Анатолий Липицкий - Пересечения

— Лежать, конечно. А что тут еще придумаешь? — Гусин вдруг успокоился. Все стало на свои места, прояснилось и определилось.

— Может, я дома полечусь? Ты же с первого дня останешься один.

Гусин подумал о массе дел, которые захлестнут его завтра, но сказал очень уверенно:

— Вы же знаете, Юрий Иваныч, что домашнее лечение при пневмонии не помогает. Нужно идти в больницу.

— Я буду звонить, Василий Романович, — согласился Цветалов. — Понимаю, что оставляю тебя на растерзание, но через недельку вырвусь, верь.

Гусин знал, что раньше чем через десять дней Цветалов на работе не появится, пневмония — штука серьезная, если она хроническая, почти туберкулез. Модная болезнь северян — подлая, тлеющая, готовая вспыхнуть от незначительной простуды, от выпитой кружки холодного молока или пива, от сквозняка и переутомления, а порой и вообще без причины.

— Что случилось? — Вера вышла из кухни, вынося за собой запах жареного лука.

Гусин поглядел через окно на солнце, повисшее над вершиной сопки Любви, прозванной так жителями поселка за близость и гостеприимство сухих ее склонов, поросших стлаником и редкими лиственницами, посеревшими сейчас от непривычной жары, и сказал:

— Что у нас есть выпить, Вера? Дербалызнем по маленькой?

Она склонила голову набок по-птичьи, иронически рассматривая своего супруга и нетерпеливо постукивая носком туфли об пол. Руки, испачканные мукой, ей было девать некуда, и она подбоченилась, словно собиралась пуститься в пляс. Маленькая, взъерошенная, в коротком домашнем халате, высоко поддернутом завязкой передника, с голыми ногами, обсыпанными черной порослью волосинок, Вера была похожа на Одарку, жену беспутного запорожского казака.

— Ты заболел? Вызвать «Скорую»?

— Вызывай. Даст бог, приедет нормальная женщина, которую можно будет обнять. Которая не станет меня пилить по пустякам и по ночам не будет варить суп.

Вера не успела ответить, послышался сердитый Алешкин голос:

— Вы дадите мне спать? Не кричите.

— Кто звонил? — прошипела Вера, наклонившись к Гусину.

— Цветалов, — прошипел он ей в тон.

— Зачем?

Гусин уже обнял ее:

— В больницу его кладут, пневмонит.

— Пусти, сам пневмонит, — вырвалась Вера, — пусти, бегемот! Ну, больно же, кто так целуется!

Гусин отпустил жену и блаженно улыбнулся.

— Надолго его положили? — Вера облизнула розовым копчиком языка пухлые губы.

— На недельку, говорит.

— А Бушуевы сегодня улетели! Что, за всех будешь один?

Тут из детской прозвучало:

— Дадут сегодня спать ребенку?

Вера приткнулась к груди мужа, подняла глаза и прошептала:

— Я же тебя совсем не буду видеть…

Солнце медленно шло от сопки к сопке, цепляясь за вершины, прячась на время и снова выползая — и так всю короткую прозрачную ночь. Часов в пять, выкатившись из-за очередной вершины, светило подалось вверх, и, когда в шесть тридцать Гусин проснулся от тихого шороха своих наручных часов-будильника, за окном, зашторенным от света и закупоренным от комаров, был уже настоящий день. Но по времени это было еще раннее утро, и Василий Романович, стараясь не разбудить жену, которая уснула неизвестно когда, наготовив еды дня на три, перелез через нее на край дивана. Вера мурлыкнула что-то, наверное: «Разбуди…» — и сладко выгнулась, располагаясь на освободившемся пространстве. Гусин зашел в детскую, укрыл скрючившегося Алешку. На кухне включил чайник, стал готовить соль, кружку, заварной чайник.

Утро у Василия Романовича начиналось ритуалом туалета и гимнастики. В любую погоду, в самой бешеной обстановке, дома и в гостинице, среди знакомых и незнакомых людей, ритуал исполнялся неуклонно, и все, кто знал Гусина, относились к этому чудачеству снисходительно, как к безобидному заскоку. Гусин никого не агитировал, не доказывал полезность упражнений, не демонстрировал их специально, не давал читать материалы, типографские и машинописные, которые собирал уже много лет.

Но сам ежедневно, утром и вечером, уделял минут по двадцать своему телу, изгибаясь в немыслимых позах-асанах, скрючиваясь и выпрямляясь, шумно вдыхая-выдыхая или, напротив, задерживая дыхание. Вера, завидуя упорству мужа, сначала издевалась, подшучивала над неуклюжими попытками Гусина выполнять ту или иную асану, а затем, через год-второй, когда Василий Романович постепенно и настойчиво освоил все, что считал нужным и возможным осваивать без учителя-«гуру», когда избавился от некоторых застарелых болячек, Вера перестала иронизировать. Только вздыхала: «Конечно, у тебя времени много…»

Рабочий день на предприятии электрических сетей начинался с девяти. Гусин, быстренько перекусив, разбудил жену, перенес к ней спящего Алешку и ушел на работу в семь тридцать.

Электросетевое предприятие в поселке сокращенно называли ДЭС. «Где работаешь?» — «На ДЭС». Предприятие когда-то действительно было дизельной электростанцией, В то время в дикой, необжитой лесотундре, на берегу прозрачной речки, геологи нашли перспективное месторождение.

И буквально за несколько лет вырос на вечной мерзлоте среди приземистых сопок многотысячный поселок Знаменитово. Стали садиться почти в самом поселке, рядом с сопкой Любви, самолеты, пришел к поселку «зимник» — дорога, оживающая с наступлением морозов и соединяющая Знаменитово с арктическим портом. И сразу же возникла проблема электроэнергии.

Заполярье — край земли, протянуть к нему линии электропередачи от обжитых зон Сибири и Дальнего Востока немыслимо — это многие тысячи километров бездорожья и тайги. Ставить древние локомобили, пожирающие лес, невыгодно не только из-за небольшого запаса древесины, но и из-за малой мощности таких электростанций. Добыча золота стала энергоемким занятием: машины, двигатели, электробульдозеры, давай-давай. И встала на берегу помутневшего ручья ДЭС, наполняя дни и ночи поселка грохотом дизелей и смрадом выхлопных газов. Поползли зигзагами от ДЭС щупальца линий электропередачи, цепляясь за мерзлую землю стойками опор. Хлынула на золотые полигоны долгожданная электроэнергия.

И сразу же ее стало катастрофически недоставать. Горняки оказались с аппетитом. И поселок вдруг стал расти вширь и ввысь — палатками, землянками, двухэтажками, пятиэтажками. Пошли, как грибы, появляться потребители — аэропорт и автобаза, котельные и детские сады, геологоэкспедиция и пожарная часть, ЖЭКи и управления. Станцию расширили раз, второй, и стали молотить клапанами более тридцати дизель-генераторов, в тесноте, под хилым кровом временных машзалов. Чудовищные морозы студили зимой машины и людей, которые обслуживали станцию. Но был однажды пик, на котором удержались чудом и люди и машины. Горючее сожгли в зиму, когда морозы доходили до семидесяти градусов. Лето пришло хорошее, с водой, с богатым содержанием металла в песках, а у энергетиков — пустые емкости горючего. Была солярка, да только там, за хребтами невысоких, но гор, за разливами нешироких, но рек, за хлябями неглубоких, но нескончаемых болотистых просторов тундры, — там, на мысе Желания, на Гребешках, на Ветреном, там, у Ледовитого океана, где выгружались караваны морских судов из Мурманска, из Находки. Близко, каких-нибудь три сотни километров, а не возьмешь. А золото стране нужно — валюта. И пошли в Знаменитово самолет за самолетом, Ил-14 за Ли-2, один садится, другой взлетает, и в каждом самолетном брюхе не еда, не тряпки, не фрукты-овощи, а бочки, металлические бочки с соляркой, с горючкой.