Юрий Абдашев - Ветер удачи

Начальник училища не допускал никакого панибратства между старшими и младшими по должности, со всеми был подчеркнуто официален, сух и по-деловому краток. Он придерживался известного принципа — командир должен быть строгим, требовательным и справедливым. Говорили, что он потомственный ленинградец. Мы знали о болезненной чистоплотности подполковника и не без основания полагали, что, если однажды его путь пересечется с путем приблудного пса, для Антабки это будет конец.

В тот день мы поотделенно отрабатывали ружейные приемы невдалеке от казармы. Дневальный по роте Юрка Васильев с ведром и шваброй убирал на крыльце. Антабка, выбравшись из своего логова, лежал в тени под стенкой, отгоняя хвостом мух. Не заметить его было невозможно. И вот тут-то из-за угла соседнего строения появился сам подполковник в сопровождении полкового комиссара Чурсина и начальника учебной части майора Рейзера.

Выслушав до конца доклад Абубакирова, подполковник закурил и направился к казарме. Юрку Васильева с крыльца словно волной смыло. Не дойдя шагов десять до вкопанной в землю бочки с двумя скамейками по сторонам, Лисский остановился, молча уставившись на ничего не подозревавшего пса. Губы его сложились в насмешливую улыбочку, не сулившую ничего доброго. Он повернулся и, ни слова не говоря, посмотрел на нашего лейтенанта. Абубакиров слегка покраснел, но в остальном оставался таким же невозмутимым и спокойным. Мы замерли, ожидая страшной развязки.

И вдруг Юрка Васильев, прислонив к стене швабру, сделал три шага вперед и громко прокричал:

— Товарищ подполковник, разрешите обратиться?

Начальник училища посмотрел на Юрку чуть удивленно, как-то странно крутнул головой и сказал:

— Обращайтесь.

Юрка строевым шагом приблизился к подполковнику и остановился от него чуточку ближе, чем полагалось по уставу:

— Это личный вопрос, товарищ подполковник. Если разрешите, я хотел бы один на один.

Мы не верили своим ушам. Даже Абубакиров, как я заметил, растерялся. Подполковник, казалось, заколебался на какое-то мгновение, но тут же, метнув короткий взгляд на комиссара, согласился;

— Ну что же, отойдем в сторонку. Думаю, товарищи нас не осудят.

О состоявшемся разговоре мы узнали позднее от самого Юрки. Но тогда все были поражены тем, как они разговаривают, хотя, разумеется, не могли расслышать ни одного слова. Мы видели, что подполковник сначала нахмурился, а потом рассмеялся и положил руку Юрке на плечо. Немного погодя он взял нашего товарища под руку, и они стали не спеша расхаживать, как два закадычных приятеля. Со стороны могло показаться, будто подполковник держит его на поводке, на самом же деле мы прекрасно видели, что Юрка все дальше и дальше уводит начальника училища от казармы.

— Товарищ подполковник, — заговорил Юрка доверительным тоном, — вы прежде от зажигалки прикуривали, точно? А теперь вот спичками.

— Ну, — нетерпеливо посмотрел на него подполковник и даже чуточку отстранился.

— Вот я и решил, что у вас камушки кончились, а достать негде…

— Что же, наблюдательность делает тебе честь, — кивнул головой Лисский. — Скажем, это действительно так. И что же из этого следует?

— Понимаете, какая штука, мне отец из Москвы посылку прислал, а там как раз эти самые камушки…

— И много?

— Да штук с пол сотни. Так что на любую половину можете рассчитывать.

Начальник училища не выдержал осады и рассмеялся:

— Любопытно… Но все равно спасибо. А теперь только один вопрос: почему ты решил делиться именно со мной, а не со своими товарищами? Надеюсь, ты не подхалим?

— Ну что вы, товарищ подполковник, меня тут все знают. Просто мы с вами земляки — ленинградцы. Я ведь до войны на Мойке жил, недалеко от дома Пушкина.

— Серьезно? — обрадовался подполковник. — Значит, поблизости от меня. Первым попадешь в Ленинград — Пушкину привет.

— Ну а насчет товарищей, так нам и половины этих камушков за глаза хватит. Зажигалок-то в роте одна-две, и обчелся.

— Ты смотри, все логично, — рассмеялся начальник училища. — Молодец ты, что начальства не боишься, значит, и перед врагом не сдрейфишь. Ну что ж, земляк, тащи свои кремни, а в казарму к вам я идти передумал, как-нибудь в другой раз…

Пока они мирно беседовали, мы затолкали Антабку под крыльцо. Пес был спасен, а Юрка объявлен героем дня.

— Ну, как я провел самого подполковника? — спрашивал он, расхаживая перед нами.

Я не пытался умалять Юркиных заслуг, но почему-то подумал, что начальник училища не так уж прост, как это показалось ребятам…

Многие из нас до сих пор не могут расстаться с гражданской привычкой разгуливать по казарме, засунув руки в карманы. Чаще всех замечания получает Гришка Сорокин. Наконец терпение старшины лопнуло, и, застукав его очередной раз за таким непристойным делом, он приказал дневальным наглухо зашить карманы Гришкиных брюк. Даже суровых ниток не пожалел. Дневальные постарались и зашили их крупными стежками через верх, да так крепко, что и зубами не отгрызешь. Желая отомстить и старшине и дневальным, Сорокин решил пойти поохмыряться возле столовой, хотя уже давно давал обещание прекратить этот любительский промысел. Вместе с ним за компанию поплелся и Заклепенко. Раз время личное, значит, он вправе распоряжаться им по собственному усмотрению.

Им повезло. Как раз в это время к хлеборезке подошла машина из пекарни.

— Подсобите? — вылезая из кабины, спросил старшину из ПФС, как сокращенно называли продфуражное снабжение.

Гришка согласился, напомнив, однако, что путь к сердцу солдата лежит через желудок. Старшина поклялся, что на ужин они получат по лишней порции. Сорокин тут же развил бурную деятельность. Он прыгнул в кузов, откинул брезент и начал с ловкостью эквилибриста метать буханки серого хлеба в окошко, откуда выглядывал обитый жестью лоток.

Минут за десять-пятнадцать они вдвоем перекидали в хлеборезку почти весь груз.

— А теперь слушай мою команду, — сказал Гришка. — Сигай вниз!

Заметив, что старшина направляется с накладными в столовую, он быстро огляделся по сторонам:

— Заклепа, не чешись, заходи с правого борта!

Продолжая метать хлеб в окошко, он на взмахе руки каким-то неуловимым движением пульнул одну буханку назад, прямо в Витькины руки. От неожиданности тот растерялся, а Сорокин, соскочив с машины, быстро переломил хлеб пополам и протянул одну часть Витьке. Свою долю он прикрыл полой гимнастерки и, не оглядываясь, бегом припустил к казарме.

Витька пожал плечами, разломил оставленную ему половинку надвое и запихал в свои карманы. Ему-то их, слава богу, никто не зашивал. А потом локтями подтянул штаны.

Но Сорокину в этот день явно не везло: взбегая по ступенькам, споткнулся на правую ногу. «Не к добру!» — подумал он. И точно — на пороге казармы его перехватил Сашка Блинков. Слишком уж выдавала Гришку оттопыренная гимнастерка.