Арон Эрлих - Жизнь впереди

И как-то само собой получилось, что эти поздние, на сон грядущий, разговоры вошли в привычку.

Вечерние беседы «вожатика» как нельзя больше отвечали затаенным мечтам Алеши. Ему хотелось, чтобы скорее окончилась школьная полоса его жизни и началась жизнь настоящая, вольная, взрослая… одним словом, такая, когда человек не с книжками возится, не стишки какие-нибудь заучивает наизусть, не задачки решает о пароходах, идущих вверх и вниз по реке, или о самолетах, несущихся по ветру и против ветра, но строит эти самые пароходы и самолеты и водит их из края в край страны.

Вскоре Алеша завел в лагере еще одно очень приятное знакомство. Он был нелюдим, нелегко сходился с новыми мальчиками и девочками и в то же время втайне завидовал ребятам, которые с удивительной простотой и искренностью быстро завязывали меж собою дружбу. Но тут, в лагере, ему повезло, как никогда раньше.

Однажды вечером у костра играли два баяниста. Девочки пели. Ольга Михайловна, стоя во весь рост над хором, расположившимся на траве, широко дирижировала, — огромная тень ее, взмахивая руками, словно крыльями, осеняла всю площадку. Песня та была вальсом. И вдруг от костра отделились двое — Петя-«вожатик» и девочка в сарафане. Они плавно кружились. Обнаженные, загорелые до блеска руки девочки — одна на плече у «вожатика», другая зажатая в его ладони и вытянутая в сторону — и легкие ноги ежесекундно озарялись пламенем.

Быстрые кружения вальсирующих повторялись, как повторяются узорные звенья в ожерелье: два семенящих, на носочках, даже на одних только кончиках носков, подготовительных движения, потом плавный, широкий, сильный поворот — так что сарафан относило вдруг всеми складками назад, а голова клонилась к плечу, — и снова два быстрых стежка, и опять крутая, ветром дышащая, летучая дуга. Петр Иванович, коренастый и строгий, весь оставался на земле, а тоненькая, стройная, улыбающаяся девочка парила в воздухе. Казалось, только крепкие, но бережно охватывающие руки партнера удерживают ее от свободного взлета во мрак над соснами.

Потом от костра отделились еще две, еще три пары… Хор девочек смолк, но играли гармонисты. Вальсирующих становилось все больше и больше. Петр Иванович с девочкой в сарафане все быстрее, все ближе надвигались на Алешу. Счастливые, полные блеска и улыбки глаза остановились на нем. И тут Петя, указывая прямо на Алешу, сказал:

— А вот и наш Угрюм Угрюмыч! Ты почему не танцуешь? Не умеешь разве? А ну, Наташа, возьмитесь за него… Надо заставить и бирючка поплясать… А?

Алеша сразу нахмурился, он отступил на шаг-другой. Девочка с Петей шли за ним. Он уже собирался сказать что-нибудь сердитое, — например, чтобы Петя не выдумывал про него всякого вздора, — когда в дело вмешалась девочка. С удивительно ясной, обезоруживающей приветливостью, она сказала:

— А, пожалуйста! Я с удовольствием поучу. Ты совсем не танцуешь?

Много пар кружилось на площадке, кто как мог, чаще всего мальчики с мальчиками, девочки с девочками, но Ольга Михайловна начала среди танца соединять пары по своему выбору. Баянисты у костра неутомимо играли, то клоня ухо к самому инструменту, то закидывая голову и устремляя взгляд к звездам. Но Алеше казалось, что песня давно смолкла, что она оборвалась с того мига, как девочка в сарафане перестала танцевать.

— Да ты не бойся, это вовсе не такая премудрость… — говорила она. — Смелее! Смелее! — Алеша испуганно отпрянул, почувствовав ее руку на плече. — Да ну же, не бойся, — продолжала она, наступая и смеясь. — Я видела, как ты футбольный мяч гоняешь… Ого! Никто за тобой поспеть не может. А тут… Увидишь, танцевать куда легче, всякий может.

— Ну! — подбадривал в свою очередь и Петя.

Как это вышло, разве разберешь! Алеша готов был обрушиться на Петю за все его выдумки, такие зловредные, а заодно и против девчонки, чтобы не потакала ему и знала свое место… и вдруг увидел, что послушно подчинился ей, глупо и старательно делает все, что ей угодно. Движения его в самом деле были неловки, неуклюжи, как у зверька, — он это видел, он это чувствовал. И все-таки радовался, что новая знакомая ободряет его. Девочка, давая Алеше первый урок, держалась от него на длину вытянутых рук, из осторожности, чтобы неопытный партнер не оттоптал ей ног и чтобы мальчику было удобнее рассматривать и усваивать последовательность движений.

— Раз, два, три! — весело считала она. — И… раз, два, три! Раз, два, три! Хорошо! Молодец! Хорошо! — уверяла девочка.

С этих пор Алеша и Наташа всегда были вместе. Одних лет, они оба перешли в один и тот же — седьмой класс: он — в обычной средней школе за Каменным мостом в Москве, она — в Хореографическом училище Большого театра.

Наташа верно разгадала особенности этого мальчика, чья хмурая замкнутость исходит вовсе не из заносчивости или высокомерия, но из тайной робости и застенчивости. Впрочем, девочку натолкнул на эту мысль Петя Званцев, и он же, в своих педагогических расчетах, умно, ловко и совершенно незаметно для обоих подростков, все чаще побуждал оживленную, веселую, общительную девочку быть вместе со строгим, чересчур самолюбивым и томящимся в своем вынужденном одиночестве мальчиком.

Алеша и Наташа вместе держались во время лагерных походов в лес, вместе читали книги, — он читал вслух, она слушала, — по вечерам непременно танцевали вместе, а когда в уборочную страду отправляли из лагеря ребят постарше на подмогу колхозникам.

Наташа настояла, чтобы ее включили в одну бригаду с Алешей.

Они уже знали многое друг о друге. Алеша намерен был по окончании семи классов уйти на завод имени Сталина — там работает его отец, там и он будет работать. В крайнем случае, если отец очень заупрямится, он поступит в какой-нибудь техникум, все равно в какой… строительный, железнодорожный, авиационный… Только бы скорее взяться за настоящее дело! Он у себя дома, в маленькой домашней мастерской, что оборудовал отец, уже построил крошечную, но самую настоящую, со всеми подробностями, модель «ЗИС-110» — лучшей легковой машины — и еще одну модель парохода новейшего выпуска. Наташа не понимала: как это можно мечтать о всех специальностях на свете? Она знает точно, чего хочет: она хочет быть только артисткой, балериной, и она будет артисткой русского балета, самого лучшего балета в мире!

Наступил день поездки в колхоз.

Бригада, в которую были зачислены Алеша с Наташей, попала в маленький, совсем маленький колхоз. Здесь убирали рожь не комбайнами, как хотелось ребятам, а по-старинному, косами и серпами. Кроме того, пионеры, жаждавшие показать чудеса выносливости, даже не были допущены к настоящим работам. Их посылали с водовозкой в деревню за свежей питьевой водой либо поручали на полевом стане чистить картошку. А то бывало так, что и вовсе не давали никакой работы; утомленные люди только дивились на них и, утирая жаркие, потные лица подолом рубахи или рукавом кофты, переглядывались с улыбкой и обидно гадали вслух: чем бы занять ребятишек?