Гавриил Федотов - Любовь последняя...

Наконец ребята кое-как построились. Ольшанцы, чуя перемену, постарались стать все вместе, жались плечо к плечу.

Васенин испытующе оглядел ребят: в разномастных пиджачках и кожушках, в ватниках, ушанках, стеганках, в разнокалиберной обуви — они, должно быть, произвели на него, недавно командовавшего боевой ротой, невеселое впечатление. Он строго нахмурился и оглушительно скомандовал:

— Тот из вас, кто когда-нибудь имел дело с машинами, механизмами или вообще работал по металлу — пять шагов вперед!

Разрозненно вышли человек пятнадцать. Из группы ольшанцев не раздумывая шагнули вперед Колчан и успевшие немножко покрутиться возле автомашин Лешка Зимин, Акимов.

— Чего ты, Андрейка, выходи! — благожелательно шипел на ухо Иняев Федька. — Не чуешь, отбирают мастеровитых хлопцев? Небось в автомобильные части или в танкисты! В летчики отсюда все равно не вторкаешься…

— Отвяжись, сам знаю! — сердитым шепотом отбивался от услужливого дружка Андрейка, уже смутно догадываясь в чем дело. — Чего ж сам стоишь?

— Я конник, — коротко пояснил Федька. — Подождем, может скоро еще покличут в кавалерийские части…

— Жди и помалкивай, кавалерист на стальном кайле… Какой я «металлист»? Чего мне вперед вылетать?

Видя, что многие перешептываются и мнутся, Васенин еще раз, уже подробнее, объяснил, кому надо выйти вперед.

— А кто с трактором чуток знаком?

— Выходите, обязательно…

Шагнули через эти неизвестные четыре-пять метров еще человек семь.

Но Васенин, видимо, считал, что и этого мало: он молча, выжидательно и требовательно глядел на шеренгу, хоть его и раздражали непрекращающиеся перешептывания ребят в строю.

— А если опытный прицепщик? — раздался вдруг сбоку звонкий женский голос.

Все невольно обернулись. Васенин недовольно покосился в сторону, готовый обрушиться на непрошеное вмешательство. Но увидев вездесущую Августину, скупо улыбнулся и ответил тоже вопросом:

— Что это еще за прицепщик?

— Не знаете? — искренне удивилась Бузун. Заплаканное лицо от волнения пошло пятнами. — Ну, он плуги регулирует, заправляет горючим трактор, заливает в радиатор воду… Короче говоря, это первый помощник тракториста!..

— А кто тут прицепщик?

— Вот он, — не колеблясь показала Августина на стоявшего с краю Андрейку. — Он мне сам говорил, а теперь, наверное, скромничает…

— Выходи, Бурлаков! — едва приметно усмехнувшись, приказал Васенин.

— Да я ей не это говорил, — попробовал уточнить обстановку покрасневший Андрейка, не двигаясь с места. — Я ведь ей только сказал, при случае, что поработал, мол, немного с опытным трактористом, а прицепщик я без настоящей практики, совсем даже неопытный еще… И курсы не кончал…

— Пять шагов вперед!! — выкрикнул Васенин, рассерженный непривычным для него пререканием в строю. — На передовую просился, а солдатской службы до сих пор не понимаешь?! Ты думаешь, мы сами потом не проверим?

Добровольно вышли еще трое, а всего набралось человек тридцать. Васенин вытащил из планшетки лист бумаги, всех переписал. Возле ребячьих фамилий он аккуратно ставил, со слов опрашиваемых, лаконичные пометки: «ученик кузнеца», «начинающий слесарь», «молотобоец», «тракторист», «прицепщик — курсы не кончал», «немного знаком с автомобилем», «подручный механизатора фермы»…

— Уводишь от нас самый цвет, — без улыбки сказал, заглядывая через плечо, младший лейтенант Солодов.

Бурлаков не понял — пошутил сапер или сказал серьезно. Васенин буркнул в ответ мрачновато:

— Не надолго… Ты ж сам слышал!

— Это еще, как придется, — не согласился Солодов. — Мы тоже здесь на днях заканчиваем…

Дальше все пошло точь-в-точь так, как было недавно возле клуба. С часок подождали транспорта. А когда машины подъехали, Васенин так же сделал перекличку и так же скомандовал посадку в грузовики. И по-прежнему никто из ребят, кроме догадывающегося Бурлакова, не знал, куда их везут теперь вместе с заводскими рабочими…

Похоже было на недавнее даже то, что вместо отца подбежал попрощаться перед самой посадкой Депутатов.

— Ничего, Андрейка, не теряйся, — залпом проговорил он в напутствие свою излюбленную фразу. — На Августину, мой тебе совет, не серчай: это она любя тебя сосватала. А что? Скажешь, по злобе? Ну и интересы родного завода она не забывает, тоже значит крепко любит его…

Бурлакову не хотелось на прощанье вступать с Депутатовым в пререкания, а знакомые слова солдата опять будто сами собой больно взяли за живое.

— Ну, об этом вы уж говорили, — сухо, с озлоблением оборвал он разглагольствования Депутатова. — При чем тут любовь? Ни с того, ни с сего…

— Ладно, Андрейка, толкач муку́ покажет! — примирительно похлопал его по плечу Депутатов. — Ты не петушись! Неизвестно придется ли повидаться…

— Васенин говорил — ненадолго…

— И я не до конца войны буду землю долбить, хоть и не такой, как ты, нетерпеливый… Говоря честно, тоже хочу, чтобы поскорее уж откомиссовали меня в строевики и на фронт. Мне, конечно, не семнадцать, если, к примеру, рано о фронте думаю — могу и еще подождать. Война, похоже, только начинается… Правда, сводки жгут и торопят!.. Вот, может, там и встретимся? А что? Скажешь, такого не бывает?

— Говорят, что бывает, — глухо сказал Андрейка. И, уже заслыша команду «По машинам!», крепко стиснул мозолистую руку солдата: — Ну, пока, счастливо оставаться!..

— Ну, пока, счастливо и тебе воевать!! А война покажет: может еще и самолет свой получишь!..

Проселочная, чуть припудренная снежком дорога вся в заледенелых колеях и выбоинах. Еще недавно разъезженная грязища была тут, наверное, под силу лишь самым мощным грузовикам. А теперь даже переполненные людьми кузова швыряло из стороны в сторону и трясло так, что зубы стучали.

Разговаривать было трудно. Бурлаков молча смотрел на мелькавшие по обеим сторонам одиночные березы, деревни, поля, будки трактористов, небольшие перелески.

Впереди погромыхивали на колдобинах машины с заводскими рабочими, а он был на предпоследнем грузовике и, прижавшись спиной к кабине, время от времени с ненавистью поглядывал на ехавшую в последней машине Августину.

Она сидела на бортовой лавке рядом с лейтенантом и, наверное потому, старалась казаться веселой. Или, быть может, Васенин в самом деле рассказывал ей что-то смешное. Но только и этот ее смех после недавних слез, и ее белозубая улыбка, и это задорное встряхивание светло-золотистой куделью — невольно заставляли теперь Андрейку хмуриться от злости. При всем уважении к Депутатову, он не мог послушать его совета и не злиться на Августину. Простить, что она, как злой рок, опять отодвинула от него и военное обмундирование, и оружие. «Как будто эта рыжая выскочка не видела, что работы на рубеже к самому концу идут! — возмущался он. — Ясно всякому и без Солодова!..»