Юрий Абдашев - Ветер удачи

Все шло своим чередом. Но однажды произошло событие, рядом с которым надолго померкло все остальное. Беда пришла внезапно, с той стороны, откуда ее меньше всего ждали.

Как-то зимой, когда Святослав Владимирович пришел с работы — Вера обычно задерживалась в школе со своими малышами, — Надюшка лежала на диване бледная, поджав к самому горлу худые коленки.

— Что с тобой, дочка? — спросил он, машинально трогая рукой ее лоб. — Что-нибудь болит?

— Вот здесь. — Она осторожно погладила школьный фартук на животе. — Меня отпустили с уроков…

— Здесь? — Он коснулся пальцами ее правого бока и заметил, как она вздрогнула и скривилась, очевидно, не столько от боли, сколько из-за страха, что он может причинить ей боль своим неосторожным прикосновением.

— Везде. И здесь тоже.

Святослав Владимирович, не одеваясь, побежал через улицу к соседке, детскому врачу, которая недавно вышла на пенсию.

— Вызывайте «Скорую», — сказала она, осмотрев девочку.

— Что-нибудь серьезное?

— Это приступ аппендицита. А что там и как, этого я не знаю.

«Неотложка» доставила Надю и Святослава Владимировича в клинику экстренной хирургии.

— Ты сможешь идти сама потихоньку? — спросила ее сестричка из приемного отделения.

— Да, — виновато улыбнулась она. Потом обернулась к отцу: — Ты не волнуйся, пожалуйста. Я сейчас вернусь.

— Посидите, пока ее осмотрит дежурный врач, — обратилась к нему сестра, поддерживая Надю под локоть. — Это недолго.

Святослав Владимирович рассеянно пробегал взглядом по цветным плакатам, на которых наглядно разъяснялось, как оказывать первую помощь при несчастных случаях, как защищать глаза от металлической стружки и беречь зубы. Ждать пришлось долго, больше получаса, и в конце концов из дверей вышла не Надя, а все та же сестра в сопровождении сумрачной, ко всему равнодушной санитарки, которая несла узелок с Надиными вещами.

— Может быть, мне все-таки разрешат пройти к дочери? — сказал он, волнуясь. — Ведь она еще совсем ребенок, ей еще и двенадцати нет.

— Куда уж там… Не она первая, не она последняя, — решительно возразила санитарка.

— Врач сказал, чтобы вы пришли утром, — улыбнулась сестричка. — Тогда все будет ясно.

Святослав Владимирович растерянно пожал плечами. Такой настойчивый в своих занятиях, сейчас он растерялся, не сумел настоять на своем. «Вот Вера, та бы сумела», — подумал он, окончательно разозлившись на собственное бессилие.

В эту ночь они с Верой почти не спали. С утра оба позвонили на работу, предупредили, что опоздают, и к девяти часам были уже в больнице.

В приемном отделении дежурная долго перебирала какие-то карточки, потом звонила на третий этаж и наконец сказала:

— Вашей девочке операцию сделали еще вчера вечером.

— И она все время была одна? — с гневом и возмущением вырвалось у Веры.

— Не волнуйтесь. Девочка чувствует себя нормально. В вестибюле вам дадут халат и сможете пройти к ней по очереди.

Когда Святослав Владимирович поднялся по лестнице, Вера, накинув пальто, уже мчалась куда-то искать лимон для дочери. Он немного замешкался перед стеклянной дверью палаты, закрашенной белилами, и наконец, глубоко вздохнув, перешагнул порог.

Надя лежала на спине, бледная, почти голубая. При виде отца уголки ее губ дрогнули в ободряющей улыбке. Рядом с ней на стуле сидела незнакомая женщина в синем байковом халате. В руках она держала стакан и ложечку, для чего-то обернутую бинтом.

— Ну как ты тут, подружка моя? — спросил он каким-то чужим, неестественно бодрым голосом.

— Надя у нас молодец, стойкая, — ответила незнакомка, — даже не застонала ни разу.

Она поднялась, уступая место Святославу Владимировичу. Он взял в ладонь горячую руку дочери, и сердце его мучительно сжалось от любви к этому маленькому мужественному человечку.

— Тебе очень больно? — тихо спросил он.

— Немножко. Можно терпеть. Ты только не беспокойся. И мама пусть… — Она улыбнулась слегка: — Мы ведь поплывем с тобой к тем островам? Правда, папа?..

На девятый день Надю должны были выписывать. Святослав Владимирович с Верой договорились поехать вместе к двум часам. До Вериной школы он мог дойти пешком за пятнадцать минут. А там рядом остановка такси.

Но в одиннадцать его вдруг вызвали с урока в кабинет завуча. На столе лежала телефонная трубка. Он машинально взял ее:

— Да, я слушаю.

— Святослав Владимирович, голубчик, — узнал он голос Вериной директрисы, — вам нужно немедленно подъехать. С Верой Алексеевной плохо. Мы тут бьемся над ней уже целых полчаса.

— Что, что случилось?! — крикнул он, холодея от волнения.

— Приедете — тогда… Мы вас ждем.

— Что случилось?!

Он еще не знал, в чем дело, но его уже начало бить, как в лихорадке.

На том конце провода он услышал далекие голоса, перешептывания, всхлипывания…

— Дело в том, голубчик… Не знаю, как и сказать вам. Дело в том, что Наденька умерла час тому назад.

Он не помнил, как бросил, а может быть, уронил трубку, как тупая тяжесть заполнила все его существо, как занемели кончики пальцев и испарина крупными каплями выступила на лбу и подбородке. В голове было пусто до звона — ни мыслей, ни чувств.

Потом он бежал к Вере, забыв одеться. По дороге кто-то догнал его и помог надеть пальто и шапку.

Вера лежала на клеенчатой кушетке в кабинете школьного врача. Она уже пришла в себя, но молчала. Широко открытые глаза остро смотрели в белый потолок. Когда в дверях появился Святослав Владимирович, все, теснясь, поспешили выйти из комнаты.

Он опустился рядом с Верой на колени, прижался лбом к ее груди и вдруг всхлипнул по-мальчишески отчаянно и горько.

— Этого не может быть, этого не может быть, — дважды отчетливо повторила она. — Тут какая-то ошибка. Девочка совсем поправилась. Этого не может быть…

Увы, это была правда. Страшная в своей обнаженности, жестокая, единственная на свете правда. Ребенок умер от банального аппендицита, на девятый день после операции, когда температура была совершенно нормальной, когда девочка уже стала есть, пить, ходить, смеяться. Это было непостижимо, нелепо. Слова «легочная эмболия» и «редкий случай в таком возрасте» ничего ровным счетом не объясняли. Хотелось кого-то уличать, искать виноватого, но все вокруг только смущенно пожимали плечами.

У Святослава Владимировича больше не было его Нади, его Надежды. Как он любил это слово! Странное отупение долго не покидало его. Да что же это, в конце концов? Бред! Нелепый, бессмысленный бред! А может быть, все это ему только приснилось? О, если бы так… Но могут ли человеку сниться такие кошмарные и нелепые сны?

— Это «голос моря», — бормотал он. — Ее убил «голос моря»…