Василий Гроссман - Степан Кольчугин. Книга первая

Они вышли на Первую линию, и Степка с удовольствием рассматривал пестрые вывески.

— Мама, мама, погляди, какой завод большой, — смеясь, сказал он и показал на седобородого еврея-лудильщика, сидевшего в конурке, влепленной между двумя домами. Из жестяной трубы поднимался тощий рыжий дымок.

— Вот, нам сюда, — сказала мать.

Она нажала белую пуговку на двери и переглянулась со Степкой. Дверь вдруг открылась, и толстая, важная женщина, должно быть сама докторша, ввела их в богатую комнату. Окна были высокие, из цельных стекол, на стене против двери висела большая картина. Степка взглянул на нее и обомлел. В воде, на волнах, кувыркались какие-то пузатые старики и молодые голые бабы с рыбьими хвостами.

— Мама, кто это? — со страстным удивлением Спросил он.

Мать смущенно оглядела сидевших в комнате людей и погладила сына по голове.

Напротив Степки сидел краснолицый парень с пухлой, обмотанной ватой и бинтами головой. Парень морщился от боли, точно от смеха, а может быть, ему действительно было смешно. Он поглядел на Степку, их глаза встретились, и парень плутовски подмигнул в сторону, хвостатых баб. Степке стало смешно и неловко, он отвернулся и поглядел в окно.

Хлопала дверь кабинета, слышался громкий голос доктора, наступала недолгая тишина. Потом снова хлопала одна дверь, затем вторая. Доктор орал:

— Эй, кто там следующий!

После парня, который шел в кабинет торопясь, с испуганным, серьезным лицом, пришла очередь Степки и его матери.

— А, господин шахтер, — обрадовался доктор и так больно ущипнул Степку за щеку, что тот чмокнул губами и сердито дернулся.

Доктор осмотрел Степку и остался очень, доволен.

— Знаете что, — сказал он, поглядев на Кольчугину, — вы идите домой, а я вам вечером молодца привезу, у меня больные недалеко от вас.

— Оставайся, Степочка, — сказала мать и обеспокоенно осмотрела сына, вытерла ему нос, сняла ниточку с рукава.

В большой комнате было куда богаче, чем у крестного. Все в ней было огромно — и невиданный ковровый топчан, и толстоногий стол, покрытый розовой скатертью, и странный шкаф со многими дверками. От всех предметов шел какой-то тревожащий, но приятный запах.

— Марусенька, — сказал доктор худой женщине, — вот он, маленький шахтер.

Женщина всплеснула руками и заговорила быстро-быстро:

— Ах ты, боже мой, неужели такой ребенок! Ведь это ужас!

Она погладила Степку по голове и повела его в кухню мыть руки. На кухне выяснилось, что важная толстуха была кухаркой, а худая, невидная женщина — барыней, докторшей.

— Хорошенько, хорошенько три, под ногтями почисть, — говорила она, и Степка что было силы тер руки, думая, что это какое-то особенное лечение.

Потом докторша тихо спросила его:

— Тебе не нужно по-маленькому?

Степка недоуменно и мрачно замотал головой, а доктор и кухарка прыснули от смеха.

Его привели в белую комнату, и доктор сказал:

— Вот, я тебя обещал познакомить с Сережей. Знакомьтесь. — И он стал его подталкивать к худому мальчику.

— Здра-а-ствуйте, — протяжно сказал мальчик.

Рыжий засмеялся и ушел.

Они стояли, рассматривая друг друга.

— У вас есть ружье? — спросил Сережа.

Степка мотнул головой.

Сережа показал Степке ружье. Ружье было большое, почти настоящее. Степка засопел и начал жать на курок.

— У меня пугач был сломанный, — сказал он, — его Колька украл.

Только в этой комнате Степка понял, что такое человеческое богатство.

Детскую собственность в поселке составляли голуби, рогатки, выстроганные из доски сабли и ружья, кукла, свернутая из тряпок, ржавый обруч от старой бочки. Богачи, прославленные на всю улицу, владели каким-нибудь полинявшим мячиком с упрямо вдавливающимся боком или одним коньком, который подвязывался к сапогу веревкой. Здесь же несметные богатства лежали на столе и стульях, валялись на полу, глядели с полки, висели на стенах.

— Я теперь в них не играю, грустно улыбнувшись, сказал Сережа. — Мне седьмого мая будет двенадцать лет. Я читаю очень много, папа даже сердится на меня.

Степка вдруг обмер от волнения: на столе между цветными карандашами и кружочками красок лежал камень — белый прозрачный камень. Осторожно, точно боясь обжечься, мальчик коснулся пальцем его скользких граней, взял в руку и посмотрел на свет — огонек, словно солнце в густом дыму, просвечивал между туманными завитками.

— Это горный хрусталь, — сказал Сережа, — мне его папа подарил.

Десятки черных мыслей пронеслись в Степкином мозгу. Этот мутный свет, шедший из камня, притягивал его. Он положил камень на стол и зевнул.

— А отец твой с мамкой тоже в этой комнате спят?

— Нет, я один. Раньше тут Наталья спала, а теперь я должен быть самостоятельным.

Сережа, видимо, понял, что надоевшие игрушки представляют для Степки большой интерес. Он водил его по своей комнате, как по музею, и показывал ему мячи, конку, пистолеты, паровоз. Степка ходил за ним, то и дело оглядываясь на стол, где лежал мутно-прозрачный камень.

Потом они остановились у. книжного шкафа. Переплеты были красные, все в больших золотых буквах.

— Это «а», — сказал Степка, ткнув пальцем в большую букву, всю переплетенную венками из листьев и цветов.

— А это что? — спросил Сережа.

— Не знаю.

— Вот какой ты, — удивился Сережа. — Это «в», а это «и» с точкой.

Он прочел страницу, водя пальцем по строчкам,

— А дальше что? — спросил Степка.

Но Сережа не стал читать дальше.

— Это для маленьких, — презрительно сказал он. — Правда, ты в шахте работал? Ты расскажи лучше, там взрывы, бунты, наверно, расскажи.

— А что рассказывать, — сказал Степка. — Темно там, и все.

— Нет, ты расскажи подробно, — приставал Сережа.

Степка подумал немного.

— Тихо там очень, все время спать хочется.

— Ну и все?

— Ну и все.

Он взял оставленную Сережей книгу и начал всматриваться в страницу. Куда пошел дяденька, увидевши следы босых ног на песке? Он погладил страницу, подул на нее.

Постепенно неловкость между мальчиками, прошла, они разговаривали уже без посредничества книг и вещей.

— Ты чем будешь? — спрашивал Сережа и, не доле давшись ответа, говорил: — А я… знаешь чем — революционером.

— Это что? — удивился Степка.

— Буду против царя, ты только не говори, за это в тюрьму сажают; папа, когда был студентом, целый год сидел в тюрьме. Вот я вырасту и тоже буду против царей.

Степка тихо спросил:

— Ты, значит, запальщика с западного крыла знаешь?

— Какого крыла? — удивился Сережа; и Степка сразу понял, что Сережа ничего не знает про запальщика.

Потом Сережа совсем уже таинственно спросил у Степки:

— Может быть, ты куришь? Я папирос могу принести.

— У отца украдешь?