Николай Горбачев - Белые воды
- Название:Белые воды
- Автор:
- Жанр:
- Издательство:Советский писатель
- Год:1985
- Город:Москва
- ISBN:нет данных
- Рейтинг:
- Избранное:Добавить в избранное
-
Отзывы:
-
Ваша оценка:
Николай Горбачев - Белые воды краткое содержание
Белые воды - читать онлайн бесплатно полную версию (весь текст целиком)
Интервал:
Закладка:
Катя, как теперь видела Идея Тимофеевна, была не столько броско красивой, сколько своеобразной внешне: при гладкой прическе волосы надо лбом выпрастывались и кудрявились; дуги бровей, узкие, полого закругленные, четко рисовавшиеся на чистом высоком лбу, были подвижными, даже нервными, и, казалось, отражали малейшие изменения ее чувств, ее настроения, что придавало своеобразную прелесть лицу, живую неотразимую одухотворенность. Большие глаза, золотисто-темные, прозрачные, завораживали, притягивали. Кожа лица — Идея Тимофеевна отметила с шевельнувшейся женской завистью — гладкая, шафранно-бархатистая; даже удивительно, что работа там, под землей, выходит, не попортила ни цвета кожи, ни этой бархатистости. И все же от ее проницательного взгляда, острой сметки не ускользнула еле наметившаяся сеточка под глазами; значит, и ее не пощадили, оттиснули свою первую печать военные невзгоды, неведомая судьба мужа.
— Проходите к столу, — пригласила Катя, отворачиваясь от пристального взгляда гостьи. — Только вот угощенье… Чай с баданом, наша местная заварка, и он пустой. Мать в лавке — отоварить карточки ушла. До войны бы шанег, пирогов поставили…
— Нет, спасибо, — поспешила отказаться Идея Тимофеевна. — На минуту только. Из-за вашей дочери Кати зашла. Вас ведь тоже… Екатериной зовут?
— Катериной. Теперь-то что? Легше стало: люди одним узелком сразу трех Катерин стали вязать…
И она взглянула, пожалуй, в первый раз открыто на Идею Тимофеевну. Усмешливость, не ядовитая, скорее сочувственная, скользнула, будто тень, в ее крупных, красивых глазах.
— Не понимаю — о чем вы?
— Что ж не понять? — спокойно вздохнула та. — Открыто, как на этой ладони, — она подняла руку с чисто скобленного стола, и Идея Тимофеевна отметила, что ладонь у нее разработанная — пузырилась мозольными уплотнениями. — У вас тоже Катерина… Известно: пусти уши в люди — всего наслушаешься! — И шагнула в печной закуток — изогнулись, вздыбились брови. — Самовар поставлю. Только вскипел. Согреетесь хоть.
Принесла чашки, стеклянную вазочку с несколькими кусочками колотого сахару, поставила на стол самовар, отливавший медным глянцем, — он тонко пел на излете, угли в поддоне затухали, подернулись налетом пепла.
Деревянная лестница с перилами вела на второй этаж, в проем потолка передней комнаты, — Катя разлила бадановый настой по чашкам, позвала, подняв голову к проему:
— Кать, учительница пришла проведать! — Вверху послышался надсадный кашель, и Катя сказала: — Вон хрипает еще! Жар поотступил, а ведь бредила… Отстанет в школе, поди?
Поспешно сказав: «Нет, ничего, наверстает», Идея Тимофеевна все еще думала о ее судьбе, старалась понять, чем она, эта женщина, приворожила Андрея Макарычева, что в ней кроме внешней привлекательности еще скрыто, — ведь не могло же только одно это держать долгие годы, привязать столь прочно и неодолимо? Уяснив, что словами: «Люди одним узелком сразу трех Катерин стали вязать» Катя высказала в открытую, прямо то, что втайне приходило ей самой в голову — они вроде даже соперницы, — Идея Тимофеевна, подсознательно стараясь показать, что у нее нет ни вражды, ни противоборства, стала пояснять, что прошли в классе за неделю, пока болела Катя-младшая, — по письму, арифметике, чтению.
Катя в какой-то рассеянности, сошедшей на нее, смотрела на чашку, курившуюся парком, большие глаза затянуло задумчивой поволокой, словно бы подступила давняя, закоренелая дума.
Идея Тимофеевна поднялась:
— Извините, вам на смену… А я — узнать о Кате, и все. Вот еще к Машковым надо зайти.
— Беда там на носу, — отозвалась Катя и тоже поднялась. — А чаю бы для согрева еще выпили!
— Нет, спасибо, пойду! За дочь не беспокойтесь — не отстанет, пусть поправляется. — И, уже снимая с гвоздя полушалок, сказала с участливостью: — По фотографиям в доме Макарычевых знаю вашего мужа… Так — ничего? Никаких вестей?
— Ничего… Ни вдова, ни мужнина жена. Самый раз обижать. — Голос ее дрогнул, но она, секунду помолчав, снова ровно сказала: — У вас ежели чего с Андреем Макарычевым, — что тут, мужик он и есть мужик, — так дегтем не стану мазать… Уж извините, что так напрямик. Чтоб знали. Своей судьбы с верхом хватает. Одного Кости.
И отошла к столу — убрать самовар, чашки.
Идея Тимофеевна надела набухшую фуфайку, чувствуя, что подступили, навертываются слезы. Разум подсказывал ей: Катя и должна была поставить все на свои места, ничего дурного она не сделала, прямота ее была честной, благородной. И все же чутьем улавливала — не до конца, не все тут правда, и она, не сказав ни слова, толкнула от себя скрипнувшую дверь.
Порывы ветра не утихли, были сыро-хлесткими, однако снежные заряды словно выдыхались, иссякали, срывались уже жиденько. За Свинцовой горой, невидимой в мути, желтело растекшееся пятно, будто растерли яичный желток, — низкое, закатное солнце не пробивало толщу сбитых облаков.
Идея Тимофеевна в стесненности, сжавшей сердце, не заметила, как миновала поворот, как в отдалении на пустынной улице, скрадывавшейся в мутности, показалась одинокая женская фигура. Кто-то негромко окликнул ее и раз, и другой, и только тут Идея Тимофеевна догадалась — звали ее, — и, останавливаясь, огляделась в недоумении: кто бы мог звать? Наконец узнала директрису, Ксению Михайловну, которая жила где-то тут, в этих «аэропланах».
— А вас в школе дожидается командир. На костылях пришел из госпиталя.
— Анатолий? Муж? — бегучий холодок подполз к ее сердцу.
— Видите ли… не муж. Но о муже вашем. Вместе с вашим мужем в бою том… — Ксения Михайловна подбирала слова, и губы ее подрагивали — На заставе, что ли. Отход какой-то там…
— Что — убит?!
Свой собственный голос оглушил Идею Тимофеевну, словно открывшееся ей, страшное, чудовищное, о чем она всерьез не думала, хотя знала о го́ре у других людей, в других семьях, всколыхнуло в ней все, она бросилась назад, потому проулку, которым только что шла от Косачевых, и не услышала, как вслед директриса сказала:
— Вы бы огородами! Так к школе ближе!
ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ
На третий день Костя Макарычев и Кутушкин набрели на вырубку леса. В полном изнеможении, вконец обессиленные, грязные и заросшие, молча, кое-как раздергав кучу веток, оставленных при порубке, улеглись, прислонившись друг к другу спинами, и, сморенные усталостью, удушливым запахом мокрого дерева, терпкой прелью листьев, уснули.
Тогда, в то короткое время между клацнувшим затвором и выстрелом. Костя успел подумать: конец, под елью и подохнет, как бездомная, паршивая собака, и никому не будет до него дела, и на том точка в этой жизни, и какой она была глупой, крученой-верченой, так и кончаться ей в одночасье глупо. И — ни Катьши, ни родителей, ни Андрея-брата — одним махом, будто секачом, разрубится…
Читать дальшеИнтервал:
Закладка: