Владимир Медведев - Трилогия о Мирьям [Маленькие люди. Колодезное зеркало. Старые дети]

— У меня нет времени, — крикнула Мирьям, когда Рийнины приставания ей вконец надоели.

— А что ты делаешь? — удивилась Рийна. Она же видела своими глазами, что Мирьям сидела просто так и руки в варежках держала на коленях.

— Я думаю! — крикнула в ответ Мирьям.

— О чем? — не отставала Рийна.

— Не хватало еще, чтобы я это тебе докладывала, — пробормотала Мирьям, — все равно ты ничего не поймешь, только и хватает глупости, чтоб пищать над ухом.

Но Рийне было уже не до Мирьям. Госпожа Пилль сама вышла во двор и с хохотом принялась скатывать из липкого снега ком. Рийна визжала наперебой с матерью, и Мирьям в сердцах подумала:

«Будто нарочно развозятся, чтобы не дать человеку покоя».

Ну куда запрятать отца? Конечно, можно бы в лес, но там холодно. Где же найти верное место? Где оно, такое, которого никто не знает? В винном погребе? И ключ бы забросила… Нет, там крысы… Не пойдет… И вина там тоже очень много, еще напьется, забудется, затянет песню и выдаст себя. Нет, не годится.

Кто-то положил ей на плечо руку, и Мирьям вздрогнула.

Она подняла взгляд и увидела дядю Рууди, который улыбался, как обычно улыбаются в праздники люди.

— Что ты, снеговик, поделываешь тут?

— Не видишь разве — думаю, — расстроенно ответила Мирьям.

— Тебя так занесло, что макушки и той не видно, — оправдывался Рууди, отряхивая племянницу от снега.

— Ах, брось, — сказала Мирьям и с усилием поднялась на ноги. Тут она почувствовала, что зад у нее совсем застыл, и она принялась хлопать по нему руками, чтобы разогреться.

— Послушай, Мирьям, — начал дядя Рууди и насупил брови, как делал всегда, когда заводил серьезный и важный разговор.

Девочка приготовилась слушать. А вдруг дядя Рууди посоветует такое место, куда можно будет спрятать отца?

— Старуха сунула мне тут в карман горсть денег и велела съездить на кладбище, — продолжал Рууди. — Говорит, в сочельник на могилке у деда должны гореть свечи. Так как, поедем?

— Ну, ясно! — воскликнула Мирьям и подумала: разве может какая-то Рийнина снежная баба сравниться с такой дальней дорогой?

— Если барышня согласна, — пророкотал Рууди и развел сомкнутые брови, — тогда прикажем извозчику Румму, чтобы он нацепил Мийре бубенцы на шею, вынес в сани соболиные накидки и — поехали!

— И — поехали! — повторила восхищенная Мирьям и в подтверждение схватила дядю Рууди за руку.

— А Лоори возьмем с собой? — спросил дядя Рууди.

— Возьмем, — согласилась Мирьям и тут же побежала сказать об этом сестренке.

Дядя Рууди усадил девочек по бокам от себя, натянул им почти под самую шею повытертый санный полог и крикнул извозчику так, будто тот бог знает в какой дали находился:

— Давай ходу, господин Румм!

Извозчик оглянулся, доброжелательно хмыкнул и взмахнул кнутом над головой. Старая кобыла Мийра в свою очередь посмотрела через оглоблю на хозяина и пошла медленным шагом.

— Нно-оо! — кричал Румм и смеялся: — Мийра, не позорь меня!

Мийра, знать, поняла и затрусила потихоньку, колокольчики на шее у нее зазвенели, словно это были настоящие бубенцы.

— Слушай, Румм, а ведь колокольчики-то у тебя ржавые! — весело крикнул извозчику Рууди.

Извозчик оглянулся и, посмеиваясь, ответил:

— Каждый год не до новых! — так, будто все это из- за лености, а не потому, что в кармане пусто.

«Все сегодня смеются», — подумала Мирьям и решила развеселить Лоори, которая сидела мрачная, — показала ей язык, что обычно всегда действовало.

Но Лоори осталась серьезной, мало того, сама в ответ показала язык и отвернулась.

«Ну где найти для отца убежище?»

Когда многоопытная Мийра осторожно свернула с улицы Ренибелла на улицу Освальда, какая-то красивая барышня помахала дяде Рууди рукой. Тот помахал в ответ.

— Она что, твоя невеста? — допытывалась Мирьям.

— Да нет, просто так, барышня, — ответил Рууди и снова положил руку, которой только что махал, на плечо племянницы.

Мирьям осталась довольна таким ответом: не хватало еще, чтобы дядя Рууди женился и у него пошли бы дети, тогда он возьмет и забудет Мирьям!

Снег застревал в челке, скатывался капельками на лоб, чтобы просохнуть тут же, на раскрасневшемся от ветра лице.

По городским улицам сновали люди: кто с елкой на плече, у кого руки полны свертков.

Мирьям с удовольствием помахала бы всем, мимо кого, звеня колокольчиками, они проносились, но заботы превозмогали ее веселье.

Когда уставшая после долгой дороги Мийра, изредка позвякивая колокольчиками, не спеша свернула на дорогу, проходившую по кладбищу, Мирьям спросила у дяди Рууди:

— А пристав, он ведь не ходит на кладбище?

— Да вроде бы нет, — деловито ответил Рууди, уже привыкший к странным вопросам племянницы.

— А полицейский? — вполголоса допытывалась она.

— И ему особо нечего здесь делать, разве что когда хоронит родичей.

Мирьям смотрела на мелькавшие по обе стороны дороги свечи, что были зажжены на могилах, и думала:

«Тут самое спокойное место на всей земле».

Шел плотный снег, но безмолвные огоньки продолжали упорно мерцать. Кого-то хоронили, заунывное церковное песнопение уносилось в белесые сумерки.

Звонил по усопшему колокол, звон его жутковатым гулом врезался в теньканье колокольчиков. И Мирьям вдруг почувствовала страх.

Ее взору открылась дедушкина могила, вся запорошенная снегом.

«Нет, отца нельзя прятать на кладбище», — размышляла Мирьям, и горький стыд охватил ее за то, что она минуту назад думала иначе.

Дядя Рууди зажег могильные свечи.

Мирьям пыталась вспомнить дедушку, но печаль об отце помешала воспоминаниям.

И Мирьям впервые с удивлением поняла, что она и отца своего любит.

После кладбища Мирьям стала кашлять.

— Придется выпить лекарства, — решила мама.

— Я не хочу! — хныкала Мирьям, которая ненавидела всякие горькие порошки.

— Но я дам тебе необыкновенное лекарство, — уговаривала мама и отыскала маленький коричневый пузырек. — Эти капли в подвале своего замка приготовил мудрый датский король, который смешал нектар с цветков и принцессины слезы. Вот увидишь, это обязательно поможет!

Мирьям согласилась выпить лекарство и не пожалела. Кашель вроде бы улегся.

К вечеру наступила оттепель. Снег обмяк, и в темнеющих вмятинах следов выступила вода. Влажный воздух был полон звенящего зова колоколов.

Мирьям спряталась за занавеску и глянула в окна противоположного дома, где так дружно мерцали свечки и где под выбеленными потолками не горели сегодня яркие, без абажуров, электрические лампочки.

Девочка растрогалась. В окне Пээтера вспыхнул бенгальский огонь, а в соседней квартире можно было видеть Хейнца, который, сложив руки, стоял возле елки.