Наум Фогель - Главный врач

— А чем они вам, собственно говоря, не нравятся, прокуроры? — спросил Ульян Денисович.

— У них мысли такие же сухие и абсолютно вразумительные, как фразы их обвинительных заключений.

— А разве это плохо, когда фразы вразумительны? — спросил Корепанов.

— Плохо, — ответила Вербовая, — они не оставляют места для размышлений. Они обозначают только то, что обозначают. А это скучно.

Вербовой внимательно посмотрел на шахматную доску, потом переставил фигуру и вдруг с досадой ударил кулаком по столу.

— Я сделал опрометчивый ход. И в этом виновата ты.

— Видите, — рассмеялась Лидия Петровна. — Он так привык обвинять, что даже после работы обвиняет.

— Ну, не мешай нам, Лидочка, — взмолился Вербовой.

— Вот это уже совсем другая интонация. Такая мне по душе, — рассмеялась Вербовая и ушла на кухню.

Гервасий Саввич вынул из кармана исписанный лист бумаги и положил перед Алексеем.

— Задание вам в Москву. Водопроводные краны, штепсельные розетки, выключатели и все прочее там.

— Хорошо, — сказал Корепанов. — Что смогу, достану.

— И ничего он не достанет, — сказал, обращаясь к Ульяну Денисовичу, Цыбуля. — Пустые это хлопоты.

Ульян Денисович возразил: он недавно был в Москве и видел — в хозяйственных магазинах есть все.

— Есть, да не про нашу честь. Все равно не купит. — Гервасий Саввич повернулся к Вербовому и спросил, есть ли в уголовном кодексе статья «про финансовую дисциплину».

— Есть, — ответил, не поднимая головы, Вербовой.

— Отож воно, — сказал Цыбуля. — Нам, хозяйственникам, всюду рогатки понаставлены — на базе отпускают по перечислению, так там пусто, хоть шаром покати, в магазине все есть, так там по перечислению не дают, только за наличные.

— Ну, покупайте за наличные, — сказал Ульян Денисович.

— А финансовая дисциплина?

— Какая дисциплина?

— Тая самая, про которую в уголовном кодексе статья.

— Выходит, пифагорейский круг, так, что ли? — рассмеялся Ульян Денисович.

— Не круг, а петля. — Цыбуля принялся что-то высчитывать на листке бумаги.

Вошла Лидия Петровна с тарелкой коржиков.

— А ну, попробуйте!

Ульян Денисович взял один и стал расхваливать:

— Чудесные коржики. Я никогда в жизни не едал таких чудесных коржиков.

— Бедная Дарья Ильинична, — с напускной грустью произнесла Лидия Петровна. — Теперь я знаю, чем вы ей в свое время вскружили голову: комплиментами! Кстати, как она себя чувствует?

Коваль вздохнул.

— Как всегда во время обострения. Ревматизм — отвратительная штука. Чего только не делаешь, а избавиться от него не удается.

— А вы скипидар пробовали? — спросил Цыбуля.

— Внутрь или нюхать? — поинтересовался Ульян Денисович с таким серьезным выражением на лице, что Вербовая не выдержала, фыркнула.

— Вы подождите смеяться, — посмотрел на нее Цыбуля. Он повернулся к Ульяну Денисовичу и продолжал: — Та это же самое надежное средство. Разотрите ноги скипидаром. Потом надо взять хины. Той самой, что малярию лечат.

— Много взять?

Два порошка. Для себя я брал три… Вот взять той хины, растворить в стакане водки, добавить два порошка аспирину, потом еще молотого перцу туды.

— Позвольте, какого перцу? — спросил Ульян Денисович. — Черного или красного?

— Я употребляю красный, стручковый, молотый.

— Сколько?

— Немного. Четверть чайной ложки.

— Этот раствор тоже для растирания?

— Та нет же, пить. Залпом пускай выпьет. А после того — кружку крепкого чая.

Ульян Денисович хитро прищурил глаза.

— Литровую или полулитровую?

— Полулитровую. Только заварка щоб такая была, аж черная. Потом банки надо кинуть.

— Куда кинуть?

— На поясницу.

— Как?

— Ну, что я буду вас учить, как банки кидать?

— Понимаю, — сказал Ульян Денисович и, помолчав немного, спросил с настороженной озабоченностью: — А вы еще на ком-нибудь пробовали этот способ?

— И на жинке пробовал. И свекруха пила. И сосед. Тот, правда, чуть было не загнулся, но зато боли в ногах прошли, как рукой сняло. Вы обязательно попробуйте.

— Хорошо, Гервасий Саввич. Спасибо. Меня только доза немного смущает. Стакан водки! Понимаете, у Дарьи Ильиничны ведь еще и сердце ко всему.

— Ну, спробуйте для начала полпорции, — посоветовал Гервасий Саввич.

— Разве что полпорции, — согласился Ульян Денисович. — Если это такое надежное средство, то, может быть, от полпорции хоть одну ногу да отпустит.

— И до чего же эти доктора недоверчивый народ, — покрутил головой Гервасий Саввич. — Верное же средство. И от малярии помогает, и от радикулита, и от гриппа. Я ж на себе…

— Одну минуточку, Гервасий Саввич, — остановил его Ульян Денисович и склонился над шахматной доской. Он несколько минут сосредоточенно хмурил брови, оценивая создавшуюся ситуацию, потом сказал Корепанову: — Знаете, Алексей Платонович, даже Алешин такие партии всегда сдавал.

— Ну, уж если Алешин сдавал, то мне и сам бог велел, — сказал Корепанов. — Сдаюсь, Георгий Павлович. На этот раз ваша взяла.

Вошла Архиповна и сказала, что самовар поспел.

Через несколько минут стол был накрыт, и Архиповна поставила на блестящий поднос «Ивана Ивановича».

Иваном Ивановичем называли самовар. Алексей подарил его Архиповне в день ее рождения. Увидел в витрине комиссионного магазина и решил, что лучшего подарка не сыскать. Однажды она рассказала, как один махновец унес ее самовар. Снял со стола, вытрусил уголья тут же под вишней и унес. С тех пор больше четверти века прошло. Мечтала она приобрести новый самовар, да так и не удалось.

Архиповна была в восторге от подарка. Даже всплакнула от радости. Потом огорчилась — трубы нет.

Выручил Стельмах. Он повозился у себя в мастерской и спустя два часа принес трубу, а заодно и мешок чурок.

— Приглашайте чай пить, Настасья Архиповна.

— Я убежден, что вы не учли самого главного, — сказал Алексею Ульян Денисович, узнав о подарке.

— Чего именно?

— А поднос вы приобрели?

Алексей стукнул себя по лбу. Он совсем забыл о подносе.

— Милый человек, это просто чудесно, что вы забыли! Предоставьте и мне возможность чем-нибудь отметить такой торжественный день. Чудесный поднос есть у нас, с незапамятных времен. И так как нам с Дарьей Ильиничной никто самовара не дарит, мы презентуем этот поднос Настасье Архиповне.

Когда вечером того же дня самовар был торжественно водружен на стол, Ульян Денисович восхищенно развел руками.

— Вы посмотрите, какой он важный, какой пузатый, не самовар, а настоящий Иван Иванович. Был у нас в полевом госпитале шеф-повар Иван Иванович Жмых, точно такой же толстый и сияющий.

С тех пор и закрепилось за самоваром имя — Иван Иванович. На столе он появлялся только по праздникам. Но отъезд Корепанова в Москву Архиповна считала тоже событием большой важности.