Аркадий Инин - Вот и лето прошло...

В общем, я прошел мимо этих деляг, честно говоря даже радуясь, что я сегодня не в мундире — хоть не так совестно. Я вошел в магазин и прикрыл за собой тяжелую стеклянную дверь в раме с чугунными завитушками под старину. Но девушка в голубом халатике тут же снова распахнула дверь, вывесила на стекло табличку «Перерыв с 14 до 15 часов» и объявила:

— Извините, товарищи, у нас обед.

Немногочисленные покупатели послушно потянулись к выходу. А я сказал девушке:

— Добрый день!

— У нас перерыв, — ответила она.

И недвусмысленно указала мне на распахнутую дверь. Но я не двинулся с места. И даже аккуратно прикрыл дверь за последним ушедшим покупателем.

Вторая продавщица — пожилая толстуха — удалилась в подсобку. Мы остались наедине с девушкой в голубом халатике.

— У нас перерыв, — сухо повторила она. — Вас это не касается?

— Касается, — ответил я. — Меня вообще касается все, что касается тебя.

Девушка молча скрестила руки на груди и не двинулась с места, преграждая мне дорогу в магазин. Потом она сказала:

— Пришел все-таки?

— Все-таки пришел.

— А десять дней терпел?

— Десять дней терпел.

— И не вытерпел, значит?

— Значит, не вытерпел… Подожди, Лёка, мы с тобой беседуем как в театре абсурда! Там целый акт могут повторять одну и ту же фразу, только с разными интонациями.

Я попытался улыбнуться ей со всем обаянием, на какое только был способен. Но видно, способности мои были невелики — она не улыбнулась в ответ. А сказала еще суше:

— Ты не только говоришь как в театре абсурда. Ты, Илья, абсурдно поступаешь. Зачем ты пришел? Бунина марксовского издания у нас еще не было.

Я пропустил ее колкость мимо ушей.

— Мне надо поговорить с тобой.

— Зачем? Уже все переговорено.

— Все переговорить нельзя… О-о, снова абсурдные разговорчики! Лека, я хочу прийти к тебе вечером.

В лице ее что-то дрогнуло, надломилось болезненно.

— Ну и я хочу. — Голос ее был усталый, бесцветный. — Десять дней хочу, чтобы ты пришел ко мне вечером. Да что десять дней — третий год… Только всегда я первая приходила. Что это ты сегодня?

— Не знаю. — Я действительно не знал. — Я приду, да?

— Да, ты придешь. — Она наконец чуть улыбнулась, прощая мне что-то. — А пока… У нас перерыв.

Она вновь указала мне на дверь. Я покорно развернулся, но когда Лека открыла дверь, рискнул ее обнять. Однако она пресекла эту мою попытку и, захлопнув за мной дверь, сказала уже через стекло:

— До вечера!

Я поплелся опозоренный.

И чувствую, что пора объяснить всю эту сцену. Я шел к Тане — знакомой Юрия Сергеева, о которой мне сказал Владимир Куликов. Я шел к Тане. А зашел почему-то к Леке… Лека это мое личное. Это никакого отношения к моей работе и поискам Сергеева не имеет. Лека — девушка, с которой мы встречаемся уже третий год. Ну, знаете, как обычно многие встречаются… И как многие, мы иногда ссоримся. Чаще всего почему-то по воскресеньям. И в прошлый раз мы тоже поссорились в воскресный вечер. Так что все — как обычно. Вот только Лека верно заметила: после ссоры обычно она приходит первая, а сегодня — я. Так-так…

Однако я уже сказал: все это отношения к делу не имеет. А имеет отношение — и возможно, самое прямое — Таня. Вот я и шел к Тане, а зашел почему-то… Ну, вы уже все поняли. Может, даже больше, чем пока что понимаю я сам. Так что прекращаю все эти не очень толковые объяснения — мне действительно надо спешить к Тане.

Большой аэропорт привычно шумел: гул объявлений, голоса пассажиров, смех и плач детей. Знакомая атмосфера прилетов и отлетов, встреч и расставаний.

Можно было, конечно, сразу подойти к Тане, вот она сидит за окошком справочного бюро — яркая блондинка с высокой копной волос, в синей аэрофлотской форме. Табличка над окошком подтверждала, что это именно она — Ермакова Татьяна Борисовна. И я с ней предварительно созвонился, так что мое появление не было бы для нее неожиданностью. Но я все-таки не подошел сразу, а стал в общую очередь к справочному бюро: мне всегда интересно, до того как заговорить с человеком, сначала посмотреть, каков он в работе. Если, конечно, есть такая возможность. А в данном случае возможность была: народ жаждал информации.

— Скажите, — интересовался аккуратный старичок, — семьсот шестой рейс — это на Челябинск?

— Да, на Челябинск, — ответила Таня.

И перевела глаза на следующего в очереди, считая вопрос исчерпанным. Но старичок так не считал.

— Скажите, — поинтересовался он, — а семьсот шестой отправляется ровно в пятнадцать часов?

— Да, в пятнадцать ровно.

— Скажите, а регистрация во второй секции?

— Да, во второй!

В голосе Тани наконец-то проявилось раздражение, и старичок чрезвычайно обрадовался, словно именно этого, а не информации о рейсе на Челябинск, он и дожидался.

— Скажите, а почему вы, собственно, нервничаете?

— Но вы же всё знаете не хуже меня!

— Да, я знаю, но я уточняю, а вы обязаны…

По счастью, старичка перебил звонок телефона. Таня с облегчением схватила трубку.

— Справочная один слушает! На Харьков? Два рейса… Два! Да не кричу я, не кричу, просто вас плохо слышно… Два рейса: в двенадцать и в двадцать один час.

Она положила трубку, но старичок все еще был тут как тут. И подхватил точно с того места, на котором остановился:

— …а вы обязаны мне ответить четко, спокойно, исчерпывающе.

— Исчерпал, дорогой? Проходи! — неожиданно пришел на помощь Тане восточный красавец в огромной кепке, именуемой в народе «аэродром». — Проходи, дорогой, не задерживай коллектив!

— Скажите, а ваше какое дело? — закипятился старичок.

— Граждане, — устало попросила Таня, — пожалуйста, не трепите нервы себе и окружающим.

— Правильно, дорогая! — поддержал ее восточный человек. — Не трепи, дорогой, нервы ни себе, ни мне, ни уважаемым окружающим. Дай, пожалуйста, спросить, очень срочно!

Старичок протестующе вскинулся, но красавец оттер его крепким плечом и заслонил окошко широкой спиной. Такое препятствие было старичку, конечно, не под силу, и он оскорбленно удалился. А восточный человек ослепительно улыбнулся Тане и задал свой очень срочный вопрос:

— Скажи, пожалуйста, дорогая, до какого часа ресторан работает?

— До двенадцати, — ответила Таня и не удержалась: — Это всё, за чем вы стояли?

— Всё, — еще шире улыбнулся он. — Нет, конечно, я еще хочу спросить, до какого часа ты, дорогая, работаешь…

Он увидел глаза Тани и поспешно закончил:

— …но не спрошу!

И удалился. Очень красивый и гордый.

Его сменили один за другим две женщины и парень в брезентовой куртке стройотряда с надписями на спине, указывающими все его ударные маршруты. Вопросы они задавали кратко, внятно и получали такие же ответы. Так что я значительно продвинулся к Тане. Пока вновь очередь не застопорилась могучей теткой в шерстяном платке, несмотря на летнюю теплынь.