Вадим Собко - Стадион

«Вы всегда так охотно уступаете свое место?» — сказала она ему, когда он хотел извиниться и уйти. С этого и началось то, что продлится всю жизнь.

Эрика тихо вздохнула и поглядела на поле. Там тренировались две группы легкоатлетов. Поодаль упражнялась группа прыгунов с шестом, на первом плане на черной гаревой дорожке бегуны на короткие дистанции разучивали последний финишный рывок к желанной белой ленточке. Среди них девушка заметила знакомое лицо. Кто это? Ах да, Рихард Баум! Славный парень и отличный спринтер. В последний раз она видела его в маленькой гостиной отеля «Адлон». Тогда с ней был Тибор Сабо.

Мысленно она перенеслась к тому вечеру в отеле, вспомнила хриплые звуки патефона и знакомый мотив танго, почувствовала на своей руке прикосновение руки Тибора.

— Разрешите сесть, — вдруг прозвучал над ее ухом знакомый голос, и девушка вздрогнула, так отчетливо ей вспомнилось, что с этими же словами к ней когда–то подошел Тибор Сабо.

Она подняла глаза и увидела Рихарда Баума, глядевшего на нее с улыбкой и, видимо, обрадованного встречей.

— Добрый вечер, — ответила Эрика. — Пожалуйста, садитесь, свободных мест хватит.

— Встреча неожиданная, но от того еще более приятная, — говорил Рихард Баум, усаживаясь рядом. — Сказать по правде, никак не надеялся встретить вас здесь.

В словах его чувствовались искренняя радость и вместе с тем невысказанный вопрос. Разумеется, на этот вопрос можно было и не отвечать. Каждый имеет право прийти на стадион, не объясняя цели своего прихода. Но Эрика не удержалась.

— Я прощаюсь с Берлином, — сказала она, — завтра я лечу в Америку..

— Вышли замуж за миллионера?

— Пока еще нет, — невесело усмехнулась Эрика, — но надежды на это не теряю.

— Желаю вам всяческого счастья и удачи.

Разговор не клеился. Рихарду казалось странным, что Эрика Штальберг, известная всей Европе спортсменка, в последний вечер перед отъездом в Америку очутилась здесь, на тихом Листенбергском стадионе, одинокая и задумчивая. Расспрашивать ее было как–то неловко, а о чем говорить с ней — он не знал.

И все–таки, очевидно, ее привели сюда какие–то важные причины. Может быть, ей нужна какая–нибудь помощь?

— Я ничем не могу вам помочь?

— Нет. Я просто пришла попрощаться с этим стадионом. Здесь я когда–то пережила одну из самых счастливых минут в жизни… Да, одну из самых счастливых…

— Я не припомню, чтобы вы когда–нибудь здесь выступали.

— Счастье можно найти не только на беговой дорожке. Иногда его встречаешь и на трибунах.

Баум улыбнулся. Да, конечно, это правда.

— А когда вы вернетесь?

— Через десять лет.

— Через десять лет?! — ужаснулся Баум.

— В Америке мне, вероятно, создадут прекрасные условия.

— Да, вероятно, а все–таки у нас лучше, — убежденно возразил Баум. — Но я бы сказал, что у счастливой спортсменки, перед которой распахнулись двери Америки, должен быть более веселый вид.

— Это правда, Баум, но, понимаете, я очень люблю Берлин.

— Послушайте, Эрика, — решительно сказал Баум, — сейчас я позову несколько друзей, мы кончили работу и теперь свободны, а вас необходимо растормошить, потому что на вас глядеть больно. Пойдемте в ресторан, потанцуем, проведем ваш последний вечер по–настоящему, по–берлински, чтобы было чем вспомнить родной город. Подождите здесь, пожалуйста, мы придем через десять минут.

Не дожидаясь ответа, он пошел к раздевалке. Эрика осталась одна. На душе у нее было мрачно, как в могильном склепе. Она хотела было уйти, не дожидаясь Баума, но потом передумала. Лучше пойти с ними в ресторан, чем целый вечер видеть перед собой змеиные глаза Берты Лох.

Над стадионом совсем уже сгустились сумерки. Трибуны опустели. Одинокая фигурка Эрики Штальберг терялась в их рубчатом пространстве. Но вот послышались быстрые шаги, и появился Рихард Баум.

— Идемте, Эрика, мои друзья очень рады и ждут вас.

Перед выходом из раздевалки стояли трое молодых людей и девушка.

— Я сегодня хочу как следует выпить на прощанье, — сказала Эрика.

Она уже не чувствовала никакой неловкости в этой малознакомой компании. От Рихарда Баума и его славных друзей как бы исходило человеческое тепло, и ей очень не хотелось расставаться с ними.

— Ну, особенно напиваться мы, конечно, не будем, но все–таки надо попрощаться как следует, — заявил Рихард Баум, беря Эрику под руку.

Тем не менее выпили они основательно и только около часа ночи шумной толпой вышли из ресторана.

— Чудесный вечер, — говорила Эрика, — правильно говорят, что случайные встречи бывают самыми счастливыми.

— Истинная правда, — подтвердил один из молодых людей.

— Желаем вам удачи и счастья в Америке, — сказала девушка.

Эрика вдруг пошатнулась, как будто ей стало дурно. В течение нескольких часов, проведенных в ресторане, она заставила себя не думать о завтрашнем отъезде, но сейчас все снова всплыло в ее сознании, и будущее опять стало казаться словно подернутым серым туманом.

— Я очень благодарна вам за прощальный вечер, — тихо сказала она, — вероятно, ни с кем в Берлине я не могла бы провести его лучше. Я запомню его на всю жизнь. Рихард, можно вас попросить проводить меня до метро?

— Конечно, — охотно согласился Баум.

Они попрощались с друзьями и медленно пошли к станции метро. Эрика почти повисла на руке своего спутника. Над Берлином стояла теплая, безлунная ночь. Пахло палым листом и дождем.

— Слушайте, Рихард, — тихо сказала Эрика, — могу я в«с попросить об одной услуге?

— Да, конечно.

— Мне очень не хочется с вами расставаться сейчас; давайте пройдемся до моего дома пешком. Это будет настоящее прощанье с Берлином.

Рихард не колебался ни минуты. Он знал, что от Листенберга до Кайзердамм, где жила Эрика, километров пятнадцать, но это его не испугало. В голосе Эрики звучали такие взволнованные и страдальческие нотки, что он не смог бы ни в чем отказать ей.

— С удовольствием прогуляюсь с вами, — ответил он, крепче прижимая к себе ее руку, словно готовясь защищать ее от неожиданного нападения.

И они пошли по длинной аллее, все на запад и на запад, через Александерплатц и Кенигштрассе, мостами через канал Шпрее, мимо старинных кайзеровских дворцов и соборов, через Унтер–ден–Линден, мимо оперы и университета. Прошли Бранденбургские ворота, миновали черневшие в темноте развалины рейхстага, и далее, широкими и узкими улицами, через Курфюрстендамм и лабиринт маленьких переулочков вышли на Кайзердамм. Медленно и неторопливо тянулся перед ними Берлин, мрачный и печальный, будто знавший, что надолго прощается с Эрикой Штальберг. Молодые люди шли, не замечая прохожих, не обращая внимания на призывные гудки шоферов такси, и им казалось, что они совсем одни в этом огромном городе. Наверное, трудно было придумать лучший способ прощания.