Юрий Абдашев - Ветер удачи

Для девочки это была пора великих открытий. Она становилась невольной свидетельницей бесчисленных таинств природы. При ней дрозды выкармливали своих птенцов, и паук ткал паутину, которая сама по себе уже была совершенством, она видела, как рождаются лесные ручьи и как из земных недр в корнях старого дуплистого дерева выбивается холодный родник. Каждый день приносил ей новые впечатления, открывал новую страничку в вечной книге Бытия. И Святослав Владимирович с Верой не уставали радоваться этому так, как если бы сами заново познавали мир.

Некоторые открытия она делала самостоятельно. Пришла раз, на следующий день после того, как искупали ее в настоящей бане, с головы до ног вымазанная чем-то похожим на серую глину.

— Да что же это такое? — всплеснула руками Вера. — Где тебя носило, моя милая?

— С ребятами. Ты не волнуйся, мамочка, это мыльный камень. Он смывает всю грязь…

Святослав Владимирович сделал ей сачок из марли, и они ловили бабочек, ярких, как альпийские цветы. У них собралась целая коллекция, и вечерами они подолгу рассматривали неповторимые узоры на крыльях разных аполлонов, адмиралов и траурниц.

Даже Григорий Кириллович, на что уж земной человек, взглянул как-то раз и воскликнул:

— Это ж надо! Сколько видел — летают, ну и летай себе на здоровье. Ничего особенного. А вот так, сразу… Это ж боже ты мой!

Надя покосилась на него и, обняв отца за шею, спросила шепотом на ухо;

— А что, дед до сих пор не знает, что бога нет?

Как большинство детей, она умела и удивить, и рассмешить, и растрогать. То скажет: «Ма-а, давай спать козырем», то вдруг увидит свежую фотографию, где ее сняли на горячих камнях пляжа, и вздохнет: «Вот посмотрю зимой на карточку, и тепло станет…»

Это было счастливое время! Казалось, никакие силы не смогут омрачить жизнь. Все в их мире представлялось незыблемым и вечным. Святослав Владимирович был молод, здоров. Он любил свою жену и свою дочь. «Мои девчата, — пошучивал он, — и Вера моя, и Надежда».

Он почему-то всегда вспоминал, как однажды, когда еще жива была мать, ходили они с Верой вдвоем купаться ночью. Договорились еще днем, но к вечеру поднялся ветер, и заметно похолодало.

— Ты знаешь, — сказала она, поеживаясь, — меня что-то не больно тянет на подвиги.

— Что ты! — притворно ужаснулся он. — Теперь уже отступать некуда. Когда решение принято, всякие компромиссы постыдны. Они просто недостойны таких сильных и мужественных людей, как мы с тобой.

Он запомнил, как она стояла на каменной гряде в полосатом купальнике, с волосами, стянутыми на затылке простой аптечной резинкой, вся облитая серебряным блеском полнолуния, и гребешки волн, перехлестывая через скалу, осыпали ее ноги бисером соленых брызг. Какое волнующее чувство нежности в этот момент переполняло его душу!

Он первым вошел в холодную воду, хотя, говоря по чести, ему и самому не очень-то хотелось купаться, и, набрав воздуха, нырнул…

На берег они вышли вместе, держась за руки, потому что под ногами были скользкие, покрытые слизью камни. На резком ветру он мгновенно окоченел, и зубы сами собой стали выщелкивать дробь. Его не переставало колотить, пока он растирался полотенцем и переодевался в сухое. А потом они сидели на коряге под защитой каменной гряды, и Вера грела его, прижимая к себе и тепло дыша в самое ухо.

Именно в те их первые дни Святослав Владимирович и заложил в огороде свой знаменитый шлюп. Он тщательно вытесывал килевую балку, строгал материал для шпангоутов, и свежая древесина так волнующе пахла осенним грибным лесом.

Уж кто-кто, а он умел работать красиво. Надо было видеть, с какой ловкостью и профессиональным изяществом Святослав Владимирович орудовал топором, пилой и ручной дрелью. Вера могла часами наблюдать, как он строгает, пилит и сверлит. Пройдется фуганком по тонкому сосновому бруску и, словно бы лаская, проведет по нему пальцами, будто это не дерево, а нежная, бархатистая кожа ребенка. А с какой прямо-таки хирургической точностью он работал стамеской! Ударит по обушку твердой сухой ладонью и выколет ровно столько, сколько нужно, и ни на миллиметр больше. И гвозди вбивал по-снайперски с сухим звуком пистолетного выстрела. Одним-двумя ударами вгонял их по самую шляпку. Да еще и приговаривал: «Вот, вот, самое тут и место тебе». Вера считала, и не без основания, что уж если и существует выражение «умные руки», то к мужу ее оно имеет самое прямое отношение.

Григорий Кириллович смотрел на затею со шлюпом снисходительно, но с пониманием. С вопросами не лез и в дела Святослава Владимировича не вмешивался. Иногда спрашивал ненавязчиво: «Может, помочь чего?» Но, услышав заверения, что тот и сам справится, потирал шишковатую, стриженную машинкой голову, успокаивался и принимался за свои обычные дела.

В Якорном часто появлялись ученики Святослава Владимировича, и бывшие, уже успевшие окончить школу, и те, что еще продолжали учиться у него. Он притягивал их к себе. Им нравилась его комната в городе, похожая чем-то на старую штурманскую рубку, и скромное жилище в поселке с развернутыми на столе чертежами парусников, исписанными по краям формулами и колонками цифр, с запахом туши, с разбросанными инструментами настоящей рихтеровской готовальни. Нравилось его сосредоточенное лицо, похожее в профиль на барельеф североамериканского индейца — не хватало только головного убора из орлиных перьев, — нравилась и Вера Алексеевна, всегда ровная, доброжелательная и как бы разделяющая с ними интерес к занятиям мужа.

Однажды Надюшка, которая крутилась тут же, незаметно показывая пальчиком на огород, сказала тоном заговорщика:

— А у нас там корабль…

Ребята переглянулись.

— Ерунда, это колхозная фелюга, — небрежно махнул рукой Святослав Владимирович.

За десять лет, что они прожили вместе, Вера и впрямь не переставала удивляться ему. Не отступая ни на шаг, он неспешно продвигался к намеченной цели. Он неплохо выучил английский язык, хотя с произношением у него нс очень-то ладилось, научился работать с радиотелеграфом, сумел раздобыть многие материалы для постройки яхты. Он буквально по граммам, по дробинкам собирал свинец. А нужно было его более трех тонн!

Веру смущал вопрос о разрешении, о визе, но он был уверен, что «потепление международного климата», как обычно писали в газетах, со временем упростит его задачу. Почему могут совершать плавание в одиночку англичане, французы, японцы и поляки? Разве россияне не утвердили за собой славу отличных мореходов? Короче говоря, он твердо уверовал, что своего добьется. Был бы шлюп… Он сумеет доказать, что риск в случае с ним сведен почти к нулю. И нет другого человека, который был бы подготовлен лучше, чем он.