Арон Эрлих - Жизнь впереди

Так возник этот разговор об искусстве между учительницей и ее ученицами — памятный разговор, к которому Наташа после возвращалась сотни раз в своих мыслях: и в те особенные дни, когда Вера Георгиевна начала с нею первые репетиции над шопеновским прелюдом, и в дни обыкновенные, будничные, когда девочка приступала на уроках к упражнениям возле станка, и в минуты мечтаний о будущем, когда она станет артисткой, и даже в те мимолетные мгновения, когда она досадовала на Алешу… Какой этот Алеша, ей-богу! Он говорил с нею по телефону таким хмурым голосом, скучными, отрывистыми словами: «Спасибо… Как-нибудь зайду… В ближайшее время — нет, занят… Как-нибудь…» Ну разве можно вот так все оборвать ни с того, ни с сего? Правда, она затанцевалась с Колей, заслушалась, потому что он так интересно обо всем рассказывает, а когда хватилась — вон уже сколько времени прошло, Алеши и след простыл.

Ничего общего не было между недавним бегством Алеши со школьного вечера и разговором учительницы о балетном искусстве, но таинственными ходами мысль об Алеше приводила Наташу к прелюду, над которым она теперь работает с Верой Георгиевной. Есть в этом прелюде одно место, несколько тактов — коротенькая музыкальная фраза, полная такой щемящей грусти… Всякий раз, как звучит эта фраза, Наташа вспоминает, как она бежала вниз по лестнице к Кузьме и как потом Кузьма сказал ей, что Алеша ушел, совсем недавно ушел, а уже не догнать его, не вернуть…

Вскоре подоспел день рождения Наташи. Бабушка испекла один пирог с рисом, другой с клубничным вареньем, купила конфет, фруктов, три бутылки вина. Как всегда, Наташа позвала к себе нескольких девочек и мальчиков из школы. Она позвонила также Коле Харламову, чтоб пришел. Поколебавшись — а вдруг у Алеши опять будет хмурый голос? — позвонила и Алеше. Она хотела говорить с ним весело и непринужденно, как будто ничего не было, но вместо того на язык приходили какие-то церемонные слова и голос был сдержанным, официальным каким-то: если Алеша сегодня вечером ничем особенным не занят, она будет очень рада видеть его у себя в день рождения, и пусть позовет с собой Толю Скворцова.

— Поздравляю, — ответил Алеша. — Только извини, такая досада… не могу! Спасибо, но я сижу третий день дома. Грипп.

Наташа осторожно положила телефонную трубку на место: «Правда или нет?» — и отошла от аппарата вкрадчивыми шагами, точно испугалась чего-то.

В этот вечер дедушка оставался дома. Он пошептался с бабушкой и потом сказал Наташе, что сегодня вся комната в полном ее распоряжении, потому что они с бабушкой званы сегодня в гости к соседям, в 62-й номер.

— Как? — запротестовала Наташа. — Сегодня? В мой день рождения?

— Мы же не на край света, — успокаивала бабушка. — Мы будем в нескольких шагах по коридору, через две двери, в случае чего… А ровно к одиннадцати, как твоим гостям расходиться, мы тут как тут.

Наташа тотчас разгадала маневр: старики надумали визит к друзьям-соседям, чтобы своим присутствием не стеснять молодежь. Она воспротивилась их намерениям еще энергичнее. Бабушка сначала ссылалась на то, что соседям давно обещано и что неловко обмануть их — люди, наверное, готовились, потратились… Но потом, под давлением неопровержимых доводов внучки, переглянулась со своим стариком и призналась начистоту: да, в самом деле они решили укрыться к соседям с той единственной целью, чтобы молодежь могла чувствовать себя посвободнее, веселиться тут вволю и по одну и по другую сторону фанерной перегородки. Что же здесь такого зазорного!

Вскоре начали прибывать гости. Комната сразу наполнилась громкими, возбужденными голосами, дыханием снега и ветра. Старики воспользовались подходящей минутой и тихонько ушли.

Номер 62-й оказался на замке, — непредупрежденные жильцы его отсутствовали. Дедушка и бабушка постояли перед закрытой дверью в большом смущении. Вот тебе и погостевали! Как же быть? Неужели вернуться домой: мол, передумали… Нет, нельзя, никак нельзя!

Так шептались старики, стоя перед чужой коричневой дверью с медным значком «62» и тяжелым висячим замком на наружных петлях. А мимо них по длинному коридору, как всегда, сновали маленькие гонщики на трехколесных велосипедах, взапуски носились с пронзительными воплями дети чуть постарше.

— А ну, — решительно объявил дедушка, — пока что давай погуляем. Может, что-нибудь и придумаем.

И отправились старые тихонько разгуливать по бесконечным, путаным переходам старинного подворья, мимо стольких дверей с цифровыми обозначениями и стольких окон, глядящих из коридоров во двор, захламленный всевозможной торговой тарой.

Сколько раз в продолжение этой невольной прогулки они оказывались подле своей двери! Прислушиваясь к веселому молодому гулу за дверями, они одобрительно переглядывались.

Меж тем в комнате у Наташи покончили с рисовым пирогом и всеми тремя бутылками вина. Правда, народу было столько, что вина хватило всего на пять тостов. Потом пили чай с клубничным пирогом. Вскоре десертные тарелочки перед каждым были полны бумажек из-под конфет, кожуры мандаринов и скорлупы от орехов. Наступал тот срок молодежных сборищ, когда общий разговор за столом дробится на отдельные, меж ближайшими соседями, отчего в комнате надолго устанавливается гулкий, хаотический гам. С этих пор и Наташа занялась Колей Харламовым слева и совсем взрослым молодым человеком справа — студентом-биологом Сашей, у которого были самые настоящие, уже подстригаемые у парикмахера черные усики.

— Давно уже я не заходила к вашей маме, — обратилась она к Саше-студенту. — Как она поживает? Какие у нее новости?

— Позвольте, у меня тоже есть мама! — воскликнул Коля Харламов, прежде чем Наташин сосед справа успел что-нибудь ответить. — У меня тоже мама, а вы, Наташа, ничуть ею не интересуетесь. Почему? Я протестую!

Наташа рассмеялась.

— Мы с Сашиной мамой старинные друзья! Сашина мама знает меня вот с таких лет, — Наташа показала рукой чуть выше колена, — и она без всякого напоминания приходит в мой день рождения сама, а если уж очень занята, обязательно посылает Сашу.

— Совершенно верно, — подтвердил студент, — так что не завидуйте, пожалуйста…

И вдруг, извинившись, он ушел на другой конец стола, где как раз в эту минуту завязалась игра: мальчики и девочки, соединив ладони, хлопали друг друга то по одной, то по другой руке, проигрывая, когда противник успевал отвести свою ладонь, и выигрывая, если соприкосновение ладоней в миг удара сохранялось хотя бы в одной точке.

— А что с Алешей? — спросила тогда Наташа у Харламова.

— Как что? Ничего, хлопочет. Экскурсию на автомобильный завод устраивает.

— Экскурсию? А… вы когда его видели в последний раз?