Аркадий Филев - Горизонты
- Название:Горизонты
- Автор:
- Жанр:
- Издательство:Волго-Вятское книжное издательство. Кировское отделение
- Год:1981
- Город:Киров
- ISBN:нет данных
- Рейтинг:
- Избранное:Добавить в избранное
-
Отзывы:
-
Ваша оценка:
Аркадий Филев - Горизонты краткое содержание
Горизонты - читать онлайн бесплатно полную версию (весь текст целиком)
Интервал:
Закладка:
О другом деде, Павле Дмитриевиче, я расспрашивал бабушку, где да где этот дедушка.
— А где, иди вон гляди — сидит в горнице.
В наших лесных краях дома строили большие, чаще всего пятистенки. У нас тоже был пятистенок: попереду стояло две избы, одна звалась летней (в ней жили летом), а другая солидно — горницей. Горница была холодная, с одними летними рамами. Зимой использовали ее как кладовую — там лежали и мои книги, а летом в прохладе пили чай и принимали гостей по престольным праздникам: в троицу да осенью — в егорьев день. Была еще третья изба — зимовка: она вклинивалась между горницей и хлевом. Обычно на зиму переходили жить в зимовку, чтобы выморозить тараканов в летней избе и вернуться обратно к пасхе.
Когда бабушка сказала о деде, что он сидит в горнице, я удивился и тотчас же побежал, чтобы познакомиться с ним. Все углы осмотрел, даже заглянул за печь, а деда, однако, не нашел. Мне почему-то стало страшно: вдруг он тут, а я его не вижу.
— Дурачок, да ведь на карточке он, — и бабушка сама пошла в горницу, сняла со стены фотографию и ткнула в нее пальцем.
— Ишь в пальте-то сидит, будто купец, прости господи…
— А какой купец?
— А торгуют которые.
— И дедушка торговал?
— Как же, торговал… тараканами…
Я вгляделся в деда, широколобого лысого старика с окладистой бородой. Над глазами нависли тяжелые веки, из-под которых дедушка добродушно и пытливо разглядывал меня. Верно, как купец: в сером богатом пальто, в ботинках, брюки навыпуск. Большие руки с растопыренными пальцами устало покоятся на коленях.
— Это он в Питере так-то щеголял, в гостях у Вани был. Вот он рядом, дядя-то твой Ваня, с первой женой, с ребеночками. Ишь, у одного лошадка, а большенький с ружейком в руках… Богаты шибко, пустяки покупают. Видишь, как стали сниматься на карточку, Ваня-то и напялил на старика пальто. А домой — в чем старик поехал, в том и вернулся… Ишь дядя-то твой вызвездился, светлые глаза, бросил дом да так и не заглядывает к матери. Нужна шибко ему мать, дураку. Сейчас небось сам-то с куска на кусок перебивается, того и гляди выкатится голубчик на готовые хлеба. Наработали на него, как же…
Бабушка была недовольна дядей Ваней, сердилась, ругала его, говорила, что пропащий он человек, хватил легкой беспутной городской жизни, ходит, небось, по кабакам да распивушкам.
— Не как твой отец. Оля-то ездил тоже к нему раз, пожил маленько, плюнул да и вернулся. Оля-то был не такой легостай, как Ваня. Господи, выкатится ведь, все равно выкатится…
Я хотел знать больше и начал было расспрашивать о дяде Ване, но бабушка прикрикнула на меня, рано, мол, тебе знать такие дела. Спросил еще о дедушке, но бабушка промолчала, — не любила она рассказывать о своей жизни.
Только позднее я узнал, что дедушка Павел приехал сюда с горы, из соседней деревни Данилово. Было у них много братьев, а земли не хватало, да и плохая была земля-то. Бабушка и сговорила деда переехать в Купаву, к себе на родину. Здесь и привились Данилогорские.
Как раз в это время и деньги появились в доме. Иван, старший-то сын, к хозяйству был не особенно прилежный. Решили его женить, может, жена образумит. Поехали сватать в соседнюю волость к богатенькому мужику. Хоть невеста была и с изъяном — в глазу бельмо, да зато отец должен дать хорошее приданое. Так и получилось. Отец невесту наградил немалыми деньгами. Тут-то дедушка и решил по-настоящему строиться.
— Давай, Ваня, дом поставим, тебе и всем хватит. Чего приданому впустую лежать.
И начали строить дом. Перевезли с Данилова свою избу, купили еще у кого-то вторую, да бабушкина изба стояла в Купаве, тоже приданое. Так и слепили пятистенок, и не какой-нибудь, а с мезонином крашеным. Дом над черемуховым логом словно взлетел, не хуже меньшенинского выделался, зажгут, бывало, вечером лампу — со всех сторон видать. Вот и боялась бабушка, как бы сын Ваня не вернулся домой и не стал искать свой пай. Тревожилась старуха, по ночам крестилась в темноте, молила бога, чтобы тот сохранил их гнездо, уберег его от разорения.
— Ведь близко двадцать лет легостай бегает. Неужто выкатится? — шептала она по вечерам, когда мы сумерничали на печи. — И ты крестись, боженька к младенцу больше прислушается. Он видит все, по-праведному поступит…
Я лежал рядом с бабушкой, нехотя крестился и боялся: вот-вот схватит боженька меня за руку вместо дяди Вани.
Когда однажды возвратилась с работы мать и зажгла лучину в светце, я слез с печи и уставился на боженьку, сидевшего на божнице за стеклом в золоченой раме.
На меня смотрел седенький благообразный старичок в богатом одеянии и молчал.
«Ишь, пальто-то какое завел, лучше, чем у дедушки… в серебре да золоте всё…» — подумал я и, взглянув на бабушку, которая тоже слезла с печи, спросил:
— Живой ли он?
— Кто?
— А боженька-то…
— Что ты, дурачок, говоришь? Заступник это наш… Молиться на него надо, — берясь за куделю, сказала бабушка.
— Я сколь молилась за Александра, да так сердешного и убили, — отозвалась из-за перегородки мать.
— Раньше, видать, бога прогневили, — не сдавалась бабушка.
— Когда гневить-то было, маменька… Тут судьба играет, что на роду написано, то и будет. Вон Аркашик болел, а живет. А сестра у него и большенькая была и не болела, кажись, а умерла, ровно уснула. Помощница теперь была бы, а этот опенок чего еще, — и, помолчав, многозначительно заключила: — Судьбу, маменька, не перехитришь.
— А вы перехитрите. Если буду умирать, не давайте мне спать, толкайте в бока, — попросил я и снова взглянул в угол на седого старика.
Сидел он за стеклом всегда степенно, не шевелясь. Лампадку с огоньком зачем-то по праздникам к старику вешали. Чтобы теплее ему было, наверное. А он сидел по-прежнему и пальто не снимал. Вот так же и теперь сидит и смотрит из-за стекла, смотрит совсем безучастно.
— Он не живой, бог-то, умер! — крикнул я и бросился к бабушке.
Бабушка вздрогнула, уронила из рук веретено. Оно покатилось по полу, разматывая нитку.
Мать в беспокойные военные годы часто ездила в извоз. Отвозила на станцию хлеб, кожи, льняное семя. Ездили по раскладке у десятского: придет из волости в деревню бумажка, столько-то, мол, надо выделить подвод. Соберутся мужики к десятскому и весь вечер решают, кому ехать. У Петрована Россохина лошадь малосильна, Сергуня шибко тихий мужичок, заблудится еще. Яков отвел свою очередь… Деревня-то мала — некому ехать.
— Тебе, Юлья, придется, — скажет кто-нибудь. — У тебя старуха с парнем покараулят дом. Лошадь экая, за двоих груз увезет.
И приходилось ехать, надо слушаться деревенцев, не будешь — потом тебе припомнят все. Бывало, и всей деревней вместе ездили, если поклажи было много.
Читать дальшеИнтервал:
Закладка: