Александр Листовский - Калёные тропы

Вихров сидел, слушал Сашеньку и чувствовал себя самым счастливым. Вернее, он не так слушал, как смотрел на нее.

— Знаешь, Алеша, я так благодарна своему отцу, — говорила она. — Да как же мне не быть ему благодарной! Человек, который мог устроиться в городе, остался из-за нас, детей, в деревне. Ведь он не смог бы вообще следить за детьми в городе, не имея жены. Мне тогда было непонятно, как это «следить». А потом, когда я выросла и сравнила себя с детьми дяди, которые почти без всякого присмотра росли в городе, я поняла. Мы с братом совершенно здоровые люди, с трезвым мозгом, физически здоровые совершенно… По задворкам я не бегала. Я была всегда с братом. Папа не разрешал никуда ходить без Николая. С одной стороны, отец оберегал меня от нехороших подруг, а с другой стороны; Николай не мог при мне шалить. У нас было поставлено так: папе говорить только правду…

— А я вот своего отца не помню, — сказал Вихров.

— Умер?

— Нет. Его убили в русско-японскую войну. Он был военный… Штурманом на «Наварине». Рассказывали, что он первым бросился в море, когда японцы предложили им сдаться в плен.

Они помолчали.

— А что Маринки не видно? — спросил Вихров.

— Она в дивизию поехала, — сказала Сашенька. — А что?

— Да нет, я просто так спросил. — Вихров взглянул на часы. — Ну, Саша, мне пора, — сказал он, поднимаясь.

— Торопишься? — спросила Сашенька.

— Да. Нужно по делу.

— Так ты смотри заходи.

— Обязательно.

Вихров попрощался с Сашенькой и вышел из сада.

У калитки стояла Дуська.

— Здорово, соколик — весело сказала она. — Что так редко заходишь?

— Почему редко? На прошлой дневке виделись.

— Слушай, соколик, ты хочешь со мной встретиться? А? — спросила она, придавая своим словам какой-то особенный смысл.

— Так мы же часто встречаемся!

Дуська лукаво усмехнулась.

— Ну, какие это встречи! Раз, два — и до свиданья. А мне бы надо поговорить с тобой кое о чем. Правда.

— В будущий раз зайду — поговорим.

— Не врешь?

— Нет.

— Ну, смотри…

Вихров кивнул Дуське и пошел вдоль палисадника. Навстречу ему показался Тюрин. Он быстро шел, постукивая хлыстиком по голенищу.

— Все ходишь? — спросил он, равняясь с Вихровым.

Вихров с недоумением взглянул на него.

— Куда хожу? — спросил он, удивляясь странному вопросу товарища.

— Да к Саше своей. Думаешь, ты нужен ей очень? Она мне и то говорила: «Что это Вихров все ходит? Надоел, а прогнать неудобно».

— Ну, это, положим, ты врешь, Миша, — сказал Вихров с твердой уверенностью. — А потом, собственно, какое тебе дело, куда и к кому я хожу?

— Да нет, я так… Тебя, я слышал, собирались в штаб армии послать?

— Да. А что?

— А почему именно тебя? Ты что, напросился?

— Никуда я не напрашивался.

Тюрин пытливо посмотрел на него.

— Странно все-таки. Да… Ну, ладно. Счастливо! — Он небрежно кивнул Вихрову и пошел в околоток.

Вихров посмотрел ему вслед, недоуменно пожал плечами и зашагал в свой эскадрон.

Чуть брезжил рассвет. Эскадрон собирался на сельской площади. Тихо подъезжали тачанки. Во тьме вспыхивали красные огоньки папирос. Воздух свежел. Бойцы переступали с ноги на ногу, в который раз оправляли седловку. В одном из дворов, захлопав крыльями, заорал петух. Ему ответили с другого конца, и по всему селу на разные голоса понеслось петушиное пение. Небо на во стоке светлело. В глубине площади мелькнул силуэт всадника. Слышно было, как он, подъехав к эскадрону спешился, звякнув стременем. Впереди что-то заговорили, и знакомый голос Ладыгина подал команду. Люди зашевелились и, перестраиваясь попарно, повели лошадей в поводу. Ездовой крайней тачанки тронул вожжами и крикнул вполголоса:

— А ну, орлы, шевелись!

Пристяжные, прижав уши, чуть присели на задние ноги, легли в шорки и дружно потянули постромки. Постукивая колесами, тачанки одна за другой потянулись вслед эскадрону… Еще долго, все затихая, слышались конский топот и дребезжанье колес. Потом и последние звуки потонули в утренних сумерках…

Вихров вел разъезд рысью. Вправо от дороги глухой темной стеной стоял вековой лес. В чаще мерно постукивал дятел. Впереди, между частыми стволами деревьев, мелькали крошечные фигурки дозорных.

Обогнув глубокую балку, разъезд вышел к вершине горы. Вихров остановил лошадь и стал смотреть влево, где за узкой полоской реки, бежавшей по зеленому лугу, виднелись маленькие, как спичечные коробки, домики с красными крышами.

— Товарищ командир, — сказал Митька, — дозорный знак подает.

Далеко внизу дозорный, стоя под крутым склоном горы, размахивал шашкой.

— Постойте здесь на всякий случай, — сказал Вихров, повертываясь к бойцам. — Я проеду к дозору. Лопатин, останешься за меня.

Спустившись по косогору, он переправился через глубокий ручей и подъехал к дозору. Харламов, старший дозора, спешившись, стоял на пригорке и, раздвинув кусты, смотрел через реку. Три бойца лежали в высокой траве, переговариваясь шопотом, посматривали вперед. Миша Казачок, отъехав в сторону, наблюдал вправо. Лошадей держал боец в длинной шинели.

— Противник, товарищ командир, — сказал Харламов, оглядываясь через плечо.

Вихров спешился, передал лошадь и остановился подле Харламова. На том берегу реки, правее моста, он увидел двух улан. Придерживая беспокойно переступавших лошадей, они, совещаясь, стояли на месте.

— Только двое? — спросил Вихров.

— Да, минут пять как стоят.

Крайний улан, сидевший на большой серой лошади, скинул пику с бушмата, переложил ее на бедро и тронул рысью к реке. Высоко выкидывая ноги, огромная лошадь грузно побежала, согнув лобастую голову к могучей груди.

— Ну и змей! — с восторгом заметил лежавший у ног Харламова боец в черной кубанке. — Такой один пушку потянет.

Улан въехал на мост, прикрылся рукой от солнца, как щитком, оглядел противоположный берег и возвратился к товарищу. Оба опять постояли на месте и, поворотив лошадей, грузно поскакали назад, к перелеску.

— А пики-то везут, все равно как дрючки, — сказал Харламов насмешливо. — Эх, мне бы пику! Показал бы я им, как пикой владеть.

— Чего ж ты свою в обозе покинул? — покосившись на него, ядовито спросил боец в черной кубанке.

— Одному, что ль, возить? — пожав плечами, огрызнулся казак. — Твоя-то где?

— Нам, шахтерам, она не с руки. Раз попробовал на коня с ней садиться, а она промеж ног мне воткнулась. Ну ее! Сдал в обоз.

Вихров, все время смотревший в бинокль, жестом прекратил разговоры: из перелеска на болотистый луг, растянувшись гуськом, рысью выезжали уланы.

— Ишь ты, плывут, словно лебеди! — сказал тихо Харламов.

Вихров пересчитал всадников, быстро написал донесение и подозвал бойца в черной кубанке.