Александр Старостин - Второй круг

(Дальше идет рассказ об объединении цехов и о центральной диспетчерской, назначение которой — освободить инженера и техника от пустой беготни.)

«…Все было продумано, рассчитано, все было сделано, как рассчитано, — писал Чикаев, — мне помогли вышестоящие товарищи. Ко мне отнеслись с полным пониманием и дали время на психологическую перестройку работников. (До чего же болезненна перестройка с «поршней» на реактивные двигатели. Особенно у пожилых техников.) И вот вам результат: количестве задержек вылетов за месяц не сократилось. Более того, даже несколько возросло.

«Верхи», стиснув зубы, ждали, «низы» возмущались и потешались. Линев, потирая свои некогда золотые руки, приговаривал: «Я предупреждал! Я предвидел!»

Итак, и аэродромному люду, и мне самому от реорганизации сделалось хуже, чем было раньше. Я ждал взрыва. Я никак не мог сообразить, где допустил ошибку. И тут произошел новый удар — удар «под дых»…»

Мы ни слова не сказали о частной жизни Чикаева. А говорить тут, пожалуй, и не о чем: не было у него частной жизни.

Росанов не ощутил особых перемен в работе Базы. Ну да, поменялись с соседним участком производственными помещениями и раздевалками, разломав половину шкафчиков не раздевалок и мебель. Выдали инженерам карманные радиостанции, но при вызове, положим, по радиостанции через диспетчера слесаря на самолет приходилось потом самому бежать на другой конец аэродрома, в слесарный цех, так как слесарь не понимал, о чем ему толкует диспетчер.

Может быть, Росанов и почувствовал бы перемены, если б не спал на ходу: он теперь работал по совместительству на сельскохозяйственной выставке — чинил машинки для стрижки газонов — и не помнил, когда в последний раз просыпался сам.

Как-то, сидя с техниками в «лесном трактире», названном в честь основателя «Лепесток Золотой Гребешок», он сказал, что вообще-то в эпоху НТР трудно вкалывать на двух работах одновременно. В ответ техник Мухин, автомобильный маньяк по кличке Бляхин-Мухин, сказал:

— Есть выход. Иди на сигнализацию торговых точек. Работа непыльная, но денежная. Около торговли в эпоху НТР тепло, светло, почет и уважение. Я торгашей стригу, как баранов: в технике они как бараны в аптеке. Могу составить протекцию. Как, инженер?

— Надо подумать.

Соединенная кое-как сварочными швами металлическая ограда, возведенная только на половину («За такую работу за шиворот бы и мордой о прутья», — думал Росанов), оставляла свободный ход на сельскохозяйственную выставку. («Вот бы поставить здесь кассу по гривеннику вместо тридцати копеек».) А за деревьями слышались шаги и разговоры людей, которые пришли ознакомиться с различными экспонатами: свиньями, коровами, породистыми лошадьми, снопами ржи, минеральными удобрениями, углем, железной рудой, фотографиями, как люди мажут друг друга нефтью, с автомобилями и мотоциклами. Кроме того, здесь можно полюбоваться исполинскими, роскошными павильонами, фонтанами и статуями.

Росанов пытался не глядеть на подростков, которые ползли и ползли, как тараканы, к мастерской, по-велосипедному держась за ручки машинок для стрижки газонов. Один ухитрился сломать нож и с фальшиво-виноватой улыбкой и фиглярским поклоном протянул Росанову обломки, облепленные с заточенной стороны сладковато пахнущей травой.

— Неолуддит! — проворчал Росанов. — Следовало бы за это по хохотальнику съездить…

— А что? Я не виноват!

— Возьми другую машинку. Нет, зеленую. И катись отсюда к чертовой матери.

«Спокойно, — сказал он себе, — спокойно, Витечка. Впереди ночная смена. Не злись. Аккуратно. Да и машинки изношены, пора бы их все выкинуть. Собирать каждый карбюратор из трех выброшенных, это тоже извините меня и подвиньтесь. Спокойно, товарищ, спокойно. У нас еще все впереди. А может, и в самом деле пойти на обслуживание сигнализации торговых точек? Нет, нет, только не это… Впрочем, и там скоро прижмут, и будет товарищ Мухин ставить готовые блоки под пломбами. А может, заняться книжной торговлей?

Из конторы вышел начальник, озабоченный, как и все начальники, думами о производстве.

«В жизни, однако, соображает, если ухитрился приобрести машину. На какие, простите, шиши? Впрочем, ладно, пусть катается. Может, это его единственная радость», — подумал Росанов.

— Инженер! — сказал начальник. У него было необыкновенно доброе и глупое лицо, что ни в коем случае не говорило ни о доброте, ни о глупости. — Пойдем поглядим одно приспособление.

Росанов медленно вытер руки, медленно поднялся, собираясь протянуть время на каждой «операции» и слове — платят-то не за дело, а за пребывание на службе, — и неспешно, вразвалку двинулся за начальником, который бодро шагал к ржавому сооружению в углу двора. Начальник, дожидаясь Росанова, вынужден был некоторое время глубокомысленно рассматривать это монументальное творение, заросшее травой.

— Понимаешь… — сказал он, когда Росанов приблизился, — у нас всегда вылетает вот это донышко. Видишь? Хорошо бы это приспособление отремонтировать: на ферме без него прямо-таки плачут. На нем навоз вывозить со свинофермы — навозу по уши. Но вот это донышко, как дадим давление, вылетает, и кузов не поднимается. Ведь ты инженер, соображать должен.

— Должен.

— Эта штука и раньше плохо работала, а теперь, после модернизации, совсем не опрокидывает, а однажды одного товарища чуть штуцером не убило, а другого навозом накрыло.

— Рационализаторы! — сплюнул Росанов.

— Ну да, мы тут… рацпредложение оформили…

Росанов сел на землю — «отдыхал». Потом заглянул под кузов и продолжал «отдыхать».

— Оно и должно вылетать, — сказал он вяло.

— Как так?

— Давление не туда подаете.

— Как так?

— Не туда — и все.

— И оно будет вылетать?

— Будет.

— Всегда?

— Как только давление дадите.

— А что делать?

— Я схему нарисую, в которой пятилетний ребенок разберется. Если он сообразительный, конечно.

— Пойдем в контору. Там нарисуешь. Только не очень-то задавайся.

— С моей зарплатой задаваться трудно, товарищ начальник.

— Мы, помню, за энтузиазм работали.

— Мы тоже.

Сидя за столом, он «профессионально», едва касаясь карандашом бумаги, провел штрихпунктирные осевые линии, а потом выполнил эскиз по всем правилам технического черчения.

— Ишь ты! Как по линейке! — восхитился начальник. — А в тракторах соображаешь?

— Я в чем угодно соображаю.

— Может, введешь в строй эту хреновину и трактор?

— Введу. А как насчет оплаты?

— Оклад семьдесят рублей.

— А если работа сделана — деньги на стол, душа — на простор?

— Не имею права.

— Пусть тогда стоит ваш трактор и эта штуковина для навоза.