ясно, он убьет меня.

Афруз-баджи презрительно скривила губы:

— Фи, не выношу робких мужчин! Мне даже не хочется давать им нести мою корзину.

Старик расхохотался, поставил на землю корзину, воздел к небу руки, воскликнул:

— Сдаюсь, сдаюсь, как говорил бедняга Кеса. Когда женщина начинает браниться, я сдаюсь. Сдаюсь! Сдаюсь!

Сердитый голос Гюлейши прервал его слова:

— Эй ты, старый болтун, живо бери в руки корзинку Афруз-баджи! Ушел, бросил огород, все горит!.. А он еще кривляется посреди улицы. Клоун!

Али-Иса схватил корзину, зашептал:

— Ты видела, Афруз-баджи?.. Слышала?.. Ну и зараза эта Гюльмалиева…

В этот момент во двор вышла Нанагыз. Гюлейша тотчас подошла к ней, затараторила:

— Как дела, тетушка? Кажется, наш климат не для тебя? Побледнела ты. В чем дело? Что за письмо вы сейчас получили? Зачем приходил к вам Тель-Аскер? Хорошо, что ты здесь, а то бы я погнала отсюда этого красавчика. Этот Аскер первый бездельник и развратник! Нахал! А от нахала можно всего ожидать!..

Афруз-баджи отдала Али-Исе вторую корзинку и велела нести домой. Сама же вернулась назад, вошла в больничный двор. Гюлейша представила ей Нанагыз:

— Это мать нашей Сачлы, приехала несколько дней тому назад.

Афруз-баджи обернулась к Нанагыз с приветливой улыбкой:

— Добро пожаловать, тетя!

Гюлейша сказала:

— Бедная женщина болеет.

— Что с вами? — спросила Афруз-баджи ласково. — Я слышала о вашем приезде, хотела прийти познакомиться, да все некогда было. Дома столько дел!

Нанагыз благодарно взглянула на женщину:

— Спасибо на добром слове, ханум, не беспокойтесь.

— Как же не беспокоиться?.. Ваша Рухсара спасла, можно сказать, от смерти мою Гюлюш. Я очень боялась, думала, на теле Гюлюш останутся рубцы от ожогов. Но ваша дочь лечила ее такими лекарствами, что на теле не осталось ни пятнышка.

— Еще рано судить, рано, ай, Афруз-баджи! — сказала с нескрываемым раздражением Гюлейша. — Врачевание — дело сложное, сразу ничего не узнаешь…

— Ошибаешься, Гюлейша, — возразила женщина. — Никаких следов не осталось. Если бы не руки Рухсары, девочка осталась бы уродом на всю жизнь, и я была бы несчастной до конца своих дней.

Нанагыз было очень приятно, что Рухсару хвалят. Она с признательностью смотрела на Афруз-баджи. Та сказала:

— Слава такой матери, как ты! Ты трудилась, учила дочь. Спасибо тебе, от всей души спасибо!

— Не я учила — государство, — смущенно ответила Нанагыз.

— Все равно — это твоя заслуга. Мать не постарается — дети людьми не станут, все это знают.

— Верно, растить детей нелегко, — согласилась Нанагыз.

Гюлейша, взяв из рук Нанагыз ведро, поставила его под кран, из которого слабой струйкой текла вода.

— Растет девушка, а вместе с ней растет и материнское горе, — вставила она небрежно. — Вот только что опять пришло письмо, и бедная женщина страдает, терзается.

— А что в этом особенного, ай, Гюлейша? — усмехнулась Афруз-баджи. Почему девушка не может получить письмо?

— Ты не так поняла меня, Афруз-баджи. Одно письмо может прийти… Ну два, ну пять, но ведь не целый же мешок?! Говорят, наша почта никогда не видела такого количества писем!

— Сплетни, сплетни! — отмахнулась женщина, — Зря наговаривают. Из зависти! Или мы людей не знаем? Думают: «Почему ты такая красивая? Я тоже хочу быть такой же красивой!..» Глупые головы! Чем им помочь? Что я могу сделать, если ты похожа на черепаху? Завистников много на свете. Сплетничают: почему такая-то часто ходит на базар?.. Дорогая, что ж нам делать, если ты скупая, экономишь на еде?! У нас сплетников много. Ты, мать, не обращай внимания на людскую молву! У красивой девушки всегда завистников в избытке. Приехал товарищ Демиров, так я на днях приду к нему и все это скажу. Скажу ему: вот вы без конца болтаете про свободу женщины. Разве это свобода?.. Столько сплетников кругом! И еще другое кое-что скажу ему…