Павел Васильев - Турухтанные острова

А давно ли было: Антон Васильевич в группе первых ленинградских инженеров-энтузиастов, начавших осваивать эти новые элементы, поехал в Москву на симпозиум по полупроводникам. Получилось так, что все ехали в поезде в разных вагонах. И вот в Москве на вокзале руководитель группы решил собрать приехавших, — многие не знали адрес организации, в которой проводится симпозиум. Обратился за помощью к дежурному по вокзалу. И тот передал по радио, что просят всех приехавших на симпозиум по полупроводникам собраться в центральном зале.

И каково же было удивление и руководителя группы, и Антона Васильевича, и многих других, когда в зале начали появляться люди в форменной железнодорожной одежде. Их становилось больше и больше. Наконец к руководителю группы прибежал чуть ли не плачущий дежурный:

— Что же вы со мной сделали! Теперь сюда сбегутся все проводники со всех поездов не только нашего и Ярославского вокзалов, а могут еще и с Казанского прийти! Смотрите, сколько их собралось!..

И вот теперь «чибисы»!

Ни Екатерины Степановны, ни дочки дома не было, когда Антон Васильевич вернулся на дачу. Старушка, хозяйка дачи, сказала, что к ним приехала гостья и они вместе ушли погулять. Антон Васильевич сразу догадался, что гостья — это Эльвира, которая по звонку поняла, что он в городе, и решила воспользоваться этим, навестить подругу.

Антон Васильевич, поджидая их, прошел в маленькую комнату, сел на диван с валиками по краям, взял с этажерки несколько патефонных пластинок. Каждая в отдельном конверте. «Разбитое сердце», «Медленный танец» в исполнении эстрадного оркестра под управлением Цфасмана. Какие-то записи на покоробившейся рентгеновской пленке с изображением легких и позвоночника. Надпись «Студенточка».

Снял с проигрывателя салфетку и установил самодельную кособокую пластинку. Сначала долго шипело, как на сковородке, трещало, затем послышались хриплые слова: «Студенточка, вечерняя заря. Под липами… Ожидаю поцелуя… Ожидаю поцелуя… Ожидаю поцелуя…»

Антон Васильевич щелкнул по звукоснимателю. И певец так рыгнул, что студенточка, если она находилась в той же комнате, наверняка испуганно отскочила. А певец прохрипел: «Счастливы будем мы…» — но таким страшным голосом, что у Антона Васильевича мурашки пробежали по спине. Он поставил другую пластинку.

Сделав звук потише, Антон Васильевич сидел и слушал, менял пластинку за пластинкой.

Славно-то как!..

И ему вспомнились те времена, когда он, работая еще электромонтером, иногда по вечерам подхалтуривал в клубе, у входа в который висела афиша:

«Вечера бальных танцев. Руководитель Арнольди».

Кажется, они бывали по средам. И каждую среду, когда Колюзин после основной работы бежал в клуб, он видел, как от трамвайной остановки туда же стайкой направляются девчата. У каждой под локтем пакет — завернутые в газету туфли.

Закончив работу пораньше, Антон заходил в танцевальный зал — большое, ярко освещенное помещение. Окна распахнуты. Парни и девушки прохаживаются возле стен. Парни по одну сторону зала, девушки — по противоположную. Все напряжены от ожидания. Сам Арнольди, темноволосый мужчина среднего возраста, в черном смокинге и лакированных ботинках на тонкой кожаной подошве, прогуливается в центре зала. Но вот зазвучала музыка, парни устремились к девушкам. Каждый сделал вежливое, с наклоном головы приглашение. Девушки пошли навстречу. Разобрались парами, образовав длинный «коридор».

— Начали! — хлопнул Арнольди в ладоши. — И прам-тарам-тарам-тарам… Все вытянули левую ногу в сторону, одновременно коснувшись носком пола. Дальше, дальше тянем носок! Вот так! — распоряжался Арнольди. — Прам-парам… В такт с музыкой одновременный шаг. Теперь в противоположную сторону.

Антон не умел танцевать все эти пазефиры, падекатры, падеграсы. Среди других парией, тоже не умеющих танцевать, стоял возле дверей, смотрел на проходящие мимо пары, усердствующих девушек — продавщиц, штукатуров, — исполняющих этот танец графинь, — и ожидал, когда в зале погаснет свет, включат прожектор, направленный на висящий у потолка шар. Шар начнет вращаться, по стенам побегут световые зайчики, словно по залу полетели снежинки, и Арнольди объявит медленный танец, который назывался так лишь официально, но все знали, что это танго. И тогда можно пригласить заранее присмотренную девушку и повести ее, соблюдая между собой и ею строго установленную «комсомольскую» дистанцию. А потом будешь провожать девушку до парадной, и здесь уже разрешалось дистанцию нарушить…

Когда Екатерина Степановна, дочь и Эльвира вернулись с прогулки, Антон Васильевич еще сидел в маленькой комнате.

— Ты уже дома? — удивилась Екатерина Степановна.

— Я в этом нисколько не сомневалась, — нервно повела плечами Эльвира.

— А Тяпа еще не пришел?

— Ну, девочки, я побежала, — заторопилась Эльвира.

— Куда же ты? Подожди, сейчас будем пить чай.

— Нет, там меня ждет воробей на мякине, — обернулась к Антону Васильевичу и язвительно сказала: — Ку-ку!

Кроме Антона Васильевича, никто ничего не понял.

Гражданка Волкова пришла на работу в крепдешиновом платье. Не в своем водолазном свитере, а в платье — крик моды. Да еще накрашены губы.

Это поразило всех. Каждый отреагировал по-своему. Но безразличных не оказалось.

— Нина, какая ты сегодня красивая! — восторженно воскликнули Ныркова и Перехватова. — Покажись, покажись! — Они поворачивали се, рассматривали платье, одергивали, поправляли. — Какое хорошенькое!

— Да ну вас!.. Прийти нельзя. Даже неловко!

— Нинка! А где грудя? — завопил Мазуров.

— Митька! Ну паразит! Я тебя когда-нибудь убью! — Она трясла Митю, трепала за волосы, а он делал вид, что с восхищением смотрит на нее.

— Эва!.. Какая!

Говорят, что одежда меняет привычки человека. Если Нина Кондратьевна и не поменяла их, то, во всяком случае, что-то с ней произошло. Что именно, не назовешь, но изменения произошли. Она теперь очень быстро и, кажется, с бо́льшим старанием, чем прежде, выполняла поручения Полуянова. Иногда даже предугадывая, о чем он хочет ее попросить. Во всяком случае, ему стало легче работать с ней. Возможно, он уже привык к ее манере, несколько «пообтерся» за прошедшее время. Нина Кондратьевна может порыпаться, особенно если поручаемое дело не очень-то ей по душе. Однако на это не следует обращать внимание. Подожди, и она успокоится. Но уж если взялась что-то делать, потом можешь не проверять. Если делала, то по-честному. Или сразу отказывалась: «Не буду». У нее не было половинчатости.

Мартын Иванович тоже обратил внимание на платье Нины Кондратьевны, принесшей ему на подпись требования на электроэлементы.