Вячеслав Бучарский - Зеленый остров

Нина Федоровна давно привыкла считать себя женщиной необыкновенной — с особым стилем, с особым взглядом на жизнь. И чтобы доказать кому-то (кому — даже не задумывалась), что человек она незаурядный, Нина Федоровна порой совершала странные, с точки зрения окружающих, поступки. Например, не простила мужу измены.

Эта привычка чувствовать за собой право на особенное положение давно уже отдалила Нину Федоровну от окружающих. На работе ли, в магазинных ли очередях или в доме отдыха — всюду Нина Федоровна старалась доказать свою независимость от других — и потому почти ни с кем не находила контакта, просто не умела поговорить с простыми людьми о простых вещах.

Но вот уже не за горами была ее старость. А еще прежде должно было случиться также неизбежное: уйдет из дома Сергей. Насовсем. Он часто повторял, что, женившись, уйдет от матери.

Нина Федоровна видела вокруг себя усохших или налитых нездоровой полнотой стариков, медлительных, опиравшихся на трости старух… О чем же будет говорить она с этими людьми? Ведь в старости уже смешно подчеркивать свое особое положение и заявлять право на высокое, недоступное простым людям счастье!

Обида, чувство беспомощности и страх еще сильнее овладевали Ниной Федоровной. Она пряталась в свою тихую и пустую квартиру, бродила там из угла в угол, пока и тишина не начинала угнетать. Тогда Нина Федоровна включала телевизор, обволакивалась теплым пледом, сжавшись комочком в кресле, безучастно смотрела на экран.

Когда-то Нина Федоровна была замужем за скромным и доверчивым школьным учителем Леней Назаровым. С детьми решили не торопиться, потому что жили в маленькой проходной комнате у родителей Лени. Это она так решила — Леня-то прямо мечтал стать отцом. Два года прожила Нина Федоровна с первым мужем — потом случилось так, что она полюбила и стала тайно встречаться с инженером Виктором Коршунковым — энергичным и смелым красавцем. Когда ушла от мужа и, сменив фамилию, стала женой Коршункова, Нине Федоровне казалось, что поступила она честно, потому что робкого доверчивого Леню только жалела, а Виктора любила страстной женской любовью.

Потрясенный Леня уехал в другой город, и только спустя много лет до Нины Федоровны дошли вести, что второй брак у Лени оказался удачным, родились сын и дочь, а сам Леня пошел в гору, защитил диссертацию и стал доцентом в институте.

А вот если бы поддалась уговорам первого мужа — Леня ведь был чадолюбив — и родила бы от него двоих, даже троих детей? Такой вопрос часто возникал у Нины Федоровны. И ответ она находила сразу. Пришлось бы состариться и поблекнуть раньше времени — то есть обабиться. Нет, она считала себя достойной лучшей доли!

Веселого и напористого Виктора Коршункова Нина Федоровна любила преданно. Как же невыносимо было ей узнать, что второй муж, тогда уже отец Сережи, давно встречается с любовницей!.. Впрочем, она знала женщин, умевших простить и такое. Устраивали так, что неверный муж с повинной возвращался в семью, когда узнавал, что должен стать отцом второго ребенка. Однако Нине Федоровне поступить таким образом не позволила гордость. Она добилась, чтобы отец Сережи понес самое тяжелое наказание. Только вышло, что больше все-таки пострадала она сама. И ее сын, которому пришлось расти без отца… Может, надо было простить? Был бы теперь младший брат у Сергея. Или еще лучше — сестра. И отец был бы у детей…

Однако не собственными ошибками, а бесчувственностью и коварством людей, среди которых приходилось жить, объясняла Нина Федоровна свои неудачи. И раз уж не досталось ей высокого, всем на зависть, счастья, то лучше гордое одиночество, чем заурядная доля!

Сергея она встретила с отчужденно-строгим лицом. Что-то в душе Нины Федоровны затрепетало, запротестовало, однако привычка взяла верх: Нина Федоровна должна была изобразить и изобразила неумолимость. Едва шевельнув губами, ответила Нина Федоровна на приветствие сына, хотя Сергей произнес «Здравствуй, мама!» жизнерадостным тоном и всем своим видом показывал, что пришел мириться. Свет на лице Сергея померк, когда понял, что мать легким раскаянием не прошибешь. Молчать — вот с таким вот окаменевшим в обиде лицом — Нина Федоровна умела неделями, даже месяцами.

Сергей в детстве много раз допытывался у матери, почему папа с ними не живет. Он верил матери, что отец оказался нечутким к семье человеком. Но взрослея, Сергей начал подозревать другое. Каким бы ни был человеком его отец, но верно и то, что очень нелегко было Коршункову-старшему переживать периоды затяжного молчания Нины Федоровны.

Сергей прошел в свою комнату, закурил там. Включил магнитофон… Он не знал сейчас, радоваться ему или печалиться. Чтобы избавиться от терзавшего его чувства вины, он сегодня дождался Зою после работы. Вместе ходили в детсад за Ленкой. Потом Зоя отправила дочь домой и повела Сергея за хлебом и молоком. Стояли в очереди за колбасой. Так ароматно она пахла, что на обратном пути Сергей не выдержал, попросил приложенный к куску довесок. Мигом съел его на улице, на ходу.

— Тебе давно пора вернуться к матери, Сергей! — сказала Зоя. — Зачем ты ходишь голодный, небритый… ночуешь у каких-то подозрительных типов. Возвращайся и живи, как тебе хочется, я не собираюсь мешать тебе! — И посмотрела на него долгим взглядом, в котором не было ни обиды, ни вражды. Сергей попытался, как делал часто в последнее время, представить на своем месте Семена Лучинина. Не получалось… Не знал он, как бы повел себя Лучинин, если бы на него так посмотрели.

— Зоя, я ведь люблю тебя! — вырвалось у Сергея. Потом спохватился, вспомнив жесткую формулу Лучинина: «Если любишь — женись!» И заговорил с тем гладким накатом в голосе, который возникает, если говоришь неправду: — Только я не хочу мешать. Ведь к тебе приехал муж, отец Леночки. Я знаю, он еще здесь, не уехал, ждет… Мне кажется, я стал третьим лишним.

Зоя вздохнула.

— Муж как приехал, так и уедет. А ты не терзайся напрасно, милый мальчик. Чувствуй себя свободным человеком. И забудь про все, что было между нами. Ничего не было, вот так! И возвращайся к матери. Мне тоже пора домой — надо ужин готовить.

…У Сергея была немалая коллекция магнитофонных записей. Но музыка, по которой он скучал в дни своего бегства, теперь почему-то раздражала. Он пошел в кухню, где мать крошила лук, стуча ножом по разделочной доске.

— Ма, давай потолкуем?

— О чем же?

— Я вернулся к тебе, ма! Насовсем вернулся.

Нина Федоровна молчала. Очистила еще одну луковицу и стала разрезать ее на тонкие ломтики. Слезы стояли в ее глазах.

— Ма, к ней муж вернулся! — дрогнувшим голосом сказал Сергей. — Так что теперь все в порядке. Давай помиримся, а? Кофейку выпьем, поговорим тихо-мирно, давай?